Она заговорила более уверенно, так как знала, что летом в Монкс-Шез проживала богатая американская семья.

— Ах, значит вы из семьи Осборн, не правда ли? Прекрасно, мисс, возьмите, то, что искали. Мне очень жаль, что я испугал вас.

Она еще раз осмотрела открытый шкаф.

— Уже кто-то взял… А теперь я пойду…

Он поднялся и пошел по комнате, расставив руки и касаясь пальцами мебели, мимо которой проходил. Повернул направо, прошел зал и оказался у маленького бокового выхода. Высунул голову, капли дождя попали ему в лицо.

— Спокойной ночи, — сказал он. — Надеюсь, не промокнете насквозь.

Хозяин подождал, пока не затихли ее шаги, повернулся, закрыл на ключ и засов боковую дверь и вернулся в библиотеку. Затем включил все лампы и подошел к камину. Пять минут неподвижно сидел в кресле. Лоб наморщился, лицо нахмурилось. Затем он опять раскурил трубку, снял большие очки, взял газету со стула и продолжил чтение, прерванное появлением девушки. Читал без очков, и самый мелкий шрифт.

— Бедная Гоуп Джойнер! — бормотал он, выпуская кольца дыма. — Бедная Гоуп Джойнер!

— Я хотела бы рассказать тебе правду, — отчаянно предложила Гоуп.

Дик Халовель только улыбнулся:

— Какой милый голосок. Я готов тебя выслушать. Что с тобой, дорогая?

Он взял ее за руки. Она доверчиво глядела на него.

— Если ты все узнаешь, больше не захочешь видеть меня. Помнишь, что Диана Мэртин сказала обо мне?

— Диана так много болтает обо всех знакомых, что я не в состоянии все запомнить, — смеясь, ответил Дик.

— Конечно, помнишь! Она сказала, что я — «Никто».

— Какой абсурд! Ты ведь говоришь со мной, значит, ты есть, ты прелестная, очаровательная девушка, которая пригласила меня в свой чудесный салон к чаю. Ты существуешь точно так же, как существуют и эти люди, сидящие напротив в отеле «Ритц», и которых я вижу в окно.

— Не говори, пожалуйста, глупостей! Она открыто сказала, что я не знаю своего происхождения, у меня нет родителей… возможно, что я… об этом даже подумать страшно. Ты ведь понимаешь, что значит геральдика, и знаешь, что представляют из себя темные места родословной.

— Итак, это единственный повод для беспокойства? — спросил Дик. — Разве на это обращают внимание? Разве вся суть человека в «голубой крови»? А темные места встречаются во всех, даже безупречных родословных. Я не могу утверждать, что их нет в моей…

Гоуп затаила дыхание. Она не ожидала, что он будет говорить об этом так непринужденно. Радостная улыбка заиграла было у нее на губах, но сразу же исчезла.

— Я не знаю, как обстоит дело у меня. Ужасно, Дик, что ты можешь так спокойно думать о себе.

— Я ни о чем не думаю. Просто знаю, что ты — милейшая девушка на всем земном шаре. Я оставлю военную службу, женюсь на тебе, и мы будем счастливы.

— Будь благоразумен, Дик. Разве ты не видишь, в каком ужасном положении я оказалась? Не знаю, кто мои родители, не ведаю, откуда получаю такие большие доходы. Я, откровенно говоря, никто! Раньше мне было все равно, но теперь… когда ты вошел в мою жизнь…

Гоуп задумалась и нахмурилась.

— Я тебе кое-что расскажу, — наконец спокойно продолжила она и поведала о поездке в Монкс-Шез.

Дик выслушал ее, не перебивая.

— Ты настоящий ребенок. Зачем так рисковать, — сказал Дик, когда она закончила. — Кто такой мистер Галлэт?

— Я знаю о нем только то, что он очень богат и безучастен ко мне. Он владеет большим имением в Кенте, где я провела большую часть детства.

— И ты его никогда не видела?

— Нет, он всегда отсутствовал, когда я бывала в Монкс-Шез. Я интересовалась у его адвокатов, не является ли он моим родственником, хотя бы дальним, но они лишь промолчали в ответ.

— Итак, он не твой родственник?

— Нет. Он знал мою мать… Я думаю, что произошло романтическое событие, но ведь это только предположение. Мне ни разу не удалось поговорить об этом с мистером Галлэтом. Он был одним из свидетелей, когда отец составлял завещание… По крайней мере, я так считаю.

— Ты когда-нибудь видела это завещание?

