- Да что вы все заладили одно и то же! Нет другой дороги? Как же! А ты пробовала ее поискать? Неужто легче сдаться?

Упырицы сверкнула на меня багровыми глазищами. Ее лицо исказила ярость. Почти сразу на смену ему пришло отчаяние.

- Ты не понимаешь... - прошептала она с придыханием. - Я. Их. Убила. Выпила!

- Не ты...

- Я! Это была я! Как я буду жить с этим?! - выкрикнула она.

- А как жила раньше? - я тряхнула тетку.

- А раньше я не знала другой жизни. Не думала, что есть спасение. Да и в себя почти не приходила - утонула в кровавом тумане и лишь на одно надеялась, чтобы нашелся смельчак и голову мне оторвал!

Агнешка замолчала. Она села, обвела взглядом оборотней, улицу, костер... на нем она задержала, будто раздумывая...

Меня дрожь пробрала. В голове еще не прозвучали мысли, а я повисла на травнице, пытаясь ее к земле прижать.

- Нет! Не позволю! Не дам!

- Уйди! - Агнешка легко меня отбросила.

И обратно к ней меня уже не пустили. Чьи-то руки схватили, к горячему телу прижали.

- Князь! - позвала тетка. - Поговорим...

Оборотень шагнул к родственнице. Я забилась сильнее, гоня прочь боль в измученном теле. Нельзя, нельзя об этом думать. Заживет, куда денется? А вот Агнешка уйти хочет... А я останусь. Одна останусь. Разве это дело живого человека одного оставлять?

- Нет, не надо! - меня лишь крепче обняли.

А они говорили. Тихо. Склонившись друг к другу головами. Длинные волосы Князя скрыли их лица, ни прочитать по губам, ни догадаться о чем речь. До боли в глазах я всматривалась в их фигуры: обнаженную, блестящую Вацлава и оборванную Агнешкину. До звона в ушах вслушивалась и не слышала ничего. А в груди тугой клубок сворачивался из колючих терновых ветвей, дышать мешал. Ведь договорят они, и все - нет больше тетки моей. Шаг в сторону и примет костер ее добровольную жертву, прожует алыми искрами, погудит сыто и рассыплется жирным пеплом и довольными угольями.

Договорили.

Волк резко вскинул голову, волосы за уши отвел и кивнул.

Агнешка, счастливая и довольная ко мне направилась, походкой летящей, словно лебедушка на свободу отпущенная. Я аж вздрогнула и слезами от облегчения расплылась. Обмякла в руках оборотня и глупо улыбнулась от свалившегося пуда счастья. Послушала меня травница, ой умничка! Ну, теперь все хорошо будет!

- Агнешка! - крикнула я. - Да пусти же, болван, дай обнять ее скорее!

- Не отпускать, - распорядился Князь.

Что? Да как же...

Нахлынула растерянность.

Почему же это?

Тетка подошла ко мне. Лицо мое ладонями обняла и сказала:

- Слушай меня крепко, Янэшка. Слушай и запоминай. Дар свой колдовской тебе передаю. Негоже силе пропадать впустую, а ты справишься. Должна справиться, иначе выжжет тебя дар изнутри, ибо не твой он по праву рождения...

Я бы закрыла уши руками.

Я бы вложила ей слова обратно в горло и заставила проглотить.

Я бы связала ее и отволокла в Лес, напоила отварами и зельями, чтобы забыла она. Пусть другие помнят...

Но я не могла, а потому просто не верила ей. Ведь говорить одно, а сделать другое, правда?

- ... Как сгорю я, пепел собери, хоть горсточку, да в реку нашу опусти. Пусть хоть память обо мне до дома доедет. Лешему привет передавай. Скажи, что я наказала за тобой приглядывать, да просила дар помочь усмирить.

Я улыбалась. И кивала.

Пусть она говорит. Если ей так легче. С меня не убудет послушать, а потом забудет она слова эти, и я забуду, ибо кто страшные сны помнит?

-... Ну а теперь... - улыбка моя отчего-то померкла. - Повторяй за мной... - я повторила. Слова странные, незнакомые. Бездумно совсем. Мне бы рот закрыть, а как если после первого слова, остальные сами полились, будто знала я их всегда? - Вот и все, - выдохнула травница.

Все?

Как все?

А домой как же? А людям объяснить?

