В то время как это происходило в тех местах, о которых я рассказывал, один из копьеносцев, телохранителей Велизария, по имени Индульф, родом варвар, храбрый и энергичный, который случайно был им оставлен в Италии, без всякого основания перешел на сторону Тотилы и готов. Тотчас же [314] Тотила послал его с большим войском и с кораблями к побережью Далмации. Прибыв к местечку, называемому Муикуро, которое очень близко по берегу расположено от Салон, он сначала вошел в сношения со здешним населением, выдавая себя за римлянина и близкого Велизарию человека, а затем сам, обнажив меч и приказав сделать то же своим спутникам, внезапно перебил всех жителей. Разграбив все ценности, он ушел отсюда и внезапно напал на другое укрепленное место по побережью, которое римляне называют Лавреатой. Высадившись здесь, он уничтожил всех попавшихся ему навстречу. Когда об этом узнал Клавдиан, который был начальником Салон, он послал против него войско, посадив его на так называемые дромоны (быстроходные суда). Прибыв в Лавреату, римляне вступили С ними в сражение, но понесли в битве решительное поражение и бежали, кто куда мог, покинув в гавани свои дромоны. Там находилось много и других судов, груженых хлебом и продовольствием. Все это захватили Индульф и готы, перебили всех попавшихся им навстречу и, разграбив ценности, вернулись к Тотиле. Кончилась зима, а с ней окончился и четырнадцатый год (548-549) войны, которую описал Прокопий.

36. После этого Тотила повел все свое войско против Рима и, подвергнув его осаде, стал там лагерем. Велизарий оставил там три тысячи воинов, отборных по доблести; их он оставил в качестве гарнизона для Рима и дал им в начальники Диогена, одного из своих телохранителей, человека исключительно умного и опытного в военных делах. Поэтому он продержался в этой осаде долгое время. Осажденные, благодаря выдающейся доблести, оказались равносильными при сражениях всему войску врагов; Диоген очень внимательно следил за стражей, чтобы никто не мог подойти к стенам с враждебными целями, и посеяв везде внутри укреплений хлеб, боролся этим способом с недостатком продовольствия. Много раз варвары пытались брать стены приступом, но при их попытках взойти на них римляне благодаря своей доблести их отражали. [315] Однако, овладев Портом, варвары со всеми силами стали осаждать Рим. Таково было положение дел здесь. Когда император Юстиниан увидал, что Велизарий вернулся в Византию, он решил послать другого главнокомандующего с войском против готов и Тотилы. Если бы он выполнил это намерение, то, я думаю, что пока Рим был еще в его руках и воины, находившиеся там, были целы и могли соединиться с пришедшими на помощь из Византии, он мог бы победить своих врагов в этой войне. Теперь же, приказав готовиться к отправлению в Либерию одному из римских патрициев, он потом, конечно, в виду занятости другими делами отложил свое намерение.

Осада Рима продолжалась уже долгое время, и вот некоторые из исавров, которые сторожили ворота, называемые воротами Павла, тайно вошли в переговоры с Тотилой и договорились продать ему город. Они жаловались, что в течение многих лет им ничего не было, дано императором, а одновременно они видели, что исавры, которые в первый раз предали готам Рим, живут роскошно и тонут в избытке богатств. Был назначен день для выполнения этого плана. Когда наступил назначенный срок, Тотила прибег к следующей хитрости. В первую ночную стражу он спустил на реку Тибр два больших судна (Другое чтение: «маленьких»), посадив на них людей, умеющих играть на трубах. Он приказал им переплыть на веслах на противоположный берег Тибра и изо всех сил затрубить в трубы, когда они будут очень близко от укреплений. Сам он незаметно от врагов держал наготове войско готов около вышеупомянутых ворот, называвшихся воротами апостола Павла. Сообразив, что если бы некоторые из римского войска, стараясь скрыться, как это бывает в темноте, захотели бежать из города, то они направились бы в Центумцеллы, так как другого укрепления у них в этих краях не было, он решил занять ведущую туда дорогу и посадил в засаду отряд храбрых воинов с приказанием убивать всех бегущих. Те, которые были на судах, когда оказались [316] около города, затрубили как им было приказано в трубы. Пораженные большим страхом и в крайнем волнении римляне, внезапно покинув без всякого основания свои сторожевые посты, бросились туда бегом на помощь, полагая, что на это место укреплении сделано нападение. Одни только исавры, собиравшиеся совершить предательство, остались на месте своей стражи и, получив полную возможность, открыли ворота и приняли врагов в город. Тут произошло ужасное избиение всех попадавшихся им навстречу: многие, стараясь бежать, устремились к другим воротам; но все, кто шли к Центумцеллам, попали в руки находящихся в засаде и погибли, Лишь очень немногие из них с трудом могли, убежать; среди них, говорят, спасся и раненый Диоген,

