Морская агротехническая экология (включая планктонные фермы — «плаферы»).

Технология частично-дистанционного школьного образования.

*

Семья, дети, и иные родственники:

Отсутствуют. По неподтвержденным данным, семья погибла в военно-гражданском конфликте в Атлантическом секторе Южно-Центральной Америки.

*

Пять самых известных высказываний персонажа:

«Народный флот не клуб гурманов, а фастфуд. Мы делаем дело быстро и дешево».

«Смысл шоковых терактов в том, чтобы страх врага сражался на нашей стороне».

«Армия Запада теряет волю по мере того, как война сжигает богатства ее хозяина».

«Мы освобождаем людей от долгового рабства и иных форм западной культуры».

«Хартия — это безжалостно реализуемый запрет делать бизнес на запретах».

***

Молли Калиборо дочитала эту короткую справку и проворчала себе под нос

«Вот как? Запрет делать бизнес на запретах. И здесь же философия Li-Re. Ну-ну…».

Высказывание напоминало паралогические ребусы античных софистов. Молли просто обожала такие логические игры, и нередко предлагала и своим студентам в порядке «разминки мозговых извилин». А больше всего ей нравился изящный парадокс об исключениях: «Если у каждого правила есть исключения, то каждое правило должно иметь хотя бы одно исключение. Однако, правило о том, что у каждого правила есть исключения само является исключением к правилу, утверждающему, что у каждого правила есть исключения». Мысль ускользнула куда-то в античность, в золотой век научной демократии, когда философы умели придумывать интересные истории…

Потом Молли посмотрела фото-галерею персонажа. У Арчи Дагда Гремлина оказалась

типичная ирландская физиономия, несколько угловатая, с зелеными глазами и носом-картошкой, по краям декорированная рыжеватой щетиной. А вообще — основательный дядька, опять же, в ирландском стиле «может, не ладно скроен, зато крепко сшит».

Тем временем, на угловой группе сидений в той же секции салона, силой обстоятельств разыгрывалась драма в жанре «внезапная смена ролей». Всего несколько минут назад Читти Ллап, 25-летняя этническая таиландка, инженер мини-верфи катеров-субмарин «Hummer-shark», думала о том, что на родине ее ждет грязная тюремная камера, потом бессмысленное общение с дегенератами-судьями, и на финише ритуал привязывания к деревянному каркасу с последующей смертельной инъекцией героина. Особая гримаса таиландской юстиции: государство убивает именно героином, который запрещен для граждан, за исключением тех, кто приговорен. А привязывают к каркасу, чтобы казнь выглядела позорнее, чтобы осужденный ощутил себя еще и оплеванным…

Субъекты, с которыми Ллап летела на родину, в основном, вызывали у нее омерзение.

Два таиландских офицера: один, типа, прокурорский, второй из какой-то спецслужбы. Толстые, самодовольные, в дорогих костюмах. Они родились богатыми, они выросли, получая все лучшее, им не пришлось вертеться, чтобы вылезти из бесконечной череды нищих поколений крестьян. Видя в Читти Ллап простолюдинку, они смотрели на нее с усмешкой: «ты хотела нарушить вековую пирамиду рангов — вот, получай теперь».

Два австралийских коммандос из антитеррористического подразделения — тупые быки. Просто, мясо, натренированное стрелять, бить, хватать. На них даже зла не было.

А вот австралийский советник юстиции был моралистом, наверняка верующим в того христианского бога, который надоумил средневековых королей учредить инквизицию. Выглядел он вполне современно — серая пиджачная пара, белая рубашка, галстук. Но в манерах совершенно инквизиторские мотивы. Всю дорогу он громко, с удовольствием рассуждал о том, какое зло наркотики, и как справедлива смертная казнь за них.

Второй австралиец — чиновник МИД — не разделял настроя своего соотечественника. В микроавтобусе по дороге в аэропорт Сиднея он отвечал на пафосные фразы советника юстиции как-то неохотно и расплывчато, а в самолете, сразу после набора высоты, без церемоний попросил у стюардессы виски, потом еще виски, и еще. Ллап поняла: этому человеку тошно делать то, чем он по каким-то причинам вынужден заниматься.

