– И как, по-твоему, это называется?

– Оптимизм.

Я положила руку себе на глаза.

– Послушай, Бен, мне надо немного поспать.

– Я оставил матрас из комнаты для гостей. На нем теперь и сплю. А вот про простыни забыл, так что все довольно грустно: пустой дом, старый матрас, даже подушки нет…

– Мог бы снять номер в отеле.

– Это еще грустнее.

Мы оба замолчали. Повисшая тишина была невыносима.

– Я специально не приехал – хотел дать тебе время. Но ты должна со мной поговорить.

– Я тебя слушаю.

Бен снова умолк.

– Я думал, ты начнешь спорить. Теперь даже не знаю, с чего начать.

– Может, с Мишель Картер?

– Я ведь рассказывал тебе о Мишель Картер.

Бен рассказывал, что встречался с ней какое-то время незадолго до нашего знакомства. Если точнее, три месяца, пока Мишель была на съемках в Нью-Йорке. Мишель его сломала – опустошила, как выражался сам Бен. А потом вернулась в Лондон к своему постоянному бойфренду – известному актеру Клэю Майклзу, с которым часто снималась в паре. Их отношения служили излюбленной пищей для сплетен, и девушки в маникюрных салонах регулярно разглядывали глянцевые фотографии звездной парочки, стоящей на красной ковровой дорожке.

А вот Бена с красавицей Мишель не сняли ни разу. «Если ты встречался с кинозвездой и вас не сфотографировали вместе, романа все равно что не было», – любил шутить Бен.

Постепенно роман с Мишель превратился просто в занятную историю. Историю о том, как Бен встречался с одной из самых известных женщин в мире и как в один прекрасный день она взяла и просто исчезла из его жизни. «Разве могло кончиться иначе?» – со смехом говорил он. Так мы смеемся, когда вспоминаем о людях, которые нас уничтожили. Когда рассказываем о них тому, кто никогда нас не предаст.

– Клэй знает?

– Да. Клэй с самого начала знал, что Мэдди не его дочь.

– И не рассвирепел?

– Похоже, у него тоже есть ребенок на стороне.

У меня разболелась голова. Я повыше натянула одеяло, размышляя о странных отношениях Мишель с Клэем и обо всем остальном, что я о ней знала. Фотографию ее великолепного лондонского дома недавно напечатали на обложке архитектурного издания «Аркитекчерал дайджест», фотографию ее великолепного лица – в рейтинге «Пятьдесят самых красивых людей» по версии журнала «Пипл».

Бой Джордж смотрел с потолка и смеялся. Смеялся и даже не думал меня спасать. Впрочем, что он мог сделать?

– Мишель уехала в Лондон, и на этом все кончилось. Она вернулась к Клэю. Потом мой старый приятель, который нас познакомил, сообщил, что у Мишель с Клэем родился ребенок. Мне она больше не звонила. До недавнего времени.

– Что она сказала, когда позвонила?

– Сказала, что после нашего летнего романа родилась девочка, с которой она наконец-то готова меня познакомить.

– Когда это было?

– Через пять дней после того, как я сделал тебе предложение. Будто специально подгадала.

Бен сделал мне предложение, когда мы были в Париже. Получается, он узнал о Мэдди пять месяцев назад – гораздо раньше, чем утверждал вчера. Неужели время для Бена перестало существовать? Помолвка, знакомство с новообретенной маленькой дочкой – все слилось для него в один долгий день. С одной стороны – наша жизнь, которую мы считали счастливой. С другой – нежданный подарок судьбы, способный разорвать эту жизнь на части.

– Я хотел рассказать тебе тем же вечером, но ты допоздна работала над делом Портера, а когда вернулась, сказала – точно помню: «Достань мне бутылку «Си-бемоль» и не говори ни слова, пока я не прикончу половину». Потом выпила половину и уснула.

– Выходит, это я во всем виновата?

– Нет. Просто я пытался выбрать подходящее время, чтобы не сделать тебе больно.

– И что?

– У тебя очень открытое лицо… И потом, нам так нравилось готовиться к свадьбе, к переезду в Лондон… – Бен ненадолго умолк, а затем добавил: – В общем, я не смог найти такое время, когда бы мои слова не причинили тебе боль.

Я перевела дыхание, чувствуя, что таю. Тут бы ему и остановиться, но Бен продолжил. Мы не останавливаемся, когда нужно. Именно это и позволяет нам сказать нечто важное за секунду до того, как ляпнуть что-нибудь не то.

– Знаю, тебе тяжело понять, почему я не рассказал тебе о Мэдди. Но мне тоже нелегко. Нелегко понять, почему Мишель так долго от меня скрывала.

– Ты на нее не злишься?

– Черт, да я просто в бешенстве! До сих пор не могу успокоиться.

Мне вспомнилось, как они шли по улице и как Мишель обнимала Бена за талию. Что-то непохоже, что он был тогда в бешенстве…

– Я смотрю на Мэдди и думаю: «Пусть Мишель передо мной виновата, но я не хочу потерять больше ни секунды того времени, которое могу провести с дочкой». Я благодарен, что Мишель мне все-таки рассказала. – Бен прочистил горло. – Вот, теперь я тоже тебе рассказал. Я люблю тебя и сделаю все, чтобы загладить свою вину.

Я чувствовала, что Бен говорит искренне, и уже готова была сделать шаг навстречу – попытаться его понять. Но тут он произнес:

– Давай попробуем разобраться, как оставить все в прошлом. Я ведь не пытался специально тебя обмануть. Это не то же самое, что неверность.

Неверность. Ну и слово! Как будто есть лишь один способ подорвать к себе доверие – измена. Нечто непростительное по меркам моего жениха. То, чем занималась мама со своим приятелем-импотентом. От чего бежал один мой брат, чтобы не причинить боль другому. Да, в измене Бен невиновен. Но бывают и другие непростительные поступки, о которых невозможно забыть.

Еще на прошлой неделе я знала Бена. Я верила, что он говорит правду – задает мне такие вопросы, которые помогают приблизиться к правде. В этом заключалось наше доверие друг к другу.

– Ты здесь? – спросил Бен.

– Нет, – ответила я, и мы оба нажали на отбой.

Я спустилась на первый этаж и сделала себе кружку горячей воды с лимоном, потом снова поднялась наверх и заглянула в комнату к Финну. Свет не горел – наверное, брат еще не вернулся из бара. В любом случае комната была пуста. На заправленной постели лежала сумка с вещами.

Я пошла дальше по коридору. Из комнаты Бобби пробивался неяркий свет. Брат с женой были вдвоем – читали, тихо разговаривали. Непохоже, что они несчастливы. Скорее, им комфортно вместе.

Дверь в комнату родителей была распахнута настежь. Раньше ее никогда не оставляли открытой. Родительская спальня считалась священным местом, и никто из нас не решался туда входить.

Мама с зачесанными назад волосами лежала в постели и слушала негромко играющее радио. По бокам от нее спали близнецы.

Она приложила палец к губам.

– Говори шепотом. Что у тебя в кружке? Надеюсь, вино?

– Нет, горячая вода с лимоном. Хочешь?

– Только если вода с лимоном превратится в вино.

Я села на край кровати и указала на близнецов.

– Они спят с тобой?

– Они спят со мной, – подчеркнуто тихо ответила мама, как бы подавая мне пример.

Я улыбнулась – не смогла удержаться. Я снова узнавала в ней свою маму – серьезную и не терпящую возражений. Лучшее, что могло произойти в конце долгого, бестолкового дня. Мне сразу стало спокойно. Почему же в благодарность я попыталась ее уколоть?

– Генри сегодня у нас не ночует?

Мамин взгляд говорил, что я ее задела, но она меня прощает.

– Нет, сегодня у него репетиция.

– Повезло ему.

– Вообще-то повезло Сан-Франциско. Генри – один из наиболее востребованных дирижеров в мире. Руководил Нью-Йоркским филармоническим оркестром, а до того был главным дирижером Стокгольмского. Он изменил представление о том, чего может достичь американский оркестр.

– Похоже на преувеличение.

– Скорее, преуменьшение. Генри воспитал десятки выдающихся музыкантов. Благодаря ему современная американская музыка снова вошла в моду. Не надо верить мне на слово – почитай его биографию в «Википедии».

Я кивнула, как будто собиралась незамедлительно изучить биографию Генри.