Был в римском войске некто, по имени Павел, по происхождению киликиец; он прежде стоял во главе дома Велизария, а затем, командуя конным отрядом, отправился в Италию и вместе с Диогеном был поставлен во главе гарнизона в Риме. По взятии города этот Павел с четырьмястами всадников бежал в гробницу Адриана и занял мост; который вел в храм апостола Петра. На рассвете войско готов вступило с этим отрядом в бой; но они очень упорно сопротивлялись неприятелям и одержали победу, убив многих варваров, так как в этом им помогало и большое число столпившихся здесь неприятелей и узость прохода. Как только это заметил Тотила, он тотчас же прекратил битву и велел готам занять позиции против засевших в гробнице Адриана и оставаться спокойными, полагая, что он возьмет этих людей голодом. Этот день Павел и бывшие с ним четыреста человек провели без пищи, так провели они и ночь. На другой день они задумали убить себе в пищу нескольких лошадей, но до глубокого вечера они колебались приступить к такой еде, удерживаемые необычайностью для себя такой пищи, хотя голод их очень сильно мучил. Тогда, посоветовавшись между собой и призвав друг друга к благородной смелости, они пришли к выводу, что лучше для них уже сейчас окончить жизнь славной смертью. [317]

Они решили внезапно броситься на неприятелей, убить из них кто сколько сможет, и в этом смелом подвиге, найти свою кончину. Немедленно обнявшись друг с другом и поцеловавшись, они радостно стали готовиться к смертному пути, намереваясь погибнуть все до одного. Но об этом подумал и Тотила; он испугался, как бы люди, обрекшие себя смерти и не имеющие уже в дальнейшем никакой надежды на спасение, не причинили готам непоправимого ущерба. Поэтому, послав к ним двоих, он предложил им выбор: хотят ли они, оставив тут коней и сложив оружие, дав клятву, что никогда не пойдут войной на готов, возвратиться в Византию, и за это получить обещание полной личной неприкосновенности, или, сохранив при себе все свое достояние, служить в дальнейшем у него на одинаковых и равных правах с готами. Римляне с удовольствием услыхали это предложение. И в первый момент все выбрали возвращение в Византию, но потом, подумав, что стыдно им возвращаться назад пешими и невооруженными, боясь погибнуть, попав в какую-нибудь засаду при возвращении; а вместе с тем и сердясь, что римская казна за столь долгое время задолжала им жалованье, все добровольно захотели остаться вместе с войском варваров, кроме Павла и некоего исавра Минды; они явились к Тотиле и просили отправить их в Византию. Они говорили, что у них на родине остались жены и дети, без которых они не могут жить. Так как они, по мнению Тотилы, говорили правду, то он принял их просьбу и, одарив деньгами на дорогу, отпустил их, дав им конвой, И все другие из римского войска, которые в бегстве скрылись по храмам города, числом до трехсот, получив от Тотилы обещание безопасности, перешли на его сторону. В дальнейшем Тотила не пожелал ни разрушать, ни покидать Рима, но решил поселить здесь готов и римлян, принадлежащих к сенатскому званию, равно и всех других по следующей причине.