– Сейчас главное – Панацея. Ты должен заботиться лишь о ней.
Фануил вскинул мордочку. Взгляд его желтых – со зрачками-щелками – глаз был абсолютно непроницаем. В конце концов фамильяр отвернулся.
«Слушаюсь, мастер».
«Вот и хорошо. Вот и славно».
Лайам почесал дракончику шейку. Издалека донесся рев труб.
«Это, должно быть, королевский кортеж. Давай-ка, малыш, спрячься».
Фануил осторожно расправил крылья, покосился через плечо на флакон и, несколько раз подскочив, словно неуверенный слеток, взмыл в воздух. Убедившись, что фамильяр благополучно угнездился на толстых ветвях, Лайам ушел. Невзирая на то что в долине Рентриллиан кишели массы народу, гробницы Мариданов имели все тот же заброшенный вид. Только у первого склепа на коленях в тупой задумчивости стояли двое городских увальней с дородными женами, а позади них скучал мальчишка с корзиной. Он поднял на Лайама рассеянный взгляд и тут же потупился, надув недовольно губы.
Впереди кортежа вышагивали трубачи. Через каждые сто шагов они останавливались и трубили. За ними двигались знаменосцы, вздымая к утренним небесам гордо реющие на резком ветру королевские стяги. Следом шла группа жрецов с портретами недужного Никанора, к ней примыкал отряд личной королевской охраны в алых плащах. Далее мягко покачивался увитый цветными гирляндами паланкин самого короля, несомый двумя парами белых коней. Занавески его были задернуты.
Лайам наблюдал за шествием со ступеней гробницы Эдары, несколько удаленной от безмолвствующей толпы. По мере приближения паланкина людская масса приходила в движение. Люди снимали головные уборы и преклоняли колени. Торжественную тишину нарушало лишь серебристое пение труб.
За паланкином шли трое. Их лиц рассмотреть Лайам не мог, однако он и так знал, что человек в черном – это наверняка Северн, лицемерно носящий траур по убиенному брату, человек в длинном одеянии рядом с ним – очевидно, верховный иерарх Таралона, а приотставший худощавый мужчина – скорее всего, принц казны. Лайам жалел, что стоит далеко, однако лезть в толпу ему не хотелось.
Еще один отряд алых плащей отделял высоких сановников от толпы остальных придворных. Среди них раз-другой, похоже, мелькнула золотистая головка Уорден, но так это или не так, Лайам уверен не был. «Она здесь! Она непременно придет!»
Трубы все пели, кортеж вдвигался в долину. До коронационного подиума над Монаршей он добирался около часа. Каменную площадку веером окружали три пышных шатра. Когда процессия замерла, одни жрецы замахали чашами с благовониями, другие проворно подскочили к лошадкам, отстегнули ремни и на руках внесли паланкин в центральный шатер. Высшие сановники королевства последовали за ними. Трубачи, выстроившись полукругом, протрубили в последний раз.
На подиуме завершались последние приготовления к церемонии очищения. Там зажигали свечи и устанавливали жертвенные столы. Паломники, желающие посмотреть на обряд, подтянулись к Монаршей, остальные вновь разбрелись по долине.
Лайам решил вернуться к святилищу Ночи. «Эх, мне бы оружие!» Жрецам, совершавшим заклание жертв, иметь при себе ножи вроде бы дозволяется. Нельзя ли как-нибудь такой ножик стащить? Он спустился со ступеней гробницы и замешался в толпе.
Впереди вдруг мелькнуло что-то знакомое. Лайам остановился как вкопанный, на него наткнулась шедшая сзади паломница. Он пропустил ее извинения мимо ушей и, протянув руку, ухватил знакомца за локоть.
– Аве, Цинна. Кого ты тут ищешь? Уж не меня ли?
Вор тихо взвыл. Узенькое лицо его исказилось от страха.
– Я… я… я…
Лайам оттащил горбуна в заросли вечнозеленых кустов.
– Слушай, Цинна, внимательно слушай. У меня здесь важное дело, и если ты вздумаешь мне помешать, король Никанор умрет. Понимаешь?
Дрожа всем телом, горбун закивал.
– Это все Звонарь! Он просто псих! Это он нас заставил пойти по твоему следу!
– Сколько вас? – перебил его Лайам.
– Д-десяток, – признался вор, мелко стуча зубами.
На мгновение Лайам задумался, а не предложить ли ворам сделку еще раз, – десять помощников были бы воистину даром небес! – но тут же понял, что они на нее не пойдут. «Звонарь глуп и чванлив. С ним не договоришься!»
