Мы летели над кварталами ремесленников, где в домах с глухими внешними стенами и внутренними двориками, напоминающими перистили древнего Рима, спал рабочий люд. Все длинные переулки между этими домами лежали под звездами безмолвные и пустынные. Там, внизу, остывали, покрываясь серой золой, горны, безмолвствовали молоты, стихли раздуваемые рабами меха. Бронза, медь и железо для орудий труда и оружия войны, серебро, золото и натий для дешевых побрякушек и произведений искусства — все тихо лежало на стеллажах, дожидаясь утра и возобновления работ. Царица покровительствовала ремеслам, и они процветали, вопреки разрушительным приливам варварства.
Дальше лежали кварталы кожемяк, гончаров и стекольщиков. Большие города не могут существовать, будучи лишь комплексом дворцов, вилл, улиц и храмов. Им необходимы те, кто обеспечивает их. С первыми лучами Генодраса ворота откроются, и в город устремятся телеги селян, влекомые осликами или калсаниями. Селяне, вечно страшащиеся набегов варваров, будут въезжать или входить пешком, едва волоча ноги, а на концах длинных гибких туффовых шестов, лежащих у них на плечах, будут болтаться тяжелые вьюки. Толкаясь и споря, они будут делить места на крытых рынках, где можно повыгоднее продать свой товар. Но сейчас город спал — не спали только стражи на башнях и стенах. Утром он пробудится для нового дня и новой жизни и возблагодарит своих все ещё уцелевших языческих богинь.
Я гадал, а доживем ли мы до рассвета, чтобы приветствовать это утро?
Впрочем, я опасался больше за Сега, нежели за себя.
Хуан предоставил нам корхов, отпустив изрядную толику самых язвительных сарказмов в адрес Ната-корховода. Это были послушные и крепкие звери. Их могучие крылья ритмично рассекали воздух, и мы покачивались в ночном воздухе вверх-вниз. Это мерное покачивание не столько убаюкивало, сколько успокаивало. Вышколили их на славу — как и следует дрессировать любую тварь, на которой предстоит летать человеку. И мы не сомневались — они выполнят любую команду, какую им подадут.
Хотя эти твари, как я уже говорил, могут нести двоих, мы все же взяли запасного корха. Длинный повод, на котором он был привязан, я прикрепил к своему седлу. Тепло одетые в шелка и меха, мы лежали, полураспростершись, у самого основания головы и вытянув ноги вперед — только в такой позе всадник не рискует получить удар крылом от собственной птицы. Любая летучая тварь, которую человек хочет использовать в качестве верхового животного, обязательно должна обладать длинной и сильной шеей. Лететь верхом на птице с телом как, скажем, у сокола или ястреба, было бы трудно, если не невозможно.
Несмотря на баюкающее покачивание, ощущение полета и свист ветра вокруг взбодрило меня. Оно совершенно отличалось от того, какое испытываешь, плывя по воздуху на хавилфарском аэроботе. И я невольно подумал, а не стоило ли нам пересекать Стратемск на каком-нибудь воздушном чудище вроде корха или импитера — зверя куда более крупного, свирепого и могучего.
Путь нам указывала слабо поблескивающая внизу дорога, прямая, как стрела. Указания мы получили самые подробные — как вы сказали бы, прошли предполетный инструктаж — и могли не опасаться, что не сможем найти Пликлу, город рап, ставший теперь городом Умгара Стро.
Пликла располагалась среди массы невысоких гор и долин — хорошая местность для полетов, потому что она изобилует восходящими потоками, хотя внезапно возникающие воздушные завихрения создают немалую опасность. Основали этот город рапы, пришедшие в этот край давным-давно. Попадали они сюда в качестве рабов или наемников лахвийцев, равно как и их противников. А теперь эти птицеголовые объединились и создали собственное государство.
Умгар Стро со своими улларами положил конец его существованию.
