— Ну как? — спросил Барбикен после некоторого молчания.

— Готово! — ответил Николь. — Для того чтобы снаряд мог долететь до нейтральной точки, где притяжения Земли и Луны уравновешиваются, скорость его при выходе из атмосферы должна быть равной…

— Чему? — с нетерпением спросил Барбикен.

— Одиннадцати тысячам пятидесяти одному метру в первую секунду.

— Как? — воскликнул Барбикен. — Сколько?

— Одиннадцать тысяч пятьдесят один метр, — повторил капитан.

— Проклятье! — воскликнул в отчаянии Барбикен.

— Что с тобой, дорогой? — спросил Мишель Ардан, не понимая волнения председателя.

— Что со мной? Если в данный момент скорость от трения уже уменьшилась на одну треть, то первоначальная скорость должна была равняться…

— Шестнадцати тысячам пятистам семидесяти шести метрам! — ответил Николь.

— А по расчетам Кембриджской обсерватории выходило, что достаточно скорости в одиннадцать тысяч метров. И именно с этой скоростью мы и вылетели из колумбиады!

— Ну так что ж? — недоумевал Николь.

— Да то, что эта скорость, значит, была недостаточной.

— Ну?

— И мы не долетим до нейтральной точки!

— Черт возьми!

— Мы не пролетим и половины пути!

— Проклятое ядро! — завопил Мишель Ардан, вскакивая с такой поспешностью, словно снаряд через несколько минут должен был грохнуться о Землю.

— Значит, мы упадем обратно на Землю!

Результат вычислений как громом поразил наших путешественников. Кому бы могла прийти в голову мысль о подобной ошибке? Барбикен все еще не верил в такую возможность. Николь, однако, снова проверил все свои расчеты и убедился в их правильности. Точность же формулы, взятой в основу вычислений, не подлежала, никакому сомнению. После вторичной проверки оказалось, что для достижения желаемой точки снаряду действительно нужно было сообщить начальную скорость в 16 576 метров в первую секунду, в противном случае снаряд не мог долететь до намеченной цели.

Трое друзей молча переглянулись. О завтраке никто уже не думал. Барбикен, стиснув зубы и конвульсивно сжав кулаки, нахмурившись смотрел в окно. Николь, скрестив на груди руки, уставился на свои цифры.

— Вот тебе и ученые! Только положись на них! — бормотал Мишель Ардан. — Я не пожалел бы двадцати золотых, если бы наш снаряд обрушился всем грузом на Кембриджскую обсерваторию и раздавил ее вместе с ее шарлатанами.

И вдруг Николя словно осенило.

— Стойте! — сказал он. — Сейчас семь часов утра. Стало быть, мы вылетели тридцать два часа тому назад. Значит, мы проделали больше половины всего пути и, как видите, не падаем!

Барбикен ничего не ответил. Быстро взглянув на Николя, схватил инструмент, которым пользовался на Земле в качестве угломера. Подойдя к нижнему окну, он произвел измерения с точностью, допускаемой кажущейся неподвижностью снаряда. Затем, вытирая со лба капли пота, он снова принялся за вычисления. Николь с тревогой глядел на него; он сообразил, что председатель хочет по величине земного диаметра определить расстояние снаряда от Земли.

— Нет! — воскликнул, наконец, Барбикен после нескольких минут молчания. — Нет, мы не падаем! Мы находимся сейчас за пятьдесят тысяч лье от Земли! Мы уже миновали ту точку, в которой снаряд мог бы остановиться, если бы его начальная скорость была равной только одиннадцати тысячам метров!

— Это очевидно, — подтвердил Николь, — и, значит, начальная скорость от взрыва четырехсот тысяч фунтов пороха была значительно больше одиннадцати тысяч метров! Теперь понятно, почему мы встретили второй спутник Земли уже по истечении тринадцати минут: он обращается на расстоянии восьми тысяч ста сорока километров от Земли.

— Это объяснение тем более правдоподобно, — добавил Барбикен, — что, выбросив воду, находившуюся между разбивными перегородками, наш снаряд внезапно освободился от довольно значительного балласта.

