— На редкость скучное у вас местечко, — поведал ей Питерс с доверительной улыбкой. — Не подскажете, как здесь можно чуточку размяться?

— Зависит от ваших желаний, — усмехнулась в ответ официантка, давая понять, что не прочь помочь, но осторожность не помешает.

— Да что вы говорите! По-моему, все зависит от предложения, — поправил ее Питерс, все еще улыбаясь.

Девушка откровенно рассмеялась. Они поняли друг друга.

Все зависело от того, насколько велика дистанция и чувствительность детектора, реагирующего на тепло человеческого тела. Он должен был действовать, по прикидкам Карни, под прямым углом и его луч покрывал район непосредственно перед воротами. Если его расчеты были верны, они могли бы приблизиться к воротам, продвигаясь вдоль стены. При этом следовало избежать зоны действия прожекторов. Если же он ошибался, его план с самого начала был обречен на провал.

Сейчас наступил момент проверки теории на практике. Карни находился не более чем в двух футах от высокого каменного столба слева от ворот, плотно прижавшись спиной к стене и сжимая в руке тихо жужжавший «скорпион». Он продвинулся вперед еще на несколько дюймов, не спуская глаз с крохотного красного индикатора на телекамере, а широкоугольный объектив тем временем продолжал медленно двигаться из стороны в сторону, просматривая и записывая все, что попадало в поле его зрения, ограниченное с одной стороны массивным столбом у ворот. Он выпирал наружу и отстоял почти на восемь дюймов от стены, что обеспечивало небольшое пространство, куда не проникал взор телекамеры.

Карни усмехнулся, когда осознал, что в конечном счете Уинстон оказался прав. Конечно же, всегда можно отыскать слабое звено или хотя бы небольшой чужой просчет, которым можно воспользоваться в своих целях. По-прежнему не отводя глаз от телекамеры, он продвинулся еще немного вперед, пока не достиг места, где почувствовал себя в полной безопасности. С противоположной стороны ворот Уинстон занял аналогичную позицию. А прожектора пока не зажглись, так что можно было надеяться на успех.

Он взглянул на «скорпиона» и проверил его установку на одиночный разряд. Убедившись, что все в порядке и прибор полностью заряжен, Карни поднял его над головой на расстоянии вытянутой руки и приготовился к выстрелу.

Главное — выбрать подходящий момент, и Карни стойко выжидал, позволив телекамере проделать два полных круга и подсчитав, сколько на это уходит времени. На полный цикл у нее уходило ровно двадцать пять секунд. Он продолжал наблюдение и дал возможность камере завершить движение в его сторону, на мгновение остановиться и начать движение к центру. Пришла пора действовать.

Карни выскочил из своего укрытия за столбом ворот, направил прибор на объектив телекамеры и произвел выстрел. При ослепительном свете вспышки он с трудом смог разглядеть плотную фигуру Уинстона, в точности повторившего его действия. Телекамеру справа от ворот постигла участь ее соседки.

Разработанный ими план был, в сущности, предельно прост, и в его основе лежала попытка каким-то образом убедить охранников, что система безопасности дает сбои. Яркие вспышки света из «скорпионов» должны были быть восприняты на мониторах внутри помещения как разряд статического электричества, поразивший одну камеру за другой. Если подобное случится раз или два, это будет расценено как временные и случайные перебои в системе, но если последует целая серия разрядов, придется заключить, что вся система вышла из строя.

Тем временем под воздействием дистанционного управления телекамера начала двигаться в сторону Карни. Для перезарядки «скорпиона» требовалось не меньше двадцати секунд, так что лишнего времени у Карни не было. Задержав дыхание и мысленно читая молитву, он вновь нажал на кнопку выстрела в тот момент, когда камера завершала полный поворот. Ему пока везло, и «скорпион» выдал вспышку секунда в секунду.

Спустя несколько мгновений последовал выстрел со стороны Уинстона. Карни с надеждой посмотрел на ближайшую камеру, но она продолжала свой неспешный бег, и светящийся индикатор указывал на то, что система действовала. Тогда он сделал еще два выстрела.

У него радостно забилось сердце, когда увидел, что телекамера неожиданно остановилась, не завершив полного цикла. Погас красный свет индикатора. Как он и рассчитывал, оператор, следивший за мониторами, решил на время отключить систему в надежде, что она автоматически восстановится.

