Он сильно взял под руку Нину и повел её к выходу. Открыл калитку и вышел с ней.

— Посоветоваться надо кое с кем, — вдруг встал перед ним мордоворот.

— Ты с кем говоришь, падаль? — побледнел Барон и сделал угрожающую стойку. Мордоворот было схватился за мобильный телефон, но Барон первым ударом ноги выбил у него аппарат, а следующим ударил противника в солнечное сплетение. Затем в его руке появился вороненый «Байярд». Барон передернул затвор и направил дуло пистолета на оторопевших от неожиданности противников.

— А ну, разойдись, грязь, — процедил он и, пропустив Нину вперед, задом попятился к своей машине, держа палец на курке. Ошалевшая от страха Нина еле передвигала ноги, такого оборота событий она все же не ожидала.

Так они и дошли до машины. Алексей, пригнувшись, вылез из машины и спрятался снизу. Когда Нина подошла, он шепнул ей: — Привет, — и пропустил её на заднее сидение «восьмерки». Тут же Барон выстрелил в воздух поверх голов приготовившихся к броску мордоворотов, сел в машину и резко тронул её с места. Она уже была заранее заведена Алексеем. Мордовороты бросились к своей машине, но она стояла довольно далеко, и когда они сели в неё и рванули её с места, «восьмерка» уже скрылась за поворотом. Они поехали на трассу, но «восьмерки» уже и след простыл. И только когда машина с мордоворотами умчалась на почтительное расстояние, Барон аккуратно выехал из маленького тупичка и потихоньку повел машину в сторону Москвы.

— Спасибо вам, — прошептала Нина Туманович, дрожа от страха на заднем сидении машины. Теперь, вне страшного обиталища покойного садиста, она могла дать волю этому страху.

— За что спасибо? — обернулся к ней Алексей. — Это тебе спасибо, да какое ещё спасибо за то, что ты пошла на такое… И так мне помогла…

— Я отомстила за подругу, — разрыдалась Нина. — Я знаю, на что шла… И однако, как же все это было мерзко и ужасно… Как я была счастлива, что этой твари уже нет на свете, ужасно боялась себя выдать…

— Похоже на то, что пятнадцатое мая скоро будет объявлено всенародным праздником, — заметил Барон. — Сколько людей самого разнообразного рода занятий выражают свое удовольствие по поводу безвременной кончины господина Шервуда Евгения Петровича. И, полагаю, что это ещё не последняя восторженная реакция на это примечательное событие за сегодняшний день…

Нину отвезли домой, а затем поехали на дачу к Барону. Алексей уже два часа назад позвонил Инне и предупредил, что не приедет к ней, а также о том, что, возможно, за ней и её домом будет слежка. И сообщил, как бы между прочим, что один из его преследователей, главный организатор всего происшедшего, уже почил в бозе нынешним утром. Инна вскрикнула от радости и обещала быть бдительной и предельно внимательной.

— Точно, не последняя реакция, — сообщил Барону Алексей. — Еще одна огромная радость на том конце провода…

— Да, славно пожил на свете Евгений Петрович, — заметил Барон. — Раз столько людей не могут скрыть своего ликования от его безвременной кончины. Я имею в виду то, что она должна была произойти лет на двадцать — тридцать, а то и сорок, сколько ему там было, раньше… В чреве матери, например…

Когда они уже приехали смертельно усталые на дачу к Барону, Инна позвонила туда и сообщила, что около её дома стоит красный «Пежо» — 405, в котором она заметила Михаила Лычкина.

— Следит, точно следит, — побледнел Алексей. — Этого и следовало ожидать.

— Следить-то следит, — согласился Барон. — Но он не знает, что вы снова близки. А, может быть, вам глубоко наплевать на её судьбу, если они, допустим, похитят её. Никто ведь не видел вас вместе после вашего освобождения…

— Не знаю, не знаю, на душе все равно очень неспокойно, Кирилл Игнатьевич. Надо бы её куда-нибудь эвакуировать…

— Надо бы… Только ко мне небезопасно. На свой страх и риск я вытащил оттуда Нину Туманович, не маскируясь, явившись туда под своим именем. И в этом ничего страшного нет — кто такая эта «Лера» никто не знал, откуда она появилась, никто не знал. Гнедой не докладывал своей челяди о том, откуда появляются его новые любовницы… Если кто-нибудь знал, что их познакомила Карелова, так я это подтвердил… Что с того, что старый вор вроде меня вывез с дачи своего приятеля любовницу, которую тот отбил? Но за моей дачей вполне могут следить, ни для кого не секрет, что я обитаю здесь, отошедши от лихих дел. А вот если здесь заметят и вас, и Инну, то поймут, что мы с вами в сговоре и вполне может быть осада… И мои бедные собачки нас не спасут…

— Значит, и мне тут быть опасно?

— Вполне возможно… Завтра вам надо перекочевать куда-нибудь в другое место, например, к вашей сестре в Сергиев Посад, или ещё куда-нибудь. Вы затеяли хоть и благородную, но очень опасную игру, Капитан, и при такой игре надо быть предельно мобильным и не допускать никаких промахов. Неужели вы полагали, что братва простит смерть Гнедого? Еще не начался настоящий шухер. Повторяю, большой босс разъезжает по Европам, а этот гнилой Гнедой играл в его игре очень важную роль, именно за этим трусливым позером он, как ни странно и мог оставаться в тени и делать большие дела. Знал его только Гнедой, и не выдал бы его ни при каких обстоятельствах. А выдал бы, никто бы ему не поверил, слишком уж огромными деньгами ворочает Мехоношин, да и людьми умеет играть, как марионетками. Оказался вполне способен натравить на оборзевшего от ощущения своей безнаказанности Славку-Цвета, Гнедого, который написал на него в правоохранительные органы донос, а мог поступить и наоборот и отдать Гнедого на растерзание лютому Цвету, который расправился бы с ним иными методами. Тем и живет припеваючи… А за гибель Гнедого он способен поднять большую бучу… Или совсем не обратить на неё внимания, как будто ничего вообще не произошло. Такое тоже вполне допустимо, слишком он высоко сидит, этот Ферзь. Но вообще-то, я в такой вариант верю слабо — не потерпит он, чтобы его верных людей взрывали в собственных машинах неподалеку от собственных особняков. Такое позволено только ему самому.

Но Алексей слушал не очень внимательно. Помыслы его были только о безопасности Инны.