Публика зашевелилась. Женщина, пораженная этим заявлением, посмотрела прямо на меня. Я же, раздраженный ложным утверждением, вдруг вспомнил, кто она! Когда я видел ее в последний раз, она была еще девочкой. Ее зовут Квинда, она приходила со своим дедом в гости к Гейбу.

Уайлер ораторствовал дальше:

– На самом деле это был Джеффри Колм, актер. В свое время Колм играл роль стража в пьесе «Омикар», посланника в «Цезаре и Клеопатре» и гонца в «Троице». Подобная карьера не могла считаться удачной и, конечно, не приносила прибыли. Колм перепробовал множество занятий, в основном выполнял работу для лиц без специальности, финансируемую государством. Поэтому нетрудно предположить, что он искал более серьезное дело, какую-нибудь роль, которая принесла бы ему значительную выгоду.

Он нашел роль Людика Талино.

Вспомните, после Ригеля повсюду царило смятение. Сим погиб, деллакондцы разбиты, война проиграна. Никто точно не знал, что произошло и что произойдет дальше. Планеты Конфедерации и нейтральные миры, которые находились под их защитой, барахтались, стремясь выжить в дипломатическом и военном смысле, и никто не обращал особого внимания на подробности сражения, происшедшего у Ригеля.

Царил хаос. Думали, что Тариен погиб вместе с братом, и некоторые деллакондцы пытались заключить мир с ашиурами. Трудно найти более подходящий момент для появления нового героя!

Уайлер выступал без бумажки, говорил со спокойной уверенностью, размахивая правой рукой перед слушателями, чтобы подчеркнуть каждый свой довод.

– Тогда никто еще не знал, что Сима предали.

Свет померк, вверху за спиной оратора появилось два голографических изображения: смуглые красивые лица, которые природа одарила благородными чертами, одно – бородатое, другое – чисто выбритое. Несмотря на пятнадцатилетнюю разницу в возрасте, они были поразительно похожими.

– Талино – справа. Другой человек – Колм. Это рекламный снимок его роли в пьесе «Глубины».

Изображения исчезли, вместо них возникло третье: человек тоже носил бороду, но в черных волосах появились седые пряди, а в глазах – тревога.

– А это, – объяснил Уайлер, – голография Талино, сделанная после Ригеля. Кто же на них кто? – Он забарабанил пальцами по кафедре и я на мгновение забыл о Квинде.

– Вероятно, Колм понимал насущную необходимость того времени, и возможность сыграть подлинного героя в реальной жизни, должно быть, понравилась ему. Он объявляет себя Талино, единственным уцелевшим, который каким-то образом спасся с «Корсариуса».

Уайлер хихикнул.

– Наверное, он ужасно удивился, когда всплыла история с предательством. Члены экипажа Сима удрали. И не самое ли естественное для публики предположить, что человек, заявивший о своем чудесном спасении, является лжецом? Особенно, если его изложение событий так отличается от официальной версии. Поэтому Колм, надеявшийся пожать плоды героизма другого человека, оказался в роли негодяя. – Так почему же он не отказался от этой роли? Почему не вернулся к прежней жизни? Мы никогда этого не узнаем. Талино мог легко исчезнуть, и никто бы ничего не заподозрил. Но он остался, продолжая играть свою роль, произносил речи на обедах. Возможно, ему было выгоднее играть роль опозоренного героя, чем влачить жизнь актера-неудачника. Но мне хотелось бы выдвинуть гораздо более необычное предположение: Колм играл Талино так хорошо, настолько отождествлял себя с ним, что и в самом деле стал Талино. Он чувствовал себя обязанным защищать присвоенное имя.

Уайлер кратко суммировал немногочисленные доказательства: противоречия в утверждениях, приписываемых Талино – Колму, исчезновение актера примерно в то же время, когда произошло сражение у Ригеля, два заявления лиц, знавших Колма, которые утверждали, что он, действительно, замаскировался под Талино. И так далее.

– Каждый факт в отдельности, – заметил оратор, – стоит немного. Но вместе они приводят к однозначному выводу.

Он огляделся, ожидая вопросов.

– Что случилось с настоящим Талино? – спросила молодая женщина в переднем ряду.

Квинда небрежно повернулась и посмотрела в мою сторону. Казалось, она глубоко задумалась.

– Держу пари, – сказал Уайлер, – что из всех членов экипажа только он остался верным Симу. По моему мнению, он погиб вместе со своим капитаном.

– Не верю ни единому слову, – произнес я в сторону группы стоявших передо мной людей. Один из них, высокий седой человек с отточенной дикцией и осанкой декана философского факультета, обернулся и неодобрительно уставился на меня.

– Уайлер – солидный исследователь, – торжественно заявил он. – Если вы можете доказать его ошибку, мы будем рады вас выслушать.

Засмеявшись, он ткнул локтем одного из своих собеседников и одним глотком эффектно прикончил свой бокал.

– Жаль, – сказала женщина позади нас. – Человек остается и отдает свою жизнь, когда остальные удирают, а что он получил в итоге?

Ее глаза затуманились, и она покачала головой.

Квинда, стоя ко мне спиной, разговаривала с каким-то юношей. Это она, теперь я уже не сомневался. Ее дед Артос Лландмен был коллегой Гейба, но мне не удалось вспомнить фамилию девушки. Я двинулся в ее направлении, с трудом прокладывая себе дорогу. Обрывки разговоров показывали, что не на всех рассказ Уайлера произвел такое же впечатление, как на меня:

«...Избавили его от собственного имущества, чертовски стыдно, ну, я тебе скажу, мы этого не потерпим...», «...чертовски хочется, чтобы они составили свой акт до того, как цена на недвижимость упадет в тартарары...»

– Квинда, – позвал я, подходя, – это ты?

Она резко обернулась с выражением смутной настороженности, которое появляется у людей, когда они встречают знакомое лицо, но не могут вспомнить имя.

– Да, – неуверенно ответила она. – Я так и думала, что знаю вас.

– Алекс Бенедикт.

Она вежливо улыбнулась, но, похоже, не узнала.

– Мы с тобой когда-то ходили смотреть на Мелони. Помнишь? Мой дядя жил в Нортгейте, и вы с дедом иногда приходила к нам в гости.

Квинда слегка нахмурилась, а потом глаза ее вспыхнули.

– Алекс! – выдохнула она. – Это и вправду ты?

– Ты здорово выросла с тех пор, когда я видел тебя в последний раз. Тогда ты была маленьким эльфом.

– Она и сейчас такая же, – вмешался ее спутник. Через несколько секунд он извинился и отошел, а мы перебрались в одну из комнат и ударились в воспоминания о прежних днях.

– Арин, – ответила она на мой вопрос о ее фамилии. – Такая же, как и раньше.

У нее были спокойные зеленые глаза, коротко остриженные волосы, обрамляющие выразительное лицо, и милая уютная улыбка, появляющаяся легко и естественно.

– Мне всегда нравились эти визиты, – сказала она. – В основном, из-за тебя.

– Приятно слышать.

– Я бы тебя не узнала.

– У меня была нелегкая жизнь.

– Нет, нет, я не то имела в виду. У тебя не было бороды. – Квинда сжала мою руку. – Я в тебя тогда влюбилась, – призналась она, слегка подчеркнув глагол, – а потом мы однажды пришли, а тебя уже не было.

– Я уехал сколачивать состояние.

– И удалось?

– Да. В каком-то смысле.

Это было правдой: мне нравилась моя работа, и я прилично зарабатывал.

Квинда ожидала продолжения. Но я промолчал.

– Что ты о нем думаешь? – спросила она, указывая на Уайлера, который все еще разглагольствовал перед группой почитателей.

– Об ораторе?

– О его теории.

– Не знаю, – ответил я. То, что аудитория приняла его всерьез, выбило меня из колеи. – Разве через столько лет можно знать, что произошло?

– Не думаю, – с сомнением произнесла она. – Вряд ли кто-нибудь купится на его историю.

– Одного я уже нашел.

Квинда склонила голову и озорно улыбнулась.

– Наверное, ты не вполне понимаешь истинную природу Общества Талино, Алекс. И я не уверена, что должна разочаровать тебя, хотя меня бы очень удивило, узнай я, что доктор Уайлер сам верит хоть в один из своих доводов.