Он стоял совсем рядом, держа ее за руки. На какое-то время Минальда застыла, глядя на него – младшая сестренка под защитой сильного брата.
Затем она вывернула запястья, не слишком сильным, но резким движением, как ее учила Джил, высвободилась и сделала шаг назад, к своим воинственным союзникам.
– Тем не менее, милорд, они ваши подданные. И они доверяют вам собственную жизнь. По крайней мере, они достойны того, чтобы вы спросили их мнение, прежде чем советоваться с чужеземцами.
Голос Алвира посуровел, в нем зазвучали металлические нотки.
– Несомненно, все эти люди достойны уважения. И все же, они всего лишь вассалы одного владыки, которые сражались с вассалами другого. И их несомненная отвага и самопожертвование, возможно, были чрезмерны...
Рысьи глаза Тиркенсона сузились.
– Нетрудно забыть о чувстве меры, когда, вернувшись домой, обнаруживаешь, что алкетчцы угнали в рабство твою сестру, а братьев забили до смерти...
– Если мы сейчас начнем обсуждать все личные недоразумения, которые случались между нами и южанами, милорд Тиркенсон, то будем сидеть в этой злосчастной крепости до тех пор, пока не перемрем с голоду или нас не пожрут Дарки, – надменно парировал канцлер. – И если нас будут прерывать эти... друзья... которых ты, сестра моя, привела на Совет, то лучше нам сразу прекратить этот разговор. Коли вы предпочитаете общество этих головорезов, чья слепая предвзятость мешает союзу держав, которым они служат...
– Я не выйду замуж за наследника Алкетча!
– Вчера вечером ты говорила по-другому, – мягко напомнил он ей.
– Вчера вечером я была пленницей!
Рот Алвира, казалось, превратился в сплошную темную линию.
– Минальда, в королевстве многое изменилось, с тех пор как ты сидела на террасе и обмахивалась веером из павлиньих перьев. Нам нужен союз с Алкетчем. Только они одни могут помочь нам отвоевать королевство у Дарков, а также восстановить его; только их не коснулся бич этой чумы, которая принесла на земли Дарвета смерть и разрушение. Мы много выстрадали и без их поддержки будем продолжать страдать дальше. Былая воинственная гордость, которая раньше не позволяла нам объединиться, теперь стала для нас непозволительной роскошью.
Минальда изменилась в лице от обвинений брата, но ответила ему спокойным тоном:
– Я не оставлю сына и не позволю, чтобы наследника Дарвета вывезли к чужеземцам.
– Даже туда, где он будет в безопасности?
Минальда побледнела. Алвир, должно быть, заметил отсутствие Тира и понял: она не допустит, чтобы они оба оказались в его власти. А это уже удар ниже пояса, подумал Руди. Минальда не остановится ни перед чем, защищая своего ребенка.
– Я предпочту, чтобы он разделил опасности своего народа, чем вырос для него чужаком.
– Не болтай чепухи, – грубо огрызнулся Алвир. – Ты убьешь ребенка в угоду своей глупой гордости?
В глазах Минальды блеснули слезы. Она попыталась ответить, но Ингольд мягко положил ей на плечо руку.
– Уроженцу северных краев, такому, как законный наследник королевства Дарвет и последний отпрыска рода Дейра, возможно не слишком подойдет теплый климат двора императора Алкетча, – медленно произнес маг, подчеркивая определенные слова. – Лихорадка или непривычная пища могут погубить младенца так же верно, как и Дарки, от которых эта крепость и верные слуги до сих пор его защищают.
Руди потребовалось некоторое время, чтобы понять двусмысленность этих, казалось бы, невинных слов, но Минальда сразу ахнула и побледнела. Алвир гневно сдвинул брови.
– Как ты смеешь?.. – изумленно выдавил он.
Ваир вскочил на ноги, с грохотом оттолкнув стул, на котором сидел.
– Ты намекаешь, что с ребенком, находящимся под императорской опекой, может что-нибудь случиться? Ах ты, дьявол!
Стюарт тут же поймал Ваира за рукав и заставил его опять сесть. В глазах посла вспыхнули насмешливые огоньки.