И последний субъект: девчонка-полисмен, австралийка, совсем молодая. Ее взяли, как оказалось, только для того, чтобы она водила Читти Ллап в туалет. Австралийке было чертовски неприятно сопровождать персону, потенциально-приговоренную к смерти, и понятно: Австралия — не Таиланд. Жизнь человека в Австралии считается, в каком-то смысле, священной, и смертная казнь отменена более полувека назад. Когда советник юстиции (даром, что тоже австралиец), попытался доказать девчонке-полисмену, что смертная казнь за наркотики — это, мол, правильно, то получил в ответ такой взгляд, от которого заткнулся и молчал минут пять. А потом предпочел оттачивать риторику на чиновнике МИД, уже слегка остекленевшем от алкоголя.

…Теперь, после объявления по бортовой сети о смене курса авиалайнера, красноречие австралийского советника юстиции резко иссякло. Он замолк, не договорив очередную филиппику, и посмотрел в иллюминатор. Потом вскочил. Перебежал с левой стороны салона на правую, протиснулся там к иллюминатору, и посмотрел оттуда. Внизу во все стороны до горизонта расстилался океан без признаков суши. Самолет покинул регион Молуккских островов (формально — воздушное пространство Индонезии) и уже успел продвинуться далеко к северо-востоку, в меганезийский регион Палау.

- Это немыслимо! — воскликнул советник юстиции, — Экипаж не вправе туда лететь! Вы слышите меня, мистер Галлвейт?

- Я? — слегка заплетающимся языком переспросил чиновник австралийского МИД, — С объективной позиции я вас слышу. Но моя субъективная позиция занята стюардессой. Понимаете, мистер Рафлз, я уже третий раз давлю кнопку вызова, а эта замечательная девушка не появляется. Между тем, я рассчитывал выпить хотя бы еще три унции виски, поскольку смерть надо встретить достойно, что значит: без суеты и без страха. Это долг настоящего мужчины. Но я не самурай, и не йог, поэтому мне требуется внутренняя поддержка. Для настоящего англосакса это три вещи, а именно: виски, виски и виски. Иначе говоря, те самые три унции виски, которые я хочу попросить у девушки…

- Мистер Галлвейт, вы что, бредите? — возмущенно перебил советник юстиции.

- Нет, мистер Рафлз. Я не брежу. Я глубокий реалист. Жаль, что я только сейчас стал достаточно глубоким реалистом. Произойди это раньше, я бы не умер сегодня. Я бы прожил долгую счастливую жизнь фермера, и лет через пятьдесят тихо безболезненно скончался бы на руках у безутешных правнуков…

…В этот момент, все-таки появилась стюардесса.

- Чем я могу вам помочь, сэр?

- О! Девушка, милая, я люблю вас! При других обстоятельствах я бы, не задумываясь, попросил вашей руки и сердца. Мы бы с вами жили на ферме…

- Простите, сэр, но… — растерялась она.

- …Но, — воскликнул он, — вы правы, девушка! Политические обстоятельства сегодня перечеркнули нашу с вами возможную совместную счастливую жизнь. Я желаю вам встретить достойного мужчину и создать хорошую семью. Благослови вас бог. А меня сегодня ждет Харон, паромщик мертвых, так что принесите мне бутылку виски.

- Целую бутылку, сэр? — удивленно переспросила стюардесса.

- Да, обычную бутылку, пинту, или лучше полторы. И стакан, если вам не трудно.

- Со льдом, сэр? — с облегчением уточнила она, поскольку речь зашла о понятном.

- Да, лучше со льдом. Принесите, пожалуйста, просто миску льда, а дальше я сам. И, я заклинаю вас богом: поторопитесь. У меня ведь всего около часа, не так ли?

- Я быстро сэр, — пообещала она, и убежала в сторону служебного коридора.

А советник юстиции опять забегал от иллюминатора к иллюминатору, бесцеремонно отталкивая сидящих пассажиров. Он, вероятно, еще надеялся увидеть прямо по курсу зеленые горы острова Борнео, но вместо этого в его поле зрения оказался гигантский бирюзовый краб, летящий параллельным курсом. На боку краба была яркая эмблема: стилизованный цветок с тремя лепестками: черным, желтым и белым. Около минуты советник юстиции смотрел на это, а потом отодвинулся от иллюминатора, сел на пол в проходе между креслами, и обхватил себя руками, будто страдал от холода.