Впрочем, в те моменты, когда я уже вполне созревала для акта столь невероятной глупости, в сознании некстати просыпалось чувство вины, а еще слабые отголоски упрямой гордости, которая безапелляционно заявляла мне, что, раз я не могу справиться с такой ерундой в первый же день моего путешествия, то лучше прямо сейчас развернуться и отправиться домой. Допустить подобного позора я просто не могла, вспыхивающие пред внутренним взором усмешки Элладана и Элрохира заставляли лишь крепче сжимать челюсти, и я собирала в кулак всю свою волю, продолжая трусить по тропе вслед за ведущим меня запахом.
К вечеру распогодилось, янтарно-алое закатное солнце спешило спрятаться поскорее за далекий горизонт, а лапы были готовы просто отвалиться. Несколько миль я преодолела на чистом упрямстве, еще парочку — просто плелась, норовя вот-вот рухнуть прямо на пыльную тропу, а когда над головой сомкнулись ветви старых вековых деревьев, сквозь которые едва-едва пробивались золотые солнечные лучи, я без сил упала прямо на пружинистый мягкий мох, расслабленно прикрыв глаза и облегченно вздохнув. Мышцы неприятно ныли, волчица, до этого искренне радующаяся свободе, уже давно просто устало выла, прячась где-то в глубине, а истощенный организм безапелляционно заявил, что на ближайшие несколько часов мы с места не сдвинемся.
Спорить, в общем-то, я не собиралась.
Лениво повернув голову влево и приоткрыв один глаз, я втянула в себя чуть сладковатый после недавнего дождя воздух, пытаясь определить, насколько далеко нахожусь от Братства, и удовлетворенно фыркнула, предположив, что здесь они прошли совсем недавно. Уже приевшееся множество знакомых запахов недвусмысленно подсказывало, что мужчины где-то неподалеку, а если напрячь слух, мне даже удавалось уловить отдаленные отзвуки чужих голосов. С наступлением вечера мужчины устраивались на привал, и я, справедливо рассудив, что до утра они уже с места не сорвутся, с чувством невероятного облегчения выплюнула на землю уже ненавистный мешок и меч.
Идея найти себе ужин вспыхнула в сознании и тут же потухла — чувство усталости было сильнее чувства голода.
Мох был необыкновенно мягким и, что самое главное, сухим, над головой тихо шелестели пожелтевшие листья, где-то в густых кронах пели невидимые глазу птицы, а шевелиться решительно не хотелось, и последующие несколько минут я искренне наслаждалась отдыхом, перевернувшись на бок и вытянув вперед ноющие лапы. Некогда белоснежная густая шерсть извалялась в пыли и темнела подсохшими грязевыми пятнами, в ней запутались мелкие сухие травинки и веточки, но приводить себя в порядок было лень, двигаться — тем более, и я лишь недовольно сдувала с носа то и дело падающие с деревьев листья.
Кажется, я на несколько минут успела задремать, потому что когда где-то совсем рядом затрещали ветки и зашелестела трава, это стало для меня полнейшей неожиданностью. Резко распахнув глаза, я тут же взвилась на лапы, и сразу едва не застонала от прокатившейся по всему телу боли и слабости. Небо постепенно темнело, деревья прятались в сгущающемся сумраке, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, где я нахожусь, и привыкнуть к темноте. Зрение было не в пример хуже, чем днем, однако рассмотреть танцующие вокруг тени и то и дело вспархивающих с веток птиц я рассмотреть могла. Обострившийся слух улавливал чужие голоса и потрескивание жаркого огня, чей-то беззаботный смех, а еще — тихие, осторожные шаги где-то в стороне от разбитого лагеря.
Втянув полные легкие свежего вечернего воздуха, я удивленно приоткрыла пасть, узнав в невидимом мне пока мужчине Боромира, и тут же невольно подалась вперед, изо всех сил вслушиваясь в хриплое, едва различимое дыхание. Где-то под лапой зашелестела трава, уши опасливо прижались к голове, и я скорее почувствовала, чем услышала, что гондорец по-прежнему тихо и медленно двинулся в мою сторону. Взгляд пробежался по земле, в усталом и затуманенном после короткой дремы сознании судорожно заметались мысли, и я, спешно подхватив свои вещи, изо всех сил рванула в растущие рядом разлапистые кусты, пытаясь спрятаться там как можно надежнее. Бросила меч с мешком под корни, судорожно сгребла лапой землю и опавшие листья, убедившись, что вещи более-менее спрятаны, после чего притаилась, припав к земле и даже дыхание задержав на всякий случай.
Почему-то подумалось, что я очень даже кстати не стала смывать с себя пыль и грязь. Не то, чтобы я собиралась прятаться от Братства, но сейчас на какое-то мгновение мне очень захотелось испуганно поджать хвост.
Зашевелились ветки деревьев, зашуршала трава, а в следующее мгновение в серого зайца, некстати выпрыгнувшего из тени, вонзилась стрела, дрожа темным оперением. Упитанная тушка свалилась на траву, заставив меня невольно поежиться, а из-за деревьев вывалился, по-другому не скажешь, немного взъерошенный Боромир, держащий в опущенных руках тугой осиновый лук. Обвел взглядом небольшую поляну, взглянул на поверженное тельце невинно убиенного зверька и что-то тихо пробормотал себе под нос, да так, что я и не разобрала ни слова. В сторону кустов, в которых я пряталась, мужчина даже не смотрел, гораздо больше его интересовал заяц, который, судя по всему, должен был стать чьим-то ужином, и пока гондорец, присев на корточки, вытаскивал из серой тушки стрелу, я получила возможность рассмотреть его повнимательней.
Боромир был повернут ко мне правым боком, в вечернем сумраке я могла увидеть сосредоточенно нахмуренные брови и поджатые губы. Рыжевато-медные волосы были растрепаны и неаккуратно заправлены за уши, на поясе виднелись ножны короткого кинжала, а воротник темной рубахи под кожаным камзолом был распахнут, демонстрируя крепкую шею. Сильные руки ловко избавляли серое тельце от острого наконечника стрелы, быстрые, уверенные движения мужчины буквально завораживали, а встрепенувшаяся волчица изо всех сил рванулась вперед, к гондорцу, и мне стоило огромных усилий удержать ее под контролем. В голове раз за разом вспыхивало эхо пугающих слов, произнесенных вчера Элрондом, я прокручивала услышанное от начала до конца, почти дословно, благо, на память мне жаловаться никогда не приходилось, и по-прежнему никак не могла решить, как к этому относиться.
Нет, Владыке я верила безоговорочно, и пусть сказанное им больше походило на бред сумасшедшего, мне даже в голову не приходилось сомневаться в том, что все это правда. Куда больше меня волновало собственное помутнение, жгущее грудь и заставившее меня, сломя голову, броситься в холодную ночь за мужчиной, которого я совсем не знала, но из-за которого совсем утратила покой. Забавно, ведь Боромир был совершенно… обычным, пусть и совсем непохожим на тех эльфов, среди которых я росла, в нем не было ничего такого, чтобы привлечь чужое внимание, но все равно взгляд постоянно возвращался к хмурому, изученному до малейшей черточки лицу, а живущая в груди волчица то и дело вгрызалась в ноющее сердце и рвала его когтями, заставляя буквально сходить с ума.
Я не знала о Боромире совсем ничего, но почему-то сорвалась в смертельно опасный поход, и сколько бы ни пыталась убедить себя в обратном, однако прекрасно знала, что сделала это только ради него.
Из груди вырвался вздох, я невольно подалась вперед, не сумев совладать с инстинктами, а в следующее мгновение под лапой оглушительно треснула ветка.
Молниеносная реакция Боромира меня испугала, мужчина моментально взвился на ноги, вскинув свой лук и положив на него стрелу, а я застыла от ужаса, боясь пошевелиться и даже вздохнуть. Инстинкты взвыли, требуя немедленно драпать, волчица в груди самоуверенно заявила, что бояться совершенно нечего, потому что… да потому что пара, что тут еще сказать, а здравый смысл возопил, что я полнейшая идиотка. В конце концов, он же воин, рефлексы у него отточены до совершенства, а в умении управляться с оружием я успела убедиться, когда случайно подсмотрела за ним на тренировочной площадке.
Такой пристрелит и не заметит, а вот мне совсем не улыбалось закончить свое путешествие со стрелой в груди.
