Заза с отвращением вспоминала об этом обжорстве, но сейчас ей очень хотелось присутствовать при нем. Желудок ее властно напоминал, что пора завтракать, а во рту пересохло от жажды.

Когда поезд начал замедлять ход и она догадалась, что предстоит остановка на какой-то станции, принцесса робко обратилась к профессору:

– Возможно ли на вокзале купить какой-нибудь еды?

– Еды?! – воскликнул он с таким видом, как будто это выражение до сих пор было ему незнакомо. – Вы имеете в виду пищу?

– Я голодна, – осторожно сказала Заза. Профессор в отчаянии опять схватился за свою шевелюру.

– Как я мог быть так беспечен, что забыл захватить с собой в дорогу завтрак? – Он был готов разбить кулаком свою рассеянную голову.

– Но может быть, на станции все-таки продается какая-нибудь пища? – с надеждой спросила девушка.

– Конечно, конечно, – поспешил согласиться он.

Когда поезд окончательно остановился, профессор решительно водрузил свой цилиндр на пустое сиденье рядом с Заза, чтобы никто не осмелился его занять, а сам с неожиданной для его возраста прытью спрыгнул со ступенек на платформу.

Глядя ему вслед, принцесса подумала, что их роли вскоре должны поменяться. Вероятнее всего, не ему придется ухаживать за ней, а ей за ним. Таким старым, беспомощным и рассеянным показался он в окружающем шумном суетливом мире.

Большинство пассажиров салона, теперь занятые трапезой, составляли путешествующие торговцы, постоянно курсирующие между Парижем и Мелхаузеном. Все более-менее приличные товары доставлялись в великое герцогство именно оттуда, что вызывало зависть и ненависть у местных ремесленников, в основном принадлежащих к немецкой национальности.

Правда, любая вещь – будь то платье, сюртук или шляпка, – изготовленная в Париже, но надетая жителем Мелхаузена, сразу же теряла свой шик. К удивлению Заза, граждане Мелхаузена почему-то выглядели абсолютно одинаковыми даже во французских одеяниях, будто на них напялили серо-зеленую военную форму, которую так обожал ее папочка.

Великий герцог считал, что самым важным его достижением на политическом поприще являлось введение новой армейской формы столь практичного цвета.

Но теперь это все было в прошлом. В первый же день пребывания в Париже она оденется во все истинно французское. Так твердо решила Заза. А уж потом она займется беседами с умными людьми, с которыми ее познакомит профессор.

Ее душа пела от радости, но мысли о предстоящем пересечении границы несколько портили настроение. Самый тревожный момент ее путешествия неумолимо приближался. На границе суровые чиновники будут внимательно рассматривать паспорта, и если папаша уже прознал о ее бегстве, то он, конечно же, телеграфировал во все пограничные пункты и приказал задержать любую девушку, внешне схожую с ней и того же возраста.

Заза старательно убеждала себя, что страхи ее напрасны.

Первым человеком, который обнаружит ее отсутствие, будет личная горничная принцессы, ежедневно пробуждающая ее высочество стуком в дверь ровно в восемь часов.

Если постель Марии-Селесты будет пуста, эта милая и спокойная женщина сразу же решит, что принцесса проснулась раньше и отправилась навестить свою сестру. Несомненно, она приведет в порядок комнату, приготовит наряд, который Мария-Селеста должна будет надеть в этот день, и станет спокойно ожидать возвращения принцессы, чтобы помочь той одеться.

Мария-Селеста позаботилась о том, чтобы ее комната выглядела как обычно и ничто не указывало на то, что она покинула дворец.

Прощальное письмо к отцу она не стала оставлять в спальне, а опустила в ящик в парадном вестибюле, где скапливались жалобы и прошения подданных великого герцога. Секретарь отца обычно просматривал их только в середине дня.

Это давало ей фору в несколько часов.

– Если тебя спросят, где я, – поучала она Рейчел, ты изображай полное непонимание и говори, что я никогда делилась с тобой своими планами. Может быть, я пошла в музыкальную гостиную, чтобы поупражняться на Аортепиано, а может быть, я решила получить утреннюю аудиенцию у папочки. А раньше положенного времени никто не посмеет будить нашего отца.

– Ты все обдумала, милая Заза, – с восторгом произнесла Рейчел. – Какой у тебя практичный ум!

