Они у него все были издалека — обычно он выяснял, кто откуда приехал, прежде чем подходил к этому моменту, а потом уже говорил смело, нисколько не боясь, что она рискнет во второй раз проделать такой путь в сотни миль. Женщина, довольная, отправлялась обратно в свой Лалукет или Саргодху, где начинала собирать вещи, а потом пусть и догадывалась, конечно, что Мухаммед Али мошенник, но время было потеряно, и ничего нельзя было сделать.

Жизнь, она тяжелая у всех, а старику остается одна только хитрость. Мухаммед Али ничуть не страдал сочувствием к вторничным женщинам.

Однако его снова подвел собственный голос, который вместо того, чтобы завести как по писаному давно затверженную речь, принялся вдруг выбалтывать вслух его сокровенные тайны.

— Мисс Рехана, — к изумлению Мухаммеда Али, произнес его голос, — вы редкий человек, вы жемчужина, и для вас я сделаю то, чего, может быть, не сделал бы и для родной дочери. У меня есть один документ, с помощью которого вы решите все свои проблемы.

— Что же это за волшебный документ? — спросила она, а глаза ее при этом взглянули на него с откровенной насмешкой.

Дальше голос его зазвучал едва слышно.

— Британский паспорт, мисс Рехана. Подлинный, настоящий британский паспорт. У меня есть хороший приятель в консульстве — впишет имя, наклеит фотографию, и дело сделано! — торопитесь, складывайте вещи и добро пожаловать в Англию!

Он действительно это сказал!

Тогда, значит, с ним может случиться все что угодно — он, значит, сошел с ума. Мухаммед Али сейчас еще и отдаст его бесплатно и тогда останется только целый год кусать себе локти.

«Старый дурак, — сказал себе Мухаммед Али. — Только старые дураки и теряют голову из-за красивой девушки».

— Правильно ли я вас поняла? — проговорила она. — Вы предлагаете мне совершить преступление…

— Я предлагаю, — перебил он, — ускорить события.

— …совершить преступление, въехать в Лондон, в Бредфорд, в обход закона и тем самым утвердить английских сахибов в мысли о том, что их низкое мнение о нас справедливо? Разве это хороший совет, дедушка?

— В Англию, в Бредфорд, — грустно поправил он. — Нехорошо так относиться к подарку.

— А как еще я должна к нему относиться?

— Я бедный человек, биби[2], и я решил сделать тебе подарок ради твоей красоты. Не плюй на него. Бери. Или откажись от своей затеи, вернись домой, забудь про Англию — не ходи в этот дом, не позволяй им себя унизить.

Но мисс Рехана уже поднялась и, не дослушав, направилась в сторону ворот, возле которых толпились женщины, а потерявший терпение охранник кричал на них, чтобы стояли спокойно, иначе никого сегодня не примут.

— Глупость делаешь, — крикнул ей вслед Мухаммед Али. — Да как хочешь, мне-то что! — Крикнул он, чтобы она поняла, что он сделал ради нее все, что мог.

Она даже не оглянулась.

— В этом вот беда нашего народа, — возопил тогда он. — Мало того, что мы нищие, что мы темные, так мы еще и не хотим ничему учиться.

— Что, Мухаммед Али? — сказала с другой стороны ряда тетка, которая торговала бетелем. — Плохи твои дела? Ей-то, небось, нравятся помоложе?

В тот день Мухаммед Али ничего не заработал, потому что простоял весь день возле ворот в ожидании мисс Реханы. То и дело он принимался себя бранить: «Ступай отсюда, старый болван, она леди и даже и говорить-то с тобой не пожелала». Но все-таки он ее дождался.

— Салям, советчик-сахиб, — сказала ему мисс Рехана, направляясь к нему.

Вид у нее был такой же уверенный, как и утром, на него, на Мухаммеда Али, она явно больше не сердилась, и он подумал: «Ах ты боже мой, слава Аллаху, кажется, повезло. Значит, даже и у английских сахибов оттаяло сердце, едва они утонули в глубине ее глаз, и она получила визу».

Он улыбнулся ей в ответ улыбкой, исполненной надежды. А мисс Рехана улыбнулась в ответ улыбкой, исполненной спокойствия.

— Дочь моя, мисс Рехана-бегум, — сказал он, — в счастливый час торжества примите мои поздравления.

Она вдруг ласково взяла его под руку.

— Пойдемте, — сказала она. — Позвольте мне поблагодарить вас за хороший совет, который вы мне дали, извиниться за свою грубость и угостить вас пакорами.

Они стояли на пыльном пятачке между воротами консульства и автобусом, который должен был отбыть ближе к вечеру. Ку?ли привязывали на крыше скатки матрасов. Разносчик старался всучить пассажирам любовные романы и травяные снадобья и громко хвалил и то, и другое, преподнося их как средство от всех несчастий. Совершенно счастливый Мухаммед Али вместе с мисс Реханой устроились на «пылесборнике», иначе говоря, на бампере, и принялись уплетать пакоры. Дневная жара пошла на спад.

— Нас обручили еще наши родители, — неожиданно начала мисс Рехана. — Мне тогда было девять лет, Мустафе Дару тридцать, но отец хотел, чтобы муж у меня был старше и заботился обо мне так, как сам он заботился о матери, потому он и выбрал мне Мустафу-джи, которого считал человеком ответственным. Потом родители у меня умерли, а Мустафа Дар отправился в Англию и сказал, что потом меня вызовет оттуда. С тех пор прошло много лет. У меня есть его фотография, но он для меня давно чужой человек. Я даже не узнала по телефону его голос.

Слушая, Мухаммед Али дивился ее рассказу, но в этом месте кивнул головой, понадеявшись в душе, что кивнул с умным видом.

— Ну, — сказал он, — в конце концов, родители всегда стараются, чтобы детям жилось получше. Ванги родители выбрали для вас хорошего честного человека, который сдержал слово и вас вызван. Теперь вы познакомитесь, полюбите его… у вас вся жизнь впереди.

Заметив на этот раз горечь у нее в улыбке, Мухаммед Али был озадачен.

— А скажите, уважаемый, — заговорила мисс Рехана, — почему это вы так уверены в том, что мне дали визу?

Потрясенный, он поднялся.

— У вас… вы оттуда вышли с таким счастливым видом… Я и подумал… Прошу прощения… Неужели и вам дали от ворот поворот?

— Я ответила неправильно на все вопросы, — сказала она. — Что родинка не на той щеке, что ванная комната совсем не такая — я ее выдумала и обставила, как хотела. Одним словом, все переиначила, понятно?

— Что же теперь делать!? Куда вы теперь?

— Обратно в Лахор, вернусь на работу. Я работаю в одном большом доме няней у трех прекрасных мальчиков. Если бы я уехала, они загрустили бы.

— Какая беда! — воскликнул Мухаммед Али. — Я ведь предупреждал! Нужно было вам взять паспорт. А теперь, как это ни печально, я уже не в силах помочь. У них осталась анкета, и если они проверят, то и никакой паспорт не поможет… Все пропало, все пропало… Ах, ну если бы вы меня послушались! Все было бы хорошо.

— Не думаю, — сказала она. — И едва ли стоит так огорчаться.

Он стоял на пятачке на остановке автобуса и смотрел, как она ему улыбается сквозь заднее стекло, до тех пор пока облако пыли не скрыло ее из виду, не в силах отвести от нее глаз, потому что до сих пор никогда в жизни — в своей жаркой, длинной и трудной, безлюбой жизни — он еще не встречал такой открытой, счастливой улыбки.

Все мы все знали, что добром дело не кончится, коли уж вдова вцепилