…Когда Живоглот вышел на весенний воздух, он обнаружил, что Большой уничтожает очередную, непонятно какую по счету бутылку «Пльзеня».

— Поехали! — рявкнул он, непонятно от чего испытывая сильное раздражение.

А тем временем Гнедой посадил Люсеньку на колени и стал лезть ей своими холеным пальцами под юбку.

— Вы знаете, Евгений Петрович, этот страшный черный человек с татуировками на руках выпил десять бутылок пива, — вытаращив глаза, шепнула ему на ухо Люська.

— Ну и не переживай, у нас хватит пива для всякого быдла, — спокойно ответил Гнедой, поднимаясь пальцами все выше и выше. Люська слегка застонала, предвкушая наслаждение. — Сейчас выедут за территорию, сбегает в лесочек, и все — ни в одном глазу. В голове-то пусто, только на кишечник и мочевой пузырь и работает. Дешевизна души, дорогая моя, низость помыслов, — решил он блеснуть афоризмом. — Однако, что бы мы делали без таких, с позволения сказать, людей? Выпей вот бокал шампанского, да пошли в спальню, там как-то благороднее всем этим заниматься…

— Здравствуйте, Алексей Николаевич, — улыбался Кондратьеву невзрачный человечек неопределенного возраста в помятом, засыпанном перхотью, сером костюмчике и старомодных войлочных ботинках. — Я из Западносибирского торгового треста. Моя фамилия Пирогов. Илья Николаевич Пирогов. Слышали, наверное обо мне от Бориса Викторовича? Мы с ним большие друзья и партнеры по пульке. Приехал за получением новой партии продуктов. Знаете, Алексей Николаевич, у нас в Западной Сибири ваши продукты идут просто нарасхват. Сами понимаете, что такое баночная ветчина и тушенка для нефтяников. Какая для нас удача, что мы на вас вышли, вернее вы на нас, — поправился он.

— Здравствуйте, — улыбнулся и Кондратьев. Дмитриев и впрямь говорил ему в приватной беседе, в которой принимал участие и Лычкин, о своем приятеле и сослуживце Пирогове. Они спорили с Михаилом о тонкостях преферанса, а Алексей, слушал, ровным счетом ничего не понимая. — Вы точны до предела. Сказали, приедете двенадцатого февраля, и как штык…

— Да в нашем деле, Алексей Николаевич, неточность — главный враг. Понимаете, в прежние времена никто не выполнял обязательств друг перед другом, потому что все было общее, то есть, ничье. Теперь же появились хозяева. И люди, работая на себя, на свое благосостояние, тем самым приносят большую пользу людям. Вот, например, мы с вами кормим, и неплохо кормим людей, находящихся на боевом посту, работающих в экстремальных условиях. Как же можно подводить их и наносить материальный ущерб себе? Это все равно, извините, что плевать против ветра…

— А почему не приехал Борис Викторович? — поинтересовался Кондратьев.

— Борис Викторович перед самым вылетом немного приболел. Разве он вам не говорил тогда, в декабре, что у него нелады с печенью? Да вы сами могли бы обратить внимание, какие у него желтые глаза… Я очень беспокоюсь за его здоровье, ему бы на курорт, а он все работает, работает… — Пирогов обеими пятернями взлохматил свои торчащие в разные стороны жиденькие волосики, а затем подавил себе ладонями виски. — Я и сам-то неважнецки себя чувствую, виски вот что-то ломит, видимо, к перемене погоды, — добавил он. — Февраль — очень опасное время для не совсем здоровых людей…

— Да, да, что-то припоминаю, — сказал Кондратьев. — Точно, жаловался он на печень…

— А разве вам не звонил Добродеев? Не предупредил, что мы приедем в назначенный день и вместо Дмитриева приеду я, Пирогов?

— Нет, не звонил. Да и ладно, давайте документы и приступим к делу.

Пирогов вытащил из кейса доверенность на имя Пирогова Ильи Николаевича и копию платежки, заверенной Сибнефтебанком. Кондратьев стал внимательно изучать документы.

— Сто двадцать пять тысяч перевели, — не верил своим глазам Кондратьев, читая копию платежки.

— Как договаривались, так и перевели, — гордо заявил Пирогов. — У нас серьезная компания, крупными делами ворочаем, по-сибирски, с размахом…

— Тогда поехали на склад, — весело произнес Кондратьев. — Транспорта-то хватит все вывезти? Много будет товара…

— Обижаете, господин директор, — улыбался Пирогов. — У нас все предусмотрено и рассчитано до мелочей…

… Через два часа фуры с продуктами покинули территорию склада. В первой машине сидел рядом с хмурым водителем радостный Пирогов в нахлобученной на глаза норковой ушанке и махал рукой стоявшему около склада Кондратьеву.

— Спасибо вам, Алексей Николаевич! — крикнул он. — Удачи вам в вашем благородном труде на благо Отечества!

— Вам спасибо! — отвечал Кондратьев. — Приезжайте еще!

— Непременно, непременно приедем! — ещё радостнее улыбался Пирогов. И только когда машина отъехала на некоторое расстояние, он расхохотался. Его просто распирало от хохота. Мрачный водила, который ровным счетом ничего не понимал, глядел на него с изумлением.

— Припадок у меня, — объяснил лже-Пирогов. — Понимаешь ты, водила, припадок смеха. Болезнь такая есть, не помню только, как по научному. А ты давай, знай, на газ жми, да баранку крути… — Он скинул с себя фуражку и яростно взлохматил волосы, сыпля перхотью и на свое серое драповое пальто и на мрачного водителя.

Недалеко от кольцевой дороги на Рязанском проспекте фуры ждал в условленном месте Лычкин. Лже-Пирогов уступил ему свое место в головной машине.

— Садись, банкуй! — пригласил его в кабину грузовика лже-Пирогов. — Удачи тебе. Наши ребята во всех машинах, так что, не бойся. Наше дело правое! Будь здоров!

Пересел на поджидавший его БМВ и поехал к Живоглоту.

— Ну, ты и артист, Комар, — хвалил его Живоглот. — Как же этот козел купился… И проверить не удосужился. Такими бабками крутит, а проверить не удосужился.

— Ходил по лезвию ножа, Живоглот, — гордо улыбался Комар. — Хоть Пирогов и работает в компании, но доверенности-то на получение товара ему никто не давал. Так что если бы меня раскололи, они бы меня там же на части разорвали… Жизнью рисковал…

— Так и получишь скоро свой гонорар за хорошо сыгранную роль.

— Артисты больше получают, но не рискуют ничем…