– Не хвали меня заранее, пока мой план не удался. Я стала такой находчивой только после того, как приняла решение удрать из дворца, – со смехом призналась Заза. – Но вспомни, что наша мама часто говорила:» Если уж что-то делать, то делать хорошо!«И мое бегство должно быть спланировано со всей тщательностью.

– Разумеется, – согласилась Рейчел. – Какой будет стыд и позор, если тебя поймают и приволокут обратно за шиворот с полдороги в столицу Франции.

– Это будет самое ужасное, но… этого не случится никогда, – твердо заявила Заза.

Сестры проговорили далеко за полночь, перебирая в воображении все детали будущего путешествия Марии-Селесты. Прощаясь, Заза сказала сестре:

– Я обязательно постараюсь узнать в Париже, что можно предпринять в связи с твоей болезнью, милая Рейчел. Всем известно, что французские доктора самые лучшие в мире, а наши эскулапы невероятно тупые и невежественные.

Глаза Рейчел просветлели.

– Если у тебя будет время подумать об этом, то буду тебе очень благодарна, Заза. Как будет замечательно, если ты узнаешь о каком-нибудь чудодейственном лекарстве.

– Конечно, я не забуду про тебя, – пообещала Заза. – Кто мне дорог на свете больше, чем ты, сестричка? Я бы хотела написать тебе оттуда, но боюсь, что это будет неосторожно с моей стороны.

– Могу себе представить, что скажет папа, обнаружив В дворцовой почте открытку с видом Эйфелевой башни, – хихикнула Рейчел.

Обе сестры закатились от смеха, вообразив, каким багровым от гнева станет лицо великого герцога.

И вот Заза уже на полпути в Париж.

В волнении, чуть ли не прижав носик к оконному стеклу, девушка выглядывала, недоумевая, куда подевался ее рассеянный профессор. К великому ее облегчению, она завидела седую, развевающуюся на ветру шевелюру, издалека заметную в толпе.

Он напоминал циркового жонглера. В одной руке месье Дюмон нес тарелку с булочками, с нарезанной поджаренной ветчиной и аппетитными пирожными, густо украшенными кремом. В другой руке он сжимал фаянсовый кофейник с прикрепленной к нему цепочкой кружкой.

Заза поспешила открыть ему дверь в купе и помочь подняться.

– Как все это соблазнительно выглядит! – воскликнула она.

– Вы должны выпить кофе как можно скорее и съесть булочки, потому что я должен вернуть посуду. Буфетчик взял с меня большой залог.

Глаза девушки сверкнули в усмешке. Было поразительно, что кто-то мог подумать, что человек с такой внешностью, как у профессора, способен украсть дешевый кофейник, кружку и тарелку. А еще смешнее ей стало при мысли, что все эти жалкие предметы вместе с бутербродами и наскоро приготовленным кофе седой учитель купил в станционном буфете, чтобы утолить голод наследной принцессы великого герцогства Мелхаузена.

Правда, сейчас Мария-Селеста была настолько голодна, что ей было не до шуток. Булочки, ветчина и пирожные были настолько восхитительны, что она мгновенно смела все до крошки.

– А вы что-нибудь ели, профессор? – спросила она, допивая последнюю каплю кофе.

– Я об этом как-то не подумал, – признался он.

– Как вы можете вести себя так беспечно?! – воскликнула девушка. – Вы умрете с голоду, прежде чем мы попадем в Париж.

– Да-да, вы совершенно правы, – поспешно согласился профессор.

Он достал из жилетного кармана часы, погрузился в изучение их циферблата, после чего заявил:

– Вполне возможно, что я приобрету себе что-нибудь съестное, когда буду возвращать посуду.

– Так поспешите, профессор! – воскликнула Заза. – И советую вам купить себе такой же бутерброд, вы не пожалеете.

Старый профессор побежал по платформе, словно мальчишка, а девушка подумала о том, что ей придется в Париже взять на себя заботу о регулярном питании учителя, » Он так постарел и так плохо выглядит, – мелькнула у нее печальная мысль. – Что я буду делать в чужом городе, если он захворает?«– задавалась она вопросом. И дальнейшую свою жизнь она тоже не представляла без милого, чудаковатого профессора. Без его вдохновенных речей и волшебной музыки. Ей останется только выслушивать приказы отца, произнесенные лающим голосом, и змеиное шипение графини Гликсбург.