— Нет, Дик. Я только знаю, что имею очень большой доход. И… когда встречаюсь со злыми людьми или подозрительными типами, я получаю от адвокатов суровое предупреждение, в котором мне, обычно, дается понять, что я завела то или иное нежелательное знакомство. Они присылают мне также списки Карлоу.

— А, может быть, у тебя есть другие родственники?

— Никого, — смущенно ответила она. Но, спохватившись, вдруг рассмеялась. — Видишь, я действительно «Никто».

— Уверен, что ты получишь предостережение от своих адвокатов и относительно меня, — заметил Дик. — Хотя лично я могу и не являться поводом для этого, но у меня есть нежелательные родственники.

Мысль об этом не оставляла Дика и тогда, когда он попрощался с Гоуп и пошел к Пикадилли. Она еще более окрепла, когда у входа в цирк он встретится с братом. Грэгэм больше не походил на оборванного бродягу. Он был в безукоризненном модном костюме, а цилиндр и лайковые ботинки придавали ему вид знатного господина. В первое мгновение Дик даже опешил. Потом улыбнулся и уже хотел пройти мимо, но брат задержал его.

— Если ты не боишься, что тебя увидят с бывшим арестантом, то хотел бы поговорить с тобой несколько минут, Дик, — холодно попросил Грэгэм.

— Но только быстро, сейчас у меня нет времени. Если речь пойдет о деньгах…

Грэгэм презрительно улыбнулся.

— Ты все думаешь о деньгах, — сказал он. — На этот раз ты ошибся. Я хочу поговорить о Диане.

Дик стал серьезным.

— Это также бесцельно…

— Она хотела бы жить с тобой в мире. Вот и все, — сказал Грэгэм. — Бессмысленно постоянно вздорить и ссориться. Разве ты забыл, что она отдавала тебе предпочтение перед другими?

— Нет, но… гм… Когда вспоминаю, об этом, я благодарен. Но это единственное, за что я могу сказать ей спасибо!

Дик посмотрел на часы!

— Очень жаль, но у меня нет времени. Через пять минут должен встретиться с другом. Передай, пожалуйста, Диане, что я не злопамятен, но встречаться с ней не желаю. И совсем не потому, что несчастен без ее любви, а потому, что она занимается делами, которые мне противны… Предательство, двуличие… По сравнению с этим неверность кажется просто детской шалостью…

Он кивнул и ушел. Грэгэм смотрел ему вслед до тех пор, пока он пересек улицу и смешался с толпой на Лоуэр-Регент-стрит.

Когда Грэгэм вошел в салон Дианы, хозяйка многозначительно посмотрела на него. Тонким женским чутьем она поняла, что братья встречались и разговаривали. Грэгэм опустился в кресло, поискал в карманах папиросы и гневно сказал:

— Он, как всегда, был столь же непорочен, словно ангел. Он простил тебя, но не хочет больше иметь с тобой ничего общего.

— А ты ожидал большего?

— Я предполагал, что будет лучше, если мы помиримся, но человек этот тверд, как камень.

Она беспокойно водила ногой взад и вперед и не сводила глаз с собеседника.

— Как камень? Разве ты опять просил у него денег?

Грэгэм грубо рассмеялся.

— Дик предупредил меня. Он заранее отказал наотрез. Но и без Дика я заработаю много денег, если только у Трайна найдется для меня выгодное дело.

— Какое? — спросила она.

— Черт возьми, откуда я знаю? — Он был сильно раздражен. — Трайн ведь и тебе не говорит по телефону, что ему нужно. Я лично еще никогда с ним не сталкивался. Ты уже имела с ним дело, не правда ли?

Она не ответила, но заметила:

— Это очень щедрый, но довольно опасный человек.

— Почему опасный? — быстро спросил он.

— Я уверена в этом, — задумчиво сказала она. — Работу, которую я должна была однажды выполнить для него, нельзя назвать трудной, но, как я поняла, она была нужна для его целей. Два года назад Трайн просил привести лорда Фирлингэма в один из игорных клубов, которые он содержал на Портланд-Плас. Мне нужно было только упомянуть, что у меня там есть знакомые. Сначала мы завели разговор об опере. Фирлингэм потерял в ту ночь в баккара сорок тысяч фунтов. Я об этом узнала только через несколько дней, так как до моего отъезда из клуба лорд брал один выигрыш за другим. Первый раз я подумала о том, что Трайн и его подручные отняли у него деньги тогда, когда получила две тысячи фунтов.