Лавров лишь вежливо улыбнулся и чуть склонил голову.

— У меня есть поручение от моего императора. Государь Димитрий Иванович хотел бы испросить ваше величество о некоторой сделке. Россия предоставит оружие на комплектование десяти мушкетёрских рот и полка рейтеров, но без коней, а вы дозволите невозбранно нанимать людей по всей вашей империи, — сказал Лавров и начал наблюдать переменчивость настроения у императора.

Фердинанд не любил, когда на него давят или выдвигают условия, поэтому сперва на главу дома австрийских Габсбургов нахлынули эмоции, но всё же не даром он правитель, сдержал эмоциональный порыв. И вот уже на лице Фердинанда заметна деловая задумчивость. Император в уме считает выгоду от полученного предложения.

— Разрешаю нанимать людей, но согласовывать с военными властями. Никаких офицеров или солдат не смейте смущать своими обещаниями хорошей жизни в России, — сказал Фердинанд и практически потерял интерес к Лаврову.

А зря. Тут бы присмотреться к Российской империи и к тому, что делают её дипломаты. Россия очень тщательно готовилась к серии войн, которые, можно сказать, уже начались. Российская империя способна продать много оружия. И уже это делает, вооружая даже Швецию, пусть и в небольшом количестве.

Козьма Лавров, в отличие от Иохима Гумберта, сделал очень и очень много, чтобы война сразу стала ожесточённой. Это только Гумберт занимался вопросом Богемии, а Лавров со своей командой способствовал созданию Евангелической лиги. Это объединение протестантов, где прописано, что в случае религиозной войны или ярого притеснения прав лютеран, все протестантские государства выступают единым фронтом и незамедлительно.

Ох, и дорого же обошлись эти тайные переговоры, подкупы чиновников, даже прямые взятки правителям, как это было с Брауншвейг-Люнебургом. Но лига, пусть и тайно, чтобы пока не дразнить католиков, уже создана.

С другой же стороны, Лавров способствовал и тому, чтобы нашлись умные люди, падкие на русское серебро, чтобы союз межу испанскими и австрийскими Габсбургами, как и с Баварией, был не менее прочным, чем Евангелистская лига.

Так что, как только Фердинанд поведёт свои полки на Богемию, богемский граф Турне сразу же объявляет запрос в Евангелистскую лигу. А те, насколько знал Лавров, уже готовят свои войска. При этом имеется ещё одна задача — сдержать рвущуюся в бой Швецию. Густав Адольф, молодой и горячий король, готов хоть с кем биться, главное, чтобы драка состоялась. А здесь под боком католическая Польша, красная тряпка для бычка Густава Адольфа. Но вот Польша пока нужна России для иных дел.

Албазин

5 марта 1618 года

Маньчжурская армия вышла к Албазину неожиданно, несмотря на то, что ожидать такого развития событий следовало. Сорок семь тысяч достаточно опытных воинов, которые только недавно заняли Ляодун и ряд иных территорий — это большая, непобедимая сила для русского острога, в котором проживало чуть менее тысячи православных переселенцев и с сотню дауров. Правда, большая часть этого войска быстро ушла в Китай, и будь всё в остроге организовано качественно и по наряду, и крепость бы выстояла, ну, и подкрепление из Благовещенска, города, основанного выше по течению Амура, в четырёх сотнях вёрст от Албазина, успело прибыть.

Всё можно было повернуть в пользу русских, будь на то железная воля и чёткое понимание, что именно делать. Оружие православных переселенцев было намного лучше, опыта не занимать. Шесть сотен защитников могли оказать ожесточённое сопротивление, используя в том числе и новые нарезные ружья с пулями быстрой перезарядки. Пушки, да, устаревшие, но и они способны картечью проредить накатывающего противника. Но острог был сдан.

Главная проблема для жителей Албазина, как и для иных русских поселений в Восточной Сибири — это продовольствие. Пусть реки и дают обильно рыбы, но на ней одной сложно поддерживать хороший быт. Между тем, два года назад, наконец, на берега Амура были доставлены плуги, как и много иного сельскохозяйственного инструмента. Теперь уже можно увидеть и возделанные поля недалеко от крепости.

