— Но так незаметно, что вы даже не поймете, что происходит. Лучше всего начать в спокойной обстановке, например, за ленчем. Или уже обеденное время?

— Обеденное время дня или наших отношений? — спросил я.

Она сощурила глаза, но трудно было определить, улыбнулась она или продолжала меня изучать.

— Видите? — сказала она. — Я уже сотворила чудеса с вашим самолюбием.

— Остин — агент по продаже недвижимости, ты это знал?

Я кивнул не потому, что знал, а потому, что в этом был смысл.

— Он очень умен, Марк, — продолжала Бекки. — Он, похоже, никогда ничего не делал необдуманно. У него целая система. Его соседи шокированы арестом. Прихожане в церкви возмущены. Он был учителем в воскресной школе, Марк. И всегда был абсолютно безупречен в обращении с детьми.

— С теми детьми, о контактах с которыми все знали, Остин не удивил меня тем, что жил по принципу: «Где едят, там не гадят».

— Точно, — ответила Бекки.

Мы сидели в ее офисе, и она, похоже, чувствовала себя здесь уверенней. Она перегнулась ко мне через стол, как будто я был упрямым свидетелем, которого надо было наставить на путь истинный.

— Но тем временем он вел двойную жизнь. Мы никогда не обнаружим все его пристанища. Он владеет только несколькими домами, но профессия агента по недвижимости дает ему доступ в пустые квартиры по всему городу. Он может появиться там и вести себя как новый сосед. Но никто не знает его имени или где он в действительности живет. Он, должно быть, одновременно проворачивал не одно дело, соблазняя нескольких детей.

На шкафу у Бекки стояло бедное одинокое растение. Это был плющ, который спустился по шкафу и повис в воздухе, ища опоры. Всего несколько листьев на тощем стебле, но растение было зеленым и придавало кабинету Бекки домашний вид.

— Довольно таинственно, не правда ли? — сказала она. — Мы можем предъявить факты его основательных приготовлений к сближению с детьми. Конспирацию.

Я поднялся.

— Ты неплохо работаешь, Бекки. Жаль, что тебе приходится делать всю грязную работу, но так уж получается. Я тем временем поеду поговорю с Томми.

Бекки поднялась, накидывая ремень сумки на плечо.

— Хорошо, — сказала она.

Я покачал головой.

— Я поеду один.

Бекки выглядела озабоченной.

— Марк, ты не думаешь, что мне тоже надо с ним познакомиться? Даже если ты будешь задавать ему вопросы на суде, мы вдвоем вытянем из него больше. Может, с мужчинами он осторожен.

— Мне так нужно, — сказал я. — Я хочу, чтобы он доверился мне. Пока эта связь не такая прочная, чтобы я мог ослабить ее твоим появлением. В следующий раз, обещаю.

Когда я повернулся в дверях, чтобы помахать ей на прощание, Бекки все еще стояла и обеспокоенно на меня смотрела. Никто мне больше не доверял.

Пока я ехал к Томми домой в тот вечер, я думал над тем, что мне сказала Дженет Маклэрен насчет искренности мальчика.

— Если он так боится последствий своего признания, — спросил я, — то почему он вообще решился на это?

— Может, чтобы привлечь к себе внимание, — ответила она. — Я не исключаю этот вариант. Но, видимо, тут дело в ревности. — Она заметила мое изумление. — Уверена, что Остин не хвалился Томми своими победами над другими детьми, — резонно объяснила она. — Томми думал, что для них обоих это было очень важно. Он думал, что Остин относится к нему по-особенному. Потом он увидел его по телевизору, где он участвовал в деле, связанном с несколькими детьми, и он сразу же догадался, что Остин стоял за всем этим. Он почувствовал себя обманутым. Вот что, видимо, подорвало его привязанность к Остину настолько, что он решился рассказать обо всем родителям.

Это не поддавалось обычной логике. Мне случалось привлекать в свидетели обвинения ревнивого любовника. Но мне хотелось, чтобы у Томми была более веская причина для показаний.

На этот раз его родители были дома. Миссис Олгрен открыла дверь, одетая как деловая женщина в телесериалах, в костюме, украшениях и чулках даже после работы. Когда она провела меня в гостиную, я ожидал увидеть ее мужа при полном параде, но он был в футболке и спортивных штанах.

