Настолько велика неопределенность, что когда США уничтожили ракеты среднего радиуса действия в Европе согласно Промежуточному договору о ядерных силах, американская армия была, как сказал один специалист из Пентагона, «потрясена, обнаружив пусковую установку «Першингов»… которую не посчитали. Мы думали, что взорвали все. И тут — о господи! — еще одна!» А «Першинги» с ядерными боеголовками куда легче учесть и идентифицировать, чем куда более мелкие и многочисленные тактические заряды.

В предположительно «безопасной» сегодняшней России эти «маленькие» единицы оружия хранятся в полностью неадекватных условиях. Как говорит член парламента и бывший советский космонавт Виталий Севастьянов: «Существующие хранилища переполнены боеголовками, некоторые хранятся прямо в вагонах». В России не хватает технического персонала, помещений, а более всего — денег, необходимых для безопасного хранения этого оружия.

У правительств, преступных синдикатов и террористов всего мира руки чешутся загрести хоть несколько единиц такого оружия. Российские вооруженные силы, в том числе войска, которым полагается это оружие охранять, получают гроши, живут в развалюхах и вряд ли стоят выше коррупции. Русские офицеры уже продавали другое оружие нелегальным покупателям в подпольных сделках.

В кошмарном сценарии, созданном одним специалистом из Пентагона, коррумпированный российский полковник продает боеголовку революционеру — террористу, скажем, в Иране. Когда США или ООН требует объяснений, и русское, и иранское правительство отрицают, что им что‑либо об этом известно. И в этом случае оба правительства могут говорить правду. Но одному из них или обоим могут и не поверить. Никто не знает, какое может последовать возмездие по ошибке.

В конце концов, много есть причин не верить обоим (а вообще‑то всем) правительствам. Вполне иранцы могут и лгать, когда говорят, что их ядерная программа ведется только в мирных целях. Как утверждает разведка, Иран построил сеть подпольных ядерных научноисследовательских центров. И как до того Ирак, Иран надул инспекторов МАГАТЭ. Когда они хотели посетить центр Моаллем Калия возле Тегерана, их отвезли в другую деревню с тем же названием.

Как утверждают Народные моджахеддины, ведущая среди иранских оппозиционных групп, Иран уже преуспел в закупке четырех боеголовок у Казахстана. Когда в декабре 1992 года авторы этой книги встречались с президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым в Алма- Ате и задавали ему вопрос на эту тему, он решительно заявил, что это все слухи. Факт тот, что никто — даже, наверное, президенты и их министры — не знает всей правды.

И кому же верить? Министр внутренних дел Азербайджана, выступая в Баку на пике войны с Арменией, хвалился, что уже имеет шесть единиц атомного оружия. Может быть, он блефовал. А может быть, и нет. Но вряд ли заметил мир, как премьер — министр Южной Осетии, автономной области в Грузии, угрожал использовать ядерное оружие бывшего Советского Союза против грузинских полувоенных формирований. Никто теперь толком не знает, кто входит, а кто не входит в элитарный когда‑то «ядерный клуб».

Пока ядерное оружие оставалось привилегией больших, сильных и стабильных режимов, второволновой подход к проблемам его распространения был относительно прост. Многие годы слежение за потенциальными распространителями осуществляла сшитая на живую нитку система договоров и ведомств. Считалось, что Договор о нераспространении и МАГАТЭ предотвращают расползание ядерного оружия. Был установлен также режим контроля за распространением ракет, чтобы ракетное оружие тоже не расходилось по миру. Еще были соглашения о химическом и биологическом оружии. Но все эти инструменты были в лучшем случае хилыми.