— Верно, — подтвердил Николь.

— Ах, дорогой Николь, — воскликнул Барбикен, — мы спасены!

— А поэтому, — спокойно произнес Ардан, — раз мы спасены, давайте завтракать!

В самом деле, Николь не ошибся: начальная скорость снаряда была, к счастью, значительно больше той, которую вычислили кембриджские астрономы, но это не умаляло ошибки Кембриджской обсерватории.

Успокоившись после ложной тревоги, наши путешественники уселись за стол и весело принялись за завтрак. Много было съедено за этим завтраком, но еще больше сказано. После случая с алгеброй их уверенность еще возросла.

— Почему бы нам, собственно говоря, и не достигнуть цели? — твердил Мишель Ардан. — Ведь мы продолжаем лететь. Преград перед нами нет: дорога ровная, без единого камешка. Путь свободен. Куда свободнее, чем путь корабля, которому приходится рассекать волны океана; свободнее пути аэростата, борющегося с ветром. А раз корабли пристают куда им полагается и аэростаты поднимаются куда им вздумается, почему бы и нам не добраться до намеченной цели?

— Мы и доберемся! — сказал Барбикен.

— Хотя бы для поддержания престижа американской нации! — прибавил Ардан. — Единственной нации, которая оказалась в силах поднять такое дело, единственной нации, способной породить нашего председателя Барбикена! А ведь знаете, теперь, когда нам больше не о чем беспокоиться, я боюсь, что нам придется скучновато. Не правда ли?

Барбикен и Николь запротестовали.

— Я это предвидел, дорогие друзья, — продолжал Мишель. — Скажите только слово, и к вашим услугам будут и шашки, и шахматы, и карты, и домино! Недостает только бильярда!

— Как? — удивился Барбикен. — Неужели ты захватил с собою все эти пустяки?

— А то как же! — ответил Мишель. — И не только для собственного развлечения, но и для снабжения ими лунных ресторанчиков.

— Друг мой, — сказал Барбикен, — если на Луне есть жители, то они, конечно, появились на свет на сотни тысяч лет раньше нас, потому что сама Луна, несомненно, старше нашей планеты. А если эти жители существуют уже сотни тысяч лет и их мозг устроен так же, как и наш, то они уж наверное не только давно изобрели все, что придумано нами, но даже и такие вещи, которые появятся у нас только через несколько столетий. Едва ли нам придется их учить чему-нибудь: скорее они многому нас научат.

— Как? — возразил Мишель. — Ты допускаешь, что у них были такие художники, как Фидий, Микеланджело и Рафаэль?

— Конечно.

— И такие поэты, как Гомер, Виргилий, Мильтон, Ламартин и Гюго?

— Я в этом уверен.

— Такие философы, как Платон, Аристотель, Декарт и Кант?

— Без сомнения.

— Такие ученые, как Архимед, Евклид, Паскаль, Ньютон?

— Могу в этом поручиться.

— И такие комики, как наш Арналь, такие фотографы, как… Надар?

— Разумеется.

— Однако, дружище Барбикен, если они так же умны, как и мы, а может, и того умнее, то почему же им до сих пор не пришло в голову попытаться завести сношения с Землей? Почему они не запустили лунный снаряд на Землю?

— А кто тебе сказал, что они этого не сделали?

— В самом деле, — заметил Николь, — им это было легче сделать, чем нам, и по двум причинам: во-первых, сила притяжения Луны в шесть раз слабее силы притяжения земного шара, а это значительно облегчило бы взлет снаряда; во-вторых, им пришлось бы выбросить снаряд всего на восемь тысяч лье, а не на восемьдесят тысяч, что потребовало бы вдесятеро меньшей метательной силы.

— А тогда, я повторяю, — сказал Мишель, — отчего же они этого не сделали?

— И я повторяю, — ответил Барбикен, — кто тебе сказал, что они этого не делали?

— Когда же?

— Да, может быть, за тысячи лет до нашего появления на Земле.

— А снаряд? Где же их снаряд? Покажи!