Рауль стоял рядом, не произнося ни слова, не будучи в состоянии думать, видеть или говорить. Он чувствовал, что музыка становится громче. Он слышал, как где-то далеко объявляют выход Дейрдре. Ее сильные пальцы на мгновение стиснули его руку, а ее теплые губы запечатлели на его лице чувствительный поцелуй.

— Прощай, милый.

Дейрдре легко побежала вперед, сверкая блестками на одежде, развевавшейся, словно крылья. Вот она вступила в нежно-розовый свет рампы, идя навстречу буре аплодисментов, высоко подняв голову. Там, вверху, было ее небо, ее канаты. Канат понес девушку вверх — выше и выше. Музыка внезапно смолкла. Зазвучала ровная, монотонная дробь барабана. Дейрдре начала делать свои витки.

Рауль шагнул в сторону, и сейчас же навстречу ему вышел из тени человек с сигарой во рту, который, казалось, жевал ее с задумчивым видом. Он остановился рядом с Раулем, и несколько минут они молчали, глядя вверх.

Там была Дейрдре, работавшая под самым куполом, в свете мощного немигающего, прожектора. Ухватившись руками за тонкий конец каната, Дейрдре вскинула вверх ноги, сделала переворот через голову, изящно изогнувшись и раз за разом описывая широкие круги ногами.

Инспектор арены громким голосом считал сделанные ею витки:

— Раз… два… три… четыре!

Дейрдре продолжала вращаться, словно белый мотылек, мечущийся в поисках выхода из западни. Помни, Рауль, когда я вращаюсь под куполом, про молитвенную мельницу тибетских буддистов. Рауль изменился в лице. Я люблю тебя, люблю тебя, люблю…

— Она милашка, верно? — произнес детектив, стоявший рядом.

— Да, — неторопливо ответил Рауль, — к тому же она та самая, кого вы ищете. — Он сам не мог поверить в то, что говорил. — Я стою перед вами живой. Это и есть доказательство ее вины. Она убила Роджера и разорвала пополам холст, на котором мы были нарисованы. Она убила Лала.

Рауль провел по лицу трясущейся рукой.

— Примерно через пять минут она спустится вниз, и тогда вы можете ее арестовать.

Они оба смотрели вверх с таким выражением лиц, словно не верили, что там находится именно она.

— Сорок один… сорок два… сорок три… сорок четыре… сорок пять, — считал детектив. — Вы что, плачете? Сорок шесть… сорок семь… сорок…

Комната была в ужасном состоянии: картины безжалостно сорваны со стен, мебель разбросана, перевернута. Во многих местах виднелись глубокие борозды на обоях и дереве. Там мистер Колдуэлл — он был слепым — пытался ногтями расцарапать стены, словно ища что-то внутри их. Причиненный вред был значительным.

Лейтенант Крис Прайори, служивший в отделе по расследованию убийств в городе Грин-Бей, штат Калифорния, стоял довольно долго рядом со мной в этой комнате и просто смотрел.

У дальней стены лежал труп Колдуэлла. Возле него валялись очки, стекла которых были раздавлены в порошок. Одна рука несчастного с растопыренными пальцами была занесена как для удара, словно он хотел с помощью ногтей пробиться сквозь непреодолимую толщу этой стены. Его ударили чем-то тяжелым по голове, о чем свидетельствовала глубокая вмятина на затылке. В сущности, еще молодой, привлекательный человек с тонкими чертами свежего лица и темными вьющимися волосами… Смерть обезобразила эти черты.

— О Боже, какой ужас, — сказал я.

Было слышно, как внизу, на втором этаже плакала хозяйка квартиры.

Прайори взглянул на меня и несколько удивленно произнес:

— Колдуэлл был слепой.

— Да, — подтвердил я. — Хозяйка рассказала, что он въехал сюда семнадцатого октября. После этого зрение его начало стремительно ухудшаться. Через две недели он уже ничего не видел, и с тех пор положение его не улучшилось ни на йоту. Это случилось шесть недель назад.

