Ну что ж, сказал себе Дэнни, ничего не поделаешь, пора сматываться.
Кейли не отпускала от себя мама Джейка. Они уже разговаривали пятнадцать минут, и подруга бросала на Дэнни выразительные взгляды. Дескать, выручай. Он уже перекинулся парой слов со всеми нужными людьми, в том числе с влиятельным критиком из «Пост» и обозревателем из «Современного искусства», так что причин задерживаться не было.
Примерно на полпути к Кейли его окликнули.
— Дэнни Крей, это вы?
Лавиния. Необыкновенная женщина. Никто не знал точно, сколько ей лет, но существовали фотографии, где она была запечатлена рядом с Джоном Кеннеди, Энди Уорхолом, Пегги Гуггенхайм[1] и Лу Ридом[2]. Она владела двумя галереями — «Неон» в Вашингтоне и «Кунстблитц» в Берлине — и была заметной фигурой в вашингтонских художественных кругах.
— Вы не ошиблись, — ответил Дэнни, приглаживая ладонью свои короткие волосы ежиком, а затем после ритуального объятия добавил: — По крайней мере мне так кажется.
Она захохотала, будто он сказал что-то невероятно остроумное, и внимательно посмотрела на него сквозь сильно подведенные тушью ресницы. Чуть ли не флиртовала. Кейли, увидев его рядом с Лавинией, вскинула брови и послала ободряющую улыбку.
— Мне тоже кажется, что это вы, — произнесла Лавиния. — И это очень кстати, ведь именно вас я ищу. — Она протянула Дэнни пустой бокал. — Принесите, пожалуйста, «плонк», только белый… а потом поговорим.
Они вышли в небольшой садик за галереей, и Лавиния закурила. Воздух был столь тяжел и напитан влагой, что дым от сигареты не поднимался, а стелился, как туман. Дэнни, чтобы поддержать друга, спросил у Лавинии, что она думает о выставке Джейка.
Она пренебрежительно тряхнула своими пышными волосами.
— Это не в моем вкусе.
— Почему? Разве его работы не хороши?
Лавиния усмехнулась.
— Нет, палитра мутная. К тому же все вторично. Но я хотела поговорить с вами не об этой выставке. — Она кокетливо взглянула на Дэнни и неожиданно ткнула его в грудь ярко-красным ногтем. — А о… вас!
Лавиния рассказала, что видела его скульптуру в «Банко Сальвадор» и работа произвела на нее сильное впечатление, такое, что она стала искать возможность познакомиться с другими его произведениями. Ей удалось посмотреть литографии, которые он дал во временное пользование ресторатору в Джорджтауне, картину, купленную Кафритцами (она висит у них в музыкальной гостиной), а также инсталляцию в «Торпедо фактори» в Александрии.
— Мне понравилось.
— Какая из работ? — спросил Дэнни.
— Да все понравились!
— Замечательно.
— А теперь слушайте самое главное, — сказала Лавиния. — В расписании выставок галереи «Неон» образовалось «окно». И очень даже широкое. Две недели в октябре. Я могу открыть вашу выставку в пятницу, пятого октября. Вас это интересует?
— Так ведь…
— На монтаж два дня, среда и четверг, то есть третьего и четвертого. — Неожиданно она что-то вспомнила. — А работ у вас достаточно?
— Конечно, — ответил Дэнни не задумываясь. — Но… как получилось, что…
Лавиния драматически устремила взор в небо.
— Выпал один из моих художников. Яркое дарование, молодой… но совершенно неуправляемый. Теперь вот он в депрессии, валяется в постели, ничего не делает. И это продлится до Рождества. А я ждать не могу. У меня бизнес, а не клиника. — Она вопросительно посмотрела на Дэнни. — Так что?
— Прекрасно, — промолвил он, глупо улыбаясь.
После этого разговора Дэнни решил, что должен остаться. Ему казалось неприличным уходить прежде Лавинии.
Через минуту появилась Кейли вместе с Джейком и его мамой.
— Это была та самая Лавиния Тревор? — воскликнула она с восторженными нотками в голосе. — Поведала что-нибудь интересное?
Дэнни пожал плечами. При Джейке рассказывать не хотелось, поскольку галерея «Неон» была солиднее «Петруса».
— Кто-то же должен был принести ей вина и составить компанию, пока она курит.
— Но она что-нибудь сказала? — спросил Джейк. — Насчет выставки? Свое мнение?
— Извини, я очень старался, но склонить к обсуждению твоих работ галерейщицу не удалось. Один из ее любимцев не вылезает из депрессии. Она все время распространялась об этом.
Кейли скосила глаза на часы. По понедельникам ей нужно было вставать в пять тридцать, чтобы успеть прочитать утренние газеты и до открытия рынка ценных бумаг написать в Интернете колонку.
Дэнни сжал ее руку.
— Тебе пора двигать домой. А меня кто-нибудь подвезет.
Кейли улыбалась. Она была уверена: Лавиния что-то замыслила.
Галерейщица собралась уходить только через полтора часа после Кейли. Направляясь к двери, она бросила на Дэнни заговорщицкий взгляд и кивнула. А он понял, что ему придется остаться до конца. Джейк был очень пьян и вести машину не мог.
Даже по пути домой он продолжал потягивать мерло из наполовину опустошенной бутылки.
Дэнни пытался его успокоить.
— Все прошло замечательно.
— Правда? — с надеждой произнес Джейк.
— Конечно. Большой успех.
— Но ничего не продано. — Джейк отвернулся к окну.
— Разве в этом дело? — с жаром проговорил Дэнни, хотя друг был прав. — Вначале выставляешься, а продаешь потом. Между этими двумя фазами должно пройти время.
— Ты так считаешь?
— Разумеется.
Неожиданно Джейк вскинул голову и с подозрением посмотрел на Дэнни.
— А чего это ты сегодня такой веселый?
— Веселый? — усмехнулся Дэнни. — С чего ты взял? В последнее время я не вылезаю из депрессии.
Друг сосредоточенно задумался, удовлетворенно кивнул, закрыл глаза и через секунду громко захрапел.
А у Дэнни после того, как он отвез Джейка, настроение начало портиться. Наверное, не надо было поминать депрессию. Дело в том, что годных для показа работ у него явно недостаточно. Придется собрать все проданное, а также подарки друзьям. Над инсталляцией в «Торпедо фактори», которая так понравилась Лавинии, тоже придется поломать голову, ведь аппаратуру для создания видеоэффектов, которая использовалась для нее, кооператив художников потребовал вернуть. Владелец решил употребить ее для более прибыльного занятия — создания видеомемориалов в память усопших домашних питомцев. Действительно прибыльно, ничего не скажешь.
Также впереди маячила еще одна проблема. Самой интересной из его скульптур, гвоздевым экспонатом любой выставки, был «Вавилон II». Он представлял собой потрясающую конструкцию, состоящую из более чем восьми тысяч прозрачных элементов конструктора «Лего», образующих призрачный город, в центре которого размещалось полутораметровое трехмерное голографическое изображение Уолтера Мондейла[3], склонившегося над гробом Курта Кобейна[4]. Голограмма поражала своей утонченный эфемерностью, ярко подчеркивая преходящую славу своих персонажей. Проблема состояла в том, как доставить вещь в галерею «Неон», не разбирая.
«Впрочем, это ерунда, — подумал он. — Что-нибудь придумаю. У меня впереди еще целых два месяца».
Добравшись наконец до дома, Дэнни бегом преодолел два лестничных пролета. Не терпелось рассказать Кейли о предложении Лавинии. Подруга пришла в еще больший восторг, чем он.
— Я знала! — воскликнула она, бросаясь ему на шею. Затем побежала к холодильнику и вернулась с бутылкой дорогого шампанского. — Это приготовлено к твоему дню рождения, но мы купим другую.
Когда в пять минут первого зазвонил телефон, у Дэнни внутри абсолютно ничего не шевельнулось. Кейли сняла трубку и с недоуменным видом передала ее Дэнни.
— Тебя спрашивает Джуд Белцер.
Фамилию и имя Дэнни слышал впервые. Незнакомым оказался и голос. Акцент какой-то странный, вроде бы британский…
— Мистер Крей?
— Просто Дэнни.
— Как вам угодно. Извините, что звоню так поздно…
1
Маргерит Гуггенхайм («Пегги») (1898 — 1979) — внучка и продолжательница дела знаменитого филантропа Мейера Гуггенхайма (1828 — 1905), основателя нью-йоркского Музея современного искусства.
2
Лу Рид (р. 1942) — известный американский рок-певец и гитарист.
3
Уолтер Мондейл (р. 1928) — политический и государственный деятель; вице-президент при Джимми Картере.
4
Курт Кобейн (1967 — 1994) — лидер скандально известной рок-группы «Нирвана».