- Прощай, девочка моя, - меня обожгли краткие объятия, а поцелуй тетки раскаленным клеймом расцвел на лбу.

Прощай?

Нет...

Как же? Ведь шутка?

Да? Ну, скажите мне кто-нибудь...

Да что же все стоят, как на похоронах-то?!

Я смотрела на Агнешку, что шла к кострищу твердым шагом. На Вацлава, отступившего с ее пути. На костер, замерший в предвкушении.

И все равно не верила.

И не поверила, когда схватило пламя платье теткино. Когда взметнулись ярким вихрем волосы ее темные. И только крик ее, мучительный, звучавший долго, под конец хрипло, и вдруг затихнувший, заставил меня осознать случившееся: Агнешка умерла.

Мои глаза остались сухими.

Мой рот не издал ни звука.

Мое тело застыло смоляной каплей.

Я умерла вместе с Агнешкой.

***

Дальше я помню смутно.

Меня держали пока огонь горел, потом отпустили. Передо встал Князь. Он говорил что-то - не помню. Когда надоело слушать, я просто обошла его, доковыляла до пепелища, оторвала от юбки кусок ткани и завернула в него горсть пепла. И так и осталась стоять, не зная что дальше. Меня взяли под руки. Отвели в избу, где хмурые и заспанные хозева кинули мне покрывало на лавку у стены и ушли, оставив спать. Я спала.

А утром явился Вацлав, заставил меня заучить слова и сказать их перед всей деревней, покаянно склонив голову. Что говорила - не важно. Я не вдумывалась в смысл. Я думала о том, что осталась одна. Совсем одна. И это знание оказалось безумно страшным. Не стало человека, который понимал тебя с полуслова. Нет больше плеча, в которое можно ткнуться мокрым от слез лицом. Нет ощущения, что любят тебя и ждут пусть не здесь и не сейчас, но где-то и когда-то. И мир не то, чтобы враждебный. Он просто чужой. И никому в нем нет до тебя дела. Только до себя. И что ты для них сделаешь или можешь сделать.

Мы остались на день в деревне. Волки и волкодавы чистили лошадей, кормили, поили. Договаривались с деревенскими о помощи. Кому-то Князь пообещал золото за погибшего сына, кому-то скотину. Кто-то дом выпросил. Никто не остался обделенным.

Я ходила за Князем понурым хвостом - он приказал, а мне все равно было. После обеда меня украл крылатый. Вацлав махнул рукой, мол забирай. Он и забрал. Попросил помочь с крылом и с ногой, а пока я лечила болезного рассказал кто он и откуда.

Про высокие горы, где воздух кристально чист и серебрится на ярком солнце. Про снежные пики, алеющие на рассвете. Про привычку вставать в сумерках и ложится засветло. Про охоту на снежных кошек, чей мех стоит по весу золотом. Самоцветные камни, рассыпанные под ногами в старых пещерах. Горные ручьи и подземные реки.

Про лавину, которая однажды разбудила Хозяйку гор. Про дочь свою и жену, что забрала Хозяйка в свою свиту. Про горе и кровавые жертвы, отданные по велению инороди. Как убил он ее тоже рассказал. И про то, как жена его подняла с земли венец самоцветный и себе на голову водрузила. Как потекли по ее лицу родному кровавые полосы, а камни холодные запустили корни в сердце женщины, и стала она новой Хозяйкой. Прекрасной. Холодной. Беспощадной.

Про то, что вырезала она весь род за нанесенное оскорбление, только его в живых оставила, чтобы мучился он всю жизнь и покоя не знал. Как шел он сквозь горы. Как приняли его, другого, обычные люди, в долине у подножия гор, где земля не особенно плодородна, а Хозяин Леса переродился в кровожадное чудище. Как отплатил он за хорошее отношение к себе, уничтожив инородь, а потом и вовсе к этому делу призвание ощутил. Позже к нему гном прибился с Побережья, тоже никому не нужный у своих, и человек с темным прошлым, но колдун хороший. Так и путешествовали они втроем, принимая и выполняя заказы. Не шибко прибыльное дело, но на себя хватало, а большего им и не надо было.

Так и стал золотоволосый Валентин их работой. Долго они его гнали. Уж слишком хитер и изворотлив был упырь. Он и к нам дернулся лишь потому, что Агнешка ведьмой была. Надеялся, что вдвоем они сладят против троих охотников, а вон как вышло...