— Странно, — пробормотал Прайори. — Логика подсказывает, что если кто-то прошлой ночью явился сюда убить Колдуэлла, то он мог без труда с ним расправиться. И для этого не понадобилось бы учинять такой разгром. Как я понимаю, потребовалось не меньше двадцати минут для того, чтобы разгромить здесь все. Зачем? Слепой человек находится в полной власти убийцы. Достаточно одного удара по его ничем не защищенной голове, которого несчастный и не ждет…

Прайори не договорил, приблизился к трупу и склонился над ним.

— Он отчаянно пытался спастись, убежать, найти выход, бился в истерике, прежде чем умер.

Я бросил взгляд на искалеченную мебель, на поцарапанные стены.

— Или же, напротив, в комнате намеренно учинили разгром, чтобы мы подумали, что здесь происходила борьба?

Прайори недоверчиво покачал головой:

— Все это в основном сделал Колдуэлл. Взгляните сюда. У него под ногтями видны остатки обоев, штукатурки, занозы из двери, нити из материала, которым обтянута кушетка. И вот еще: протерты штаны на коленях — он на них полз. Носки ботинок повреждены, поскольку ими били в запертую дверь.

— Какая жестокость, — заметил я.

— Да, это было жестоко, — согласился Прайори. — Взгляните еще на его лоб. На нем видны следы ушибов, полученных, когда он, падая, ударялся головой о стену. Порез на щеке явно от осколков стекла, разлетевшихся от разбитой картины. Смертельный удар бы нанесен ему сзади, в то время как бедняга пытался пробиться сквозь стену с помощью своих искалеченных кровоточащих пальцев… Я с трудом сглотнул.

— Если предположить, что все так и есть, каков мотив убийства? Возможно, убийца искал деньги, письма или какие-то другие ценности?

Прайори нагнулся и указал мне на обивку кресла. На материале были видны полосы, оставленные впившимися в него ногтями. Но он оказался достаточно прочным и не был поврежден. Затем мы осмотрели письменный столик. На его поверхности виднелись царапины, однако ящики были все закрыты, а внутри все оставалось в порядке — ручки, карандаши и бумага для письма. Что же касается картин, то возле них или на тех местах, где они висели прежде, царапины были скорее поверхностными. Если бы человек что-то искал, он бы отбил штукатурку и сорвал материю с мебели.

Мне пришлось согласиться, что Прайори прав. Осмотр показал, что в комнате остались следы ногтей от быстрых и беспорядочных прикосновений к различным поверхностям. Картины не были вскрыты с обратной стороны. Не были выдернуты и гвоздики, крепившие ковер к полу.

Я выпрямился:

— Мне кажется, все ясно. Но, возможно, у Колдуэлла какие-то ценности были при себе?

— В таком случае убийце было бы проще сбить Колдуэлла с ног и отнять их, верно? Но нет, убийца делал всё методически, расчетливо, располагая достаточным временем. Либо ему пришлось так рассчитать. Может быть…

— Что может быть?

Прайори пожал плечами.

— Пойдем поговорим с хозяйкой.

Хозяйка квартиры лежала в постели. Личико у нее было небольшое, бледное — одного цвета с измятой подушкой. Она чуть-чуть приподняла руку и начала рассказывать:

— Мистер Колдуэлл въехал ко мне ровно два месяца назад. Я ему очень сочувствовала. Он терял зрение и спустя две недели после приезда сделался совершенно слепым. Я часто слышала, как он рыдал у себя наверху. Я обычно стучала в его дверь — было это до того, как я прихворнула и слегла в постель, — тогда он утихал и открывал мне. Лицо его бывало мокрым от слез. Когда же я пыталась его утешить, он обычно отвечал: «Я совершил нечто ужасное. Я совершил нечто ужасное. Теперь я знаю, почему со мной происходит такое. О Боже, как темно вокруг».

— Колдуэлл — это была его настоящая фамилия?

— Не знаю. Вел он себя чрезвычайно нервозно. Словно бы скрывался от кого-то. Когда ко мне приходили, он обычно беспокойно спрашивал: «Кто там?» А я отвечала: «Все в порядке, сэр, это всего лишь мисс Тарви». Или: «Это мальчик от мясника. Он принес курицу».

Хозяйка продолжала рассказ:

— Обычный слепой спрашивает обо всем спокойно и вежливо. Мистер же Колдуэлл… Лицо его при этом бледнело, руки дрожали; он прямо съеживался при звуке чьих-либо шагов.