— Извините, — сказал он, имея в виду потную ладонь, когда пожимал мне руку. — Я занимался на велотренажере.

Гостиная была просторной, с высоким потолком. Арка соединяла ее со столовой, из-за чего комната казалась еще больше. Ковер был белым, чистым. Камин обложен светлым кирпичом. Над ним на полках за стеклом стояли различные безделушки и большая семейная фотография в серебряной оправе.

— Мне надо поговорить с вами, — сказал я. Мистер и миссис Олгрен выглядели смущенными и не сразу расслабились. Он немного склонил голову, глядя мне в глаза и кивая в такт моим словам. Редеющие волосы придавали ему солидность. Он был очень подтянут, но не мускулист, ему явно не хватало времени на физические упражнения. Мистер Олгрен был в расцвете лет, по-моему, не старше тридцати пяти, но выглядел как человек, который преуспел в бизнесе.

Миссис Олгрен тоже могла бы с пользой проводить время, крутя педали. Она выглядела старше мужа. Ей недоставало его энергии. У нее был вид женщины, которая все время пытается вникнуть в разговор, но отвлекается на происходящее в соседней комнате.

— Вы знаете, что я не планировал так быстро выступать в суде по делу Томми. Я был вынужден изменить свои планы, так как потерял свидетеля в первом деле. Думаю, обвиняемый дал взятку родителям мальчика.

— Взятку? — переспросил мистер Олгрен.

Я кивнул. Олгрены с сочувствием покачали головами, потрясенные тем, что родители за деньги могли отказаться от защиты интересов своего ребенка.

— Понимаете, что должно произойти дальше? — сказал я.

— Он придет к нам.

— Я не хочу, чтобы этот человек приближался к нашему дому, — сказала миссис Олгрен. Она придвинулась к мужу.

— Это будет не он, дорогая. — Он посмотрел на меня, и я покачал головой. — Какой-нибудь подонок, которого он наймет, чтобы уговорить нас. Возможно, юрист.

Они не подумали, что меня могут задеть эти слова, которые, как я полагаю, были комплиментом в мой адрес. Были адвокаты-подонки и юристы типа меня.

— Вы не должны беспокоиться на наш счет, мистер Блэквелл, — сказал Олгрен, — я так быстро укажу этому сукину сыну на дверь, что он решит, будто его сшиб поезд. Могу выкинуть его. Если…

Он все схватывал на лету.

— Теперь вы понимаете, — сказал я.

— Понимаем что? — переспросила его жена. Она смотрела мимо меня.

— Вы хотите, чтобы мы подыграли, когда он с нами свяжется? — сказал мистер Олгрен.

— Точно.

Он кивнул. Я кивнул. Если бы в комнате оказался Джо Фрайди, он бы тоже кивнул.

— И тогда нам удастся обвинить мистера Пейли еще в одном противозаконном действии, — сказал Олгрен.

— А если он узнает, что вы нас предупредили? — спросила миссис Олгрен.

— Это не имеет значения. Он попробует добраться до вас. Он так боится суда, что находится в отчаянном положении.

— Он может сделать что-нибудь с Томми?

— Это меня и беспокоит, — сказал я. — Я не думаю, что Пейли способен на насилие, но нам следует отсечь такую возможность. Я вижусь с Томми каждый день после школы, подготавливая его к даче показаний. В те дни, когда мы не встречаемся, я приставлю к нему полицейского. Остается школа и дом.

— А мы позаботимся о нем здесь, — сказал мистер Олгрен.

— Прекрасно, — ответил я.

Мы не говорили о том, что Олгрены могут согласиться на взятку — не на наличные, но на обещания продвижения по службе, на связи и, наиболее вероятно, на обещание избавить их и Томми от огласки. Я не думал, что они купятся даже на это, но у меня был способ избежать такого поворота событий.

— Пусть это останется между нами, — предупредил их я. — Я пойду поговорю с Томми немного, чтобы он не догадался, зачем я приехал.

Они кивнули, готовые хранить секрет.

— О чем вы говорили с мамой и папой? — спросил Томми, когда я обнаружил его в комнате, которую Олгрены называли кабинетом, где стоял современный стол из дерева и металла, компьютер на отдельном столике и массивный книжный шкаф, забитый справочной литературой. Томми сидел за компьютером. Он нажал на кнопку, и слова на экране исчезли.