И вот наконец нашим взорам предстали высокие башни и массивные стены Пликлы, которые, казалось, вырастали из скалистых утесов и тянулись к самому небу. Подозрительные, вонючие и неприятные создания эти рапы, так думал я в те дни, когда был ещё молод, мало прожил на Крегене и судил о них только на основании собственного малоприятного опыта общения с ними, Ярость и ловкость этих птицеголовых созданий делали их ценными стражниками и наемниками — не менее ценными чем рабами. И глядя на их город, я гадал, какими же они предстали бы в качестве простых граждан собственного государства.
Из естественной осторожности ни одно государство не прибегало к услугам наемников лишь одной расы. Когда правительство одновременно нанимало на службу чуликов, рап, ошей, фрислов — из тех кого я уже встретил на Крегене, — и всех прочих странных на вид полулюдей и зверолюдей, то могло не тревожиться и спать спокойно. Потому как знало: любое отдельное подразделение наемников вряд ли позволит подбить себя на мятеж вместе с любым другим подразделением иного расового состава. Взаимная подозрительность не даст наемным солдатам объединиться. А у одного-единственного подразделения никак не хватит сил для свержения нанявшего его правительства, когда все остальные ринутся в бой при первом же намеке на бунт. И потому, на Крегене, в общем, вполне можно рассчитывать на то, что наемники отработают свое жалование.
Но… всегда бывают исключения. И я, Дрей Прескот с Земли, получал извращенное удовольствие, находя эти исключения и оборачивая их к всеобщему благу.
Теперь в Пликле, городе рап, правил Умгар Стро и его индиговолосые уллары из Уллардрина.
Нагхан-шпион дал нам точные сведения.
Мы, конечно же, не могли разговаривать. Нас разделяло изрядное расстояние — размах крыльев у корхов весьма немал, — а вокруг свистел ветер. Но когда я сделал жест копьем, Сег кивнул, и мы сделали этими примитивными поводьями то, чему нас обучили на корходроме, направив наших птиц вниз.
По мере того как мы подплывали к башне, она, казалось, становилась все выше и шире.
На севере мы различали каменные ограды, обсаженные ертирами, дабы отваживать от города животных… Сег много рассказывал мне о качестве деревьях Хикландуна. Куда бы нас не занесло в наших странствиях, я неизменно отмечал, как опытный оценивающий взгляд Сега мигом разбирается с особенностями местных зарослей. Хикландунские ертиры, по словам Сега, были превосходными деревьями. А предоставленные нам сделанные из них луки вызвали на губах Сега восторженную улыбку.
Этот первый быстрый облет играл роль рекогносцировки. Наши корхи, которых никто и никогда не спутал бы с импитерами или юэлши, имели не больше возможностей совершить посадку на башню или зубчатые стены с куртинами по обеим сторонам, чем улларские импитеры — приземлиться на крыше в Хикландуне. Здесь действовали те же самые правила элементарной тактики. Мой корх — великолепное создание с ярко обведенными глазами и тянущимися от них пигментными полосами, как у земных бакланов — непринужденно и мощно описал круг мимо башни, издавая характерный шорох гигантскими крыльями, и снова ушел под покров темноты. В это время по ночному небу стремительно двигалась пара малых лун, но близнецы пока не взошли, и полутьма надежно укрывала нас.
На мой взгляд одновременное существование более чем одного вида похожих созданий отнюдь не противоречит закону эволюции. Эволюция протекает медленно. Наличие многих сотен видов гарантирует выживание по крайней мере некоторых. И потому если бы на Крегене за все долгие годы эволюционного процесса сложился только один вид летучих животных или птиц, то такое можно было бы и впрямь считать необыкновенным явлением. А памятуя, как разнообразен мир птиц на Земле и учитывая крупные размеры крегенских летунов — частично вызванные, как мне представляется, чуть меньшей силой тяжести, — было бы немыслимым, чтобы на Крегене существовал только один вид летучих тварей.
Скоро близнецы должны выкатиться из-за горизонта и залить своим розоватым светом острые зубцы гор и мрачные башни Пликлы. Сег хорошо знал свою задачу. Я уступил настояниям моего товарища взять его с собой только при одном условии — согласии полностью подчиняться моим указаниям. Я знал — он все равно увяжется за мной; просто мне не хотелось, чтобы мой товарищ погиб понапрасну.