– Какая опасность может угрожать пасынку императора? – Он взглянул через стол на Минальду. Изящные руки своими движениями вторили музыке голоса. – Со временем, сударыня, вы можете стать самой почитаемой владычицей Западного мира. Вы станете матерью правителей как Дарвета, так и Алкетча... подлинной Золотой Матерью союза, который объединит весь мир – от льдов севера до неприступных южных гор. Ваша любовь, ваше материнство свяжут то, что никогда прежде не обладало единством.
Он нарисовал ей картину блестящего будущего, как подсовывают ребенку карамельку. Но ребенок за нее не ухватился. Ясным, звенящим, как стекло, голосом она сказала:
– Меня уже попрекали гордыней, милорд. Я не могу представить себя матерью, у которой старший сын сидит на одном троне, а младший на другом.
«Особенно, если император, дедушка младшего, возьмется варить для старшего кашу... – с горечью подумал Руди. – Но если оставить ребенка здесь, на попечение Алвира, его ждет та же судьба».
В нем медленно поднималась волна гнева не только за Минальду или за себя самого, не за их будущее, где не было ничего, кроме тоски, пустоты и отчаяния. Ребенка, к которому он уже успел привязаться, пытались лишить трона, матери, да и самой жизни.
А он не способен их защитить! И если инквизиция придет в Убежище, то Ингольд тоже окажется бессилен защитить карапуза. Руди увидел, что Алвир смотрит на него. Взгляд канцлера, казалось, вонзался в его тело, как ледяной кинжал.
– Если же ты, сестра моя, до сих пор так скорбишь, – продолжал канцлер, – и не можешь смириться с мыслью о том, чтобы кто-то другой на ложе занял место твоего покойного супруга...
Выражение лица Минальды не изменилось, она лишь вздернула подбородок.
– ...особенно, когда столько поставлено на кон?
Наступила гробовая тишина.
Все ждали, что Алвир заговорит, или Минальда взорвется, или Руди не сможет себя сдержать и выдаст их обоих. Но когда Алвир набрал в легкие воздуха, чтобы продолжить, вперед вышел Ингольд, с видом безучастного наблюдателя:
– Как известно, в данном случае, по законам Церкви, женщина имеет право выбора. На всех Церковных Советах говорилось о том, что браки, заключенные по принуждению или насильно, считаются недействительными. Насколько мне помнится, много лет назад миледи Джованнин сама боролась, причем вполне успешно, против стремления своей семьи выдать ее замуж. Разве я не прав, миледи?
Джованнин повернула голову, в узких темных щелочках ее глаз сверкнул огонь.
– Именно так, милорд волшебник.
– И тот же Совет постановил, – продолжал Ингольд спокойным назидательным тоном, – что любовные отношения между лицами, достигшими совершеннолетия и отвечающими за свои поступки, считаются допустимыми, будь то между лицами одного и того же пола или противоположного, прирожденными волшебниками или нет, приверженными вере или отлученными от Церкви, и считаются таковыми до тех пор, пока не нарушаются иные договоренности или права одного из участников. Конечно, были исключения, и тем не менее, разве не так гласит закон?
– Да, так, – голос Джованнин прозвучал напряженно и сухо.
У Руди хватило здравого смысла сдержать свой взрыв ярости по поводу той лжи, которую преподнес ему Алвир. Затем его охватила злость. У него не было сомнений, что Алвир так или иначе помешает им: канцлер обладал слишком большой властью над своей сестрой и мог причинить ей достаточно зла, если Руди останется. Но теперь он понимал, что произойдет после его ухода.
Алвир побледнел.
– Таков закон, миледи Джованнин, – процедил он, – однако мнение и добрая воля народа – это тоже закон. И королева, не думающая о благополучии Убежища... – Руди потрясенно вздохнул, – может вызвать нежеланные толки и возмущение. А это нам очень дорого обойдется.
Он навис над ними, как черная туча; ярость горела в нем, обдавая всех своим жаром. Рядом с ним Минальда казалась совсем юной и беззащитной, а маг, напротив, старым и уставшим. И все же яркие и жесткие глаза Ингольда без страха встретили взгляд Алвира.
– Да, очень дорого, – подтвердил волшебник. – Ибо никто не знает, как выпадут кости, милорд. – Как опытный фехтовальщик, он обратил свой обманчиво мягкий взор к Стюарту. – Готов ли ваш император настаивать на этом условии, даже ценой самого союза?