Договор о нераспространении ядерного оружия часто восхваляли как «самый широко принятый договор о контроле над вооружениями», поскольку его подписали 140 сторон. Но число стран, «примкнувших» к договору, прямо пропорционально его беззубости. Атомные бомбы делаются из плутония или высокообогащенного урана. В мире болтаются около 3000 тонн ВОУ, и только 30 тонн кое‑как подконтрольны МАГАТЭ. Известно о существовании 1000 тонн плутония, из которых под международной охраной даже теоретически находится едва ли треть. Более того, главной целью МАГАТЭ объявлена организация поездок инспекторов на мирные атомные электростанции с целью проверки, что уран или плутоний не идут на изготовление бомб. Но основная проблема сейчас не в этом. Как показали Ирак и Северная Корея, куда серьезнее вопрос с «необъявленными» или тайными реакторами. А получать материалы сейчас можно и другими путями.

После конца войны в Заливе публика привыкла видеть на экранах большие группы инспекторов МАГАТЭ, смело летящих в Багдад. Да только МАГАТЭ — всего лишь комарик в шкуре радиоактивного носорога.

В декабре 1990 года, через три месяца после вторжения Саддама в Кувейт, МАГАТЭ послало в Багдад инспекторскую группу. Нет нужды говорить, что показали им только то, что хотели, и они дали Ираку «справку о безукоризненном здоровье». Только мелким шрифтом в отчете можно было прочитать, что группа состояла из 2 (двух) инспекторов, которым полагалось удостоверить мирное назначение проекта, оказавшегося одним из самых агрессивных в мире и многоцелевых предприятий по созданию бомбы.

И даже после войны в Заливе, когда группы инспекторов МАГАТЭ полетели в Багдад по мандату Совета Безопасности ООН, работали они весьма бледно. Главный инспектор Маурицио Циффереро в сентябре 1992 года объявил, как сообщалось, что иракская атомная программа «на нуле». А в начале 1993 года его инспектора обнаружили еще одно место расположения оборудования, которое явно противоречило этому преждевременному оптимизму, отдающему самообманом.

До войны в Заливе МАГАТЭ использовало только 42 ставки инспекторов для проверки около тысячи заявленных атомных электростанций по всему миру. А в США 7200 инспекторских ставок использовались для поиска сальмонеллы и пситтакоза в мясе и птице — 171 на каждого инспектора, направленного мировой общественностью на поиск ядерной заразы. США тратит в два с половиной раза больше денег на проверку, что курятина и говядина годятся в пищу, чем МАГАТЭ — на проверку ядерной безопасности земного шара (473 и 179 млн долларов соответственно).

Даже усиление Договора о нераспространении после войны в Заливе и его поддержка со стороны СБ ООН не мешают смеяться над ним его нарушителям и тем, кто не пожелал его подписать. Комар — он комар и есть.

Можно подумать, что со всеми мировыми спутниками, шпионами и датчиками найти ядерное оружие или заводы по его изготовлению теперь относительно просто. Но случай Ирака показал, что до этого далеко. Ядерная боеголовка, прикрытая достаточным количеством свинца и парафина и засунутая глубоко под землю, почти необнаружима. Технологии поиска не пробивают даже примитивные способы прятать.

В то же время распространение атомных станций, где атомная энергия используется в мирных целях, увеличивает в мире количество отходов, из которых может быть построена боеголовка. Каналы международной торговли растут и множатся быстро, а с ними и каналы контрабанды ядерных материалов, машин — или боеголовок. Как пишет «Москоу тайме»: «Границы России стали решетом, через которые протекает любой товар в любом агрегатном состоянии твердом, жидком или газообразном».

Когда мы, авторы, встречались в Москве с министром атомной энергии Виктором Михайловым, на нас полился сироп сладких заверений. И все же, когда 1200 граммов высокообогащенного урана исчезли из института в Подольске под Москвой, начальник управления внутренней безопасности министерства Александр Мохов сказал: «Кражи совершены людьми, непосредственно вовлеченными в технологический процесс, которые великолепно его знают. Они знали, как красть по крохам, чтобы это не было обнаружено». Менее изощренные несостоявшиеся контрабандисты с менее высокообогащенными материалами были пойманы полицией в Австрии, Беларуси и Германии, откуда сообщают о более чем сотне случаев нелегальной перевозки ядерных материалов.