Первые стычки с китайцами произошли ещё семь лет назад, но быстро сошли на нет. Вот тогда была достигнута договорённость, что русские не станут облагать ясаком дючеров и дауров, которые живут южнее Амура, и с успокоением наступила расхлябанность. Казалось, что пришла мирная жизнь, и пора возделывать поля да ходить за ясаком на север. И даже встреча с отрядом маньчжуров не вызвала беспокойства. Три сотни азиатских воинов, которые лишь проводили разведку, были рассеяны и частью разбиты.

Это событие создало впечатление, что врага немного, и он вооружён лишь белым оружием, столь слаб, что и малочисленные бабы прогонят своими криками. Те несколько маньчжуров, которые попали в плен, даже не допрашивались. В городе не нашлось знатоков языка, впрочем, не особо и искали, по-тихому придушив пленников.

Победы и успехи окрыляют. Часто, если не делать существенную работу над собой и не включать мозг, можно утонуть в эйфории и тем самым не стремиться стать лучше и осмотрительнее.

Сложность Албазина заключалась ещё и в том, что главный администратор по реке Амуру потерял интерес к своей службе, погряз в лености и праздности, дозволяя то же самое делать и иным. Как говорят в народе: рыба гниёт с головы.

Матвей Михайлович Годунов почти перестал интересоваться службой, как и спрашивать с остальных. Главными утехами опального русского вельможи стало то, что он собирал девушек-тунгусок или дючерок, да в пьяном угаре, правда, закрывшись у себя в просторном доме, устраивал оргии. Вероятно, уже не одна девушка носила в себе дитя с кровью Годуновых.

Ещё два года назад Матвей Михайлович Годунов был деятельным, это он и основал острог Албазин, причём использовал то название, которое было рекомендовано государем. Он, посмевший помыслить об измене, выслуживался, считая, что, ну, пять, пусть семь лет, но его вернут обратно в Москву, пусть при этом и назначат воеводой в какую Тверь или Ярославль. Но не тут, в непривычном климате и диких местах. Матвей Михайлович Годунов три года назад вновь выходил по Амуру к Тихому океану и планировал ставить там даже не один, а три острога, объединённых в единую оборонительную систему. И сделал бы, напоследок, перед отбытием в Москву. Но император Димитрий Иоаннович отказал на прошение о помиловании.

На самом деле, государь решил сперва проверить все дела Годунова, а после и прощать. Он послал своего человека с инспекцией, наделяя правом решить вопрос с помилованием, если Годунов сильно преуспел на службе.

Но даже с таким предводителем, который стал пить и спать во время воскресных служб в часовне, Албазин развивался. Люди понимали, что не посеешь весной, не соберешь по осени. Тем более, и скотина какая-никакая появилась. Больше года, как раз четыре-пять месяцев идут «гостинцы» из Нижнего Новгорода и Москвы через Енисейск и Красноярск. Не все животные доживают до Албазина, может, кто и крадёт по дороге, но всё же пять бычков да восемь тёлок в поселении было.

Подход маньчжуров проспали. Уже давно никто не ходил в дальние разведывательные рейды, считая, что договорённости с китайцами обеспечивают безопасность, а местные племена не проявляли агрессии. Большая часть жителей Албазина отправилась на сбор урожая и подготовку к зиме. Потому огромное войско под командованием самого Нурхаци, объединителя всех маньчжуров, даже не стало останавливаться у Албазина. Больше пятисот казаков и иных служивых людей, как и их жён, убили в полях и не дали спрятаться в большом остроге.

Нурхаци увёл большую часть своего войска в сторону Пекина, всё-таки главная цель маньчжуров нынче — Китай, но и тех трёх тысяч со всего пятью пушками, далеко не лучшего качества, хватило, чтобы Матвей Михайлович Годунов посчитал сопротивление бесполезным.

Страдающий похмельем, Годунов стал торговаться с командующим маньчжурским корпусом Такши Киянгом, чтобы тот позволил вывести остатки людей. При этом казацкого десятника Ивана Шилку, который настаивал на обороне Албазина, Матвей Михайлович Годунов казнил за неповиновение. Другие казацкие десятники, как и оставшиеся в живых два сотника, не стали возражать, тем более, что рота стрелков, которая напрямую подчинялась Годунову, не стала нарушать субординацию и откровенно бунтовать, а подчинилась приказу.