«Готово!» Лайам убрал нож, поставил фонарь на подоконник и, опершись на ладони, медленно вполз в комнату. Спустившись на пол, он пригнулся и замер.

Тишина.

Лайам досчитал до пяти, скорее ощутил, чем услышал, как в дом влетел Фануил, и закрыл окно.

«Ладно, – мысленно усмехнулся он, – драгоценности, скорее всего, наверху – слетай-ка за ними. А я спущусь вниз, соберу серебряные канделябры».

«Не понял».

«Ничего, это я так».

Шутка уже не казалась ему смешной.

Плотных штор на окне не имелось, так что зажечь фонарь он не рискнул и вслепую пропутешествовал через комнату, осторожно поднимая и опуская ступни. Ему удалось добраться до противоположной стены, не наткнувшись ни на спящих девиц, ни на мебель, и Лайам стал шаг за шагом смещаться влево, пока не дошел до двери. Он крепко взялся за ручку, бережно отворил дверь и проскользнул в щель.

Как только Фануил сообщил, что он тоже выскочил в коридор, Лайам закрыл дверь и стал осматриваться, надеясь увидеть окна. В хорошие ночи, когда светит луна или на небе хотя бы нет туч, они обычно дают о себе знать едва заметным, но довольно отчетливым голубоватым мерцанием. Однако в коридоре царил такой плотный мрак, словно глаза Лайама были зажмурены. Он опустился на колени, нащупал дракончика и сунул ему под нос фонарь. «Зажги его!» Уродец напрягся и принялся творить заклинание.

«Готово, мастер!»

Лайам приподнял заслонку и отшатнулся: таким неожиданно ярким показался ему ударивший из узкой прорези свет. Он инстинктивно съежился и опасливо огляделся. Вокруг было пусто, вдали чернела лестница, ведущая на первый этаж. «Ну-ну, в чем дело? Палица бы тебя высмеял!» Палицей звали вора, обучавшего юного Ренфорда приемам преступного ремесла. «Нет, даже не высмеял бы, а расстроился, что понапрасну возился со мной! Вперед!»

И все же он задержался, чтобы надеть сапоги, потом спустился по лестнице, стараясь ступать на тыльные части ступенек – так было меньше вероятности, что они заскрипят. Кажется, окон в тесной прихожей профессора не имелось, и тем не менее ладонь Лайама лежала на прорези фонаря.

Очутившись на первом этаже, он встал и вздохнул с облегчением. Окон тут действительно не было, так что блуждающий по ночному дому огонь с улицы не заметит никто. Но не успел Лайам расслабиться, как ему вспомнились золотые капли дождя на стеклах в профессорском кабинете. Заслонку светильника пришлось опустить.

Дверь кабинета была рядом, Лайам открыл ее и затворил за собой. Он хорошо помнил планировку этого помещения, а потому держался уверенно. Пошел прямо, нащупал крышку стола, обогнул преграду и двинулся дальше. Нашарил стену, потом – окно, раму, ставни. Лайам закрыл ставни, вознес небесам благодарственную молитву и обернулся к столу, намереваясь осветить кабинет.

Тут ему в голову пришел странный вопрос: где находится тело убитого мэтра? «Они могли до утра оставить его здесь!» Не то чтобы Лайам боялся покойников, но к такому сюрпризу стоило подготовиться. Он расправил плечи, устремил глаза на то место, где, по его расчетам, стояло кресло профессора, и снял заслонку с прорези фонаря.

Увиденное поразило его. Лайам вскрикнул, попятился, наткнулся на стену. Пацифик Уорден медленно поднималась с маленькой табуретки, часто помаргивая отвыкшими от света глазами.

– Вор, предатель, убийца, а теперь еще – взломщик! Квестор Ренфорд, вы воистину человек с множеством лиц.

На миг Лайам оцепенел, не веря своим глазам, потом оскалился и дернулся к двери. Однако Уорден очутилась там раньше и заступила ему дорогу. В черно-белой тунике, чересчур просторной для хрупкой фигуры, с искалеченной рукой, прибинтованной к боку, она производила жутковатое впечатление. В здоровой ее руке темнело нечто вроде короткого кнутовища или жезла.

«Мастер, кто там с тобой?»

Лайам застыл как вкопанный, будто эта слабая женщина и впрямь являла собой препятствие, неодолимое для него.

– Я не очень-то верила, что вы сюда явитесь. – Оскал Лайама превратился в усмешку.

– Не думаю, что я здесь задержусь, – ответил он и сделал шаг к выходу.

«Это пацифик?»

Уорден небрежно вскинула тонкий жезл – и между нею и Лайамом вспыхнула молния. Она ударила Лайама в грудь.

Боль была сильной, но в общем терпимой, худшим же в ситуации оказался тот факт, что Лайам потерял способность дышать. Сердце его словно взбесилось и отчаянно колотило в недвижные ребра. Лайам, как ни старался, не мог их раздвинуть. Он схватился за грудь и съехал по стенке вниз.

– Это сейчас пройдет, – сообщила Уорден.

Мышцы груди не работали, Лайам стал задыхаться. Лицо его покраснело от напряжения, ногти впились в пол.

– Когда это пройдет, – продолжила женщина, – вы встанете на колени, руки закинете на затылок и сцепите пальцы. Понятно?

Она смотрела на Лайама, словно ждала ответа, но он не мог говорить. В голове у него помутилось, перед глазами плавали искорки, похожие на сонных раскормленных головастиков.

– Понятно?

Легкие наконец задвигались, и Лайам хрипло вздохнул. Вновь обрести способность дышать было неописуемым счастьем, хотя под левым соском его начинало болезненно припекать.

«Мастер, в комнате магия!»

Лайам хотел усмехнуться, но издал лишь короткий всхлип.

«Ты полагаешь?»

– Вы пришли в себя?

Он поднял руку и вяло мотнул головой. Сердце его все еще трепыхалось.

«Я сотворил все известные мне заклятия, мастер, но они не работают! Нет ли на ней кольца или амулета?»

Лайам вскинул глаза. На груди невозмутимой красотки действительно что-то виднелось – вроде каплевидного камешка на тонкой цепочке. Уорден терпеливо ждала. Именно ее спокойствие и готовность ждать сколько угодно убедили Лайама, что для него все кончено. «Она меня все-таки обскакала!» Эта мысль, как ни странно, прояснила ему сознание и принесла облегчение.

«Спрячься! – приказал он дракончику и встал на колени. – Постарайся, если получится, выбраться из этого дома».

«Нет, я останусь».

– Руки за голову! – слова Уорден звучали устало, будто ей опостылело их повторять.

«Спрячься! Флакончик не должен попасть к ним».

Поднимая руки к затылку, Лайам задел складку туники. Обожженная ткань неприятно хрустнула.

«Делай, что тебе говорят!»

– Сцепите пальцы.

«Ладно, мастер. Я спрячусь».

Лайам, стоя в унизительной позе, указал подбородком на жезл.

– Полезная штука.

Уорден, проигнорировав его замечание, полуприкрыла глаза.

– Вы пришли за письмом, не так ли?

Он пожал плечами. «Тщеславие. Хочет проверить правильность своих выкладок».

– Да, за письмом. Ну, и за всем прочим, что могло бы мне пригодиться.

– Признаюсь, я долго раздумывала, ждать ли вас здесь. Мне все казалось, что вы должны были вскрыть это письмо еще по дороге к столице.

Лайам язвительно усмехнулся.

– Уверен, что на моем месте вы так бы и поступили!

Мелкая шпилька. А что еще остается глупой рыбешке, заплывшей в сети ловца?

Уорден, будто не слыша слов пленника, продолжала:

– Потом я подумала: а вдруг он его не читал? А вдруг ему ничего не известно о вверенной его заботам посылке? Вы ведь о ней ничего не знаете, а?

– Не знаю, но полагаю, что вы меня просветите!

Уорден и тут не обратила внимания на подковырку.

– В ваших руках Монаршая Панацея! – Лайам пожал плечами.

– Монаршая Панацея! – с нажимом повторила она, явно разочарованная вялой реакцией пленника. – Одна из семнадцати таралонских реликвий! Уникальное средство, способное исцелить короля.

И вновь Лайам не выказал никакого восторга. «Да хоть меч бога Раздора. Мне-то от этого что?»

– Вот и ладно, – кивнул он. – Но вам не заполучить эту склянку.

– Она где-то спрятана, да? Что ж, вы и впрямь разворотливый малый.

– Стараюсь.

Шпилька опять ее не задела. Женщина молча смотрела на Лайама.

– Что-то не сходится, – сказала она наконец. – Вами ради этой реликвии убиты мэтр Кейд и лорд Берт, а вы при этом утверждаете, будто не знали, что она из себя представляет.