— Бароны? Угнетают нас?.. — Алеа не поверила собственным ушам. И кому только в голову могла прийти такая дерзость? — Но ведь это же не так, это...

Слов для выражения своего возмущения она подобрать не сумела.

Тут до девушки дошел смысл сказанного Гаром.

Он понял это по ее глазам и кивнул.

— Никто из вас даже единым словом не восстал против баронов. Потому что, будь среди вас разлад, как бы вы сумели противостоять гигантам? Но разница в том, что правительство гигантов не цепляется за власть, и по сути дела народ правит сам собой. И таланты каждого востребованы обществом. Дети посещают школу, причем все — и мальчики, и девочки. За парту сажают также новоприбывших гигантов — тех, кто был изгнан из Мидгарда, только по вечерам. Они учатся читать и писать, а также пользоваться специальным языком чисел, который называется математикой, и другим наукам. Например, обучаются строить дома и дороги, а еще тому, что в моем детстве называлось физикой и химией. Они также изучают литературу и историю — по крайней мере то, что здесь знают в этой области.

— Подумаешь, кто не умеет рассказывать истории!

Алеа цеплялась за последние привычные ей понятия.

— Разница в том, — возразил Гар, — что гиганты знают такие истории, которых в Мидгарде даже не слыхивали! Например, откуда пошли имена богов.

— Ну, это ты мог бы спросить и у меня! — съязвила Алеа. — Мы все учим Сказание о Кольце. Я бы сказала, что мы растем, исполняя эти древние песни, по крайней мере лучшие из них.

— Ну да, арии Вагнера, — кивнул Гар. — Но гиганты установили настоящий их источник — древнегерманские саги, «Кольцо Нибелунгов». А это, заметь, большая разница.

— Не вижу никакой, — упиралась Алеа.

В этот момент к ним подошла, неся тарелки с дымящимся мясом, Орла и тоже остановилась поболтать с гостями, так что Алеа сумела высказать Гару свое мнение только после ужина, когда гиганты начали рассказывать всякие охотничьи истории и распевать песни.

Многое из этого оказалось хорошо знакомым девушке — похожие предания Алеа слышала в детстве. Но по мере того, как до нее доходили нюансы, глаза бывшей рабыни в буквальном и переносном смысле раскрывались все шире и шире.

К тому моменту как Орла проводила их с Гаром к гостевому дому, голова Алеа шла кругом от новых впечатлений, и она едва не забыла поблагодарить гостеприимных хозяев.

Либо новые впечатления, нежданно-негаданно обрушившиеся на нее, или усталость и скудное питание последних двух месяцев, а может, то и другое вместе... возможно, смерть родителей и короткое, но полное унижений, пребывание в рабстве — но, так или иначе, сознание Алеа каким-то образом изменилось до такой степени, что ей приснился сон, каких она до сих пор никогда не видела.

Сначала девушка погрузилась во мрак, что обычно случалось с ней, когда она засыпала, но на этот раз она прекрасно понимала, что с ней происходит.

Раньше Алеа как бы проваливалась в сон, затем ее посещали сновидения, а затем она просыпалась. Сейчас же она почувствовала вокруг себя какую-то мягкую, бархатистую черноту, сначала теплую, а затем гладкую и прохладную. Затем посредине неспешного мироздания возникла яркая точка, которая начала расти и постепенно, к вящему изумлению сновидицы, превратилась в человеческое лицо.

Загадочное порождение тьмы физиономистического характера задумчиво парило, вращаясь по трем осям координат, на фоне антрацитового зеркала иллюзий. Когда оно приблизилось к сознанию Алеа на расстояние удара кинжалом сомнения, то оказалось, что это лицо старца, обрамленное длинными седыми прядями: длинная седая же борода сметала последние крошки с обеденного стола реальности — странное зрелище: то ли дедушка, то ли виденье...

Алеа слегка испугалась: почему-то непроясненная парсуна напомнила ей стюарда во время достопамятного судилища.

Затем девушка решила, что предстала перед грозными очами самого Одина... Хотя нет, у Одина вроде только один глаз, а у этого все на месте.