Пора было двигаться. Никто не мог сказать, как долго телекамера будет бездействовать. Оставалось надеяться, что безопасность обеспечивалась единой системой без подстраховки.

Карни расстался с укрытием за столбом ворот и выбежал в центр дороги перед высокими железными воротами как раз в тот момент, когда там же оказался и Уинстон.

Он споро раскатал круг нейлоновой веревки, которую прихватил с заднего сиденья «рэнджровера». В конце веревки была привязана монтировка, служившая грузом. Уинстон раскачал в воздухе импровизированную «кошку», забросил ее поверх ворот и потянул на себя, чтобы монтировка крепко зацепилась за острые штыри. Еще раз дернув за веревку, чтобы убедиться, что она выдержит испытание, Уинстон вскарабкался по ней на ворота и сполз вниз с другой стороны, цепляясь за вертикальные опоры. За ним через несколько секунд последовал Карни. Теперь оба оказались на территории поместья.

— Давай в эту сторону, — прошептал Уинстон.

Длинными скачками он побежал через большую зеленую лужайку к дому, заходя сбоку. Внезапно тишину разорвал громкий лай, звук которого стал быстро приближаться. У Карни душа ушла в пятки. Он совсем не подумал, что здесь могут оказаться и сторожевые псы. Он стал напряженно всматриваться в сторону дома и доносившегося оттуда лая и вскоре мог различить смутный силуэт громадной немецкой овчарки, которая неслась к ним по траве с бешеной скоростью.

— Не ввязывайся, я займусь собакой, — прошептал Уинстон, отстранив Карни, оказавшегося за спиной сержанта. Он опустился на колени и встал лицом к приближающейся овчарке. Когда зверюга закончила разбег и взлетела в воздух в прыжке, чтобы вцепиться ему в лицо, Уинстон вскочил на ноги и выпрямился во весь рост. Он схватил пса за передние лапы и со всей силой развел их резко в стороны. Раздался жуткий треск разрываемой плоти и костей. Собака издала короткий стон, от которого кровь застыла в жилах, и упала мертвой у ног Уинстона. Из пасти выкатилась кровавая пена.

Уинстон отступил назад. Громаду его тела сотрясали гнев и отвращение.

— Будь оно все проклято! Я люблю собак, — с неподдельным чувством вырвалось у сержанта.

— Как тебе это удалось? — не мог скрыть своего удивления Карни, с ужасом разглядывая мертвую овчарку.

— В их строении заложена ошибка конструктора, — мрачно пояснил Уинстон. — Их породу выводили в расчете на форму: удлиненное тонкое туловище и широкая грудная клетка. В результате произошло неправильное развитие скелета. Реберная клетка вынесена слишком далеко вперед. Если резко и сильно сдавить предплечья, они ломаются и осколки костей входят в сердце.

Он взглянул на Карни с грустной усмешкой и добавил:

— Этот прием хорош и для доберман-пинчеров, но ротвейлеры требуют особого отношения: их нужно бить кулаком под нос до того, как они вопьются в тебя зубами.

Карни поморщился, давая понять, что такая информация ему не по нутру.

— Благодарю за ускоренный курс обучения по обращению с собаками, — сказал он. — А теперь давай-ка уберемся подальше от открытого места, пока на нас не натравили боевика из Королевского общества по защите животных.

Шутка была жестокой, но вполне точно отражала ситуацию, в которой они оказались. Заливистый лай овчарки наверняка привлек чье-то внимание, и в любой момент можно было ожидать, что этот кто-то свяжет внезапное исчезновение собаки с неожиданными перебоями в работе телекамер системы безопасности и сделает соответствующий вывод. Судя по масштабности мер охраны, принятых Харгривсом, с которыми они уже познакомились, не вызывало сомнений, что общую картину дополняли вооруженные охранники. Что касается высказанного ранее Карни предположения, будто Харгривс не станет рисковать и не допустит применения оружия на своей территории, оно казалось все менее вероятным. Убийство собаки, чего нельзя было избежать, в корне меняло ситуацию. Теперь у охранников был отличный предлог для ответных прямых действий, а если они нервничали, вполне можно было ожидать, что вначале откроют огонь, а потом уж станут задавать вопросы. Стоя посреди лужайки, они представляли собой заманчивую мишень.