– Забудь о том, что я сказал тебе, Цинна. Ступай, найди Звонаря с остальными и скажи им, что видел, как я ухожу из долины. Ты понял? Я ушел из долины и вернулся в Торквей.
– Вернулся в Торквей, да, конечно! Ты вернулся в Торквей. Тебя тут нет. Ты ушел.
– И помни, Цинна: если я встречу кого-то из ваших, в ответе за это будешь ты.
Вор клятвенно обещал все сделать, как велено.
– Можешь идти!
Цинна пригнулся и мелкой трусцой побежал через кустарник. Лайам покачал головой, огляделся и побрел к святилищу Ночи.
Он внимательно всматривался во всех встречных, выискивая среди них товарищей Цинны, пока не дошел до гробниц Мариданов. Жрец, стоящий под аркой, кивнул ему, как знакомому, и Лайам вздохнул свободней.
«Ты просто паломник. Ты прибыл сюда помолиться за здравие короля».
Увальни с женами и мальчишкой-носильщиком куда-то девались, покойные Мариданы вновь пребывали в абсолютнейшем одиночестве. Лайам продрался сквозь ельник и вышел к площадке.
«Ты здесь?» – окликнул он фамильяра.
«Да, мастер».
Вверху колыхнулась ветка.
«Отлично».
Солнце уже поднялось довольно-таки высоко, холодный осенний день стал словно бы поприветливее, однако с площадки перед святилищем тень еще не ушла. «Она отсюда, наверное, вообще не уходит». Лайам кружил вокруг мраморной грубой плиты для даров, хмурясь и растирая руки. Колокола в Рентриллиане молчали, так что определить время было непросто. Сколько еще ждать? Час? Полтора?
«А вдруг Северн не явится?» Что ж, в этом случае он горевать сильно не станет. Незачем было вообще позволять Уорден втягивать себя в эту авантюру. «В конце концов, я всего лишь посыльный! А в том, кто изменник, кто нет, пусть разберутся другие. Например, Каталина». Главное – передать принцу казны Панацею и заявить о преступных деяниях главного камергера. «С удовольствием сделаю и то и другое! А что будет дальше – дело уже не мое…»
Однако Северн могуществен, и бездоказательно его опрокинуть нельзя. Если разозленный вельможа вздумает мстить… Лайам вздохнул. Как ни крути, а все-таки следует изобличить сановного негодяя. Хотя бы ради собственной безопасности. «Зато, управившись с этим, ты будешь совершенно свободен!» Он улыбнулся, предаваясь сладким мечтам. Когда вся эта свистопляска закончится, его ожидает масса приятных вещей. Горячая ванна, сытный роскошный ужин, новая (собственная, а не ворованная!) одежда, каюта на «Солнце коммерции», возвращение в Саузварк…
Минуты ползли, как осенние мухи, и мечтания потихонечку выцветали. Их заслоняло растущее беспокойство. «Вот он появится. И что я ему скажу?» Вызвать кого-либо на откровенность – задача и так не очень-то легкая, она усложняется до бесконечности, когда собеседники не доверяют друг другу. Значит, надо стать для лорда прозрачным. Кто такой Лайам в его глазах? Беглец, скрывающийся от стражи, человек среднего достатка, несколько обалдевший от внезапной возможности быстро и сказочно разбогатеть. «Продолжай играть эту роль, и все будет в порядке!» Лайам раздраженно поморщился. В порядке ли? Его одолевали сотни сомнений. «Если бы можно было начать все сначала, я все бы сделал не так. Спрятал бы, например, оружие под одеждой, условился о предварительной встрече с Уорден. И выбрал бы место получше, где есть куда отступить…»
Ветка вверху дрогнула.
«Мастер, сюда идет человек, который преследовал тебя в Королевском распадке. С ним слуга. Это лорд Аурик?»
У Лайама пересохло во рту.
«Да, это он. Ты никого больше не видишь?»
«Никого. У него в руках трость».
Проклятье! Лайам потер лоб, мучительно соображая, как быть.
«Ладно. Продолжай наблюдать. Дай мне знать, когда увидишь Уорден».
«Слушаюсь, мастер».
Лайам перебежал площадку и встал в ожидающей позе у темного лаза. И вовремя, ибо из ельника вынырнул Северн. Он тихонько насвистывал что-то тягучее, весьма походившее на похоронный марш.