— Не бойся, — прошелестел обволакивающий голос. — Я — Чародей и пришел, чтобы поведать тебе о Пути истинном!..

Алеа почувствовала раздражение и решила выплеснуть его на неизвестного героя своих сновидений.

— Как ты посмел вторгаться в мои сны! Чего тебе надобно, старец?

— Прошу прощения, — произнес Чародей с виноватой улыбкой. — Не будь я уверен, что знание Пути пойдет тебе только на пользу, я не стал бы зря приставать к тебе.

Алеа ощутила некоторое любопытство.

— Какого Пути? Что это за Путь?

— Путь Добродетели! — торжественно прогудел Чародей.

— Уж я наслышалась об этой твоей добродетели, — вспылила Алеа. — Ничего, кроме лжи и пустой болтовни! Если ты собираешься рассказывать мне, что я должна что-то потерять, чтобы другой мог нечто выиграть, то можешь возвращаться туда, откуда появился! Довольно я безропотно склонялась пред ударами судьбы! Только и остается, что уснуть... и видеть сны.

Сквозь кровь и пыль.

И она замерла, ожидая, что сейчас последует удар грома, блеснет вспышка молнии, а земля разверзнется у нее под ногами, и ее поглотит бездна. Одновременно она была исполнена решимости, что ни за что на свете не выдаст свой страх перед этим невесть откуда взявшимся грозным старцем.

Чародей исчез, но на его месте возник сияющий диск со странной изогнутой линией посередине. Одна его половинка, ужасно похожая на головастика, была красной, с небольшой желтой точкой посреди утолщения. Вторая точно такая «головастиковая» половина была желтой, с красной точкой. Вместе они словно составляли одно нераздельное целое.

— Перед тобой Монада, или Единое Целое, — как из бочки, донесся голос старца. — Красная и желтая части символизируют неразделимость заключенных в нем противоположностей.

— Чего-чего? Каких таких противоположностей? — удивилась Алеа.

— Любых, — продудел Чародей. — Мужчину и женщину, свет и тьму, день и ночь, холод и тепло, порядок и хаос... и даже гигантов и карликов.

Алеа подумала, что ей не слишком понравилось то, что сообщил безымянный (не называть же его Лицом или даже Чародеем) старец, но почему-то решила слушать дальше.

— А что означает каждый цвет?

— Предположим, что красный означает гигантов, а желтый — карликов, — охотно пустился в объяснения коммивояжер от философии. — Кстати, обрати внимание: каждый цвет несет внутри себя семя своей противоположности — желтая точка на красном фоне, красная на желтом.

— Ага, то есть у гигантов рождаются карлики, и наоборот! — кивнула Алеа, но неожиданно вздрогнула. — А где же те, что живут в Мидгарде?

— Они — разделительная линия, — пояснил Чародей. — Золотая середина, из которой произрастают и те, и другие, и которая сама произрастает от них.

— Потому что в них самих заключено семя и гигантов, и карликов, — сделала вывод Алеа, и ей стало легче, однако в следующее мгновение к девушке подкрался прежний страх. — Ты сказал — все противоположности. А где здесь добро и где зло?

— Нигде, — ответил Чародей. — Зло возникает там, где утрачено равновесие.

— Эге, — протянула девушка. — А добро? Его тоже как бы не существует по определению?

Знаток вселенской колористики не ответил, видимо, не посчитав нужным этого сделать, а диск начал медленно вращаться.

— По мере поворота колеса мужская ипостась усиливается, а женская ослабевает, — сообщил голос. — Когда средняя линия представлена почти полностью мужской ипостасью, во всем царит чрезмерная упорядоченность — например, в управлении государством, где все обязаны беспрекословно подчиняться королю. В таком государстве люди лишены возможности принимать собственные решения, а любое, даже самое мелкое непослушание наказывается пытками или даже смертью. Это и есть зло.

Вот и доверяй после этого мужчинам, подумала Алеа.

Но диск продолжал вращаться дальше, и желтая половина начала уменьшаться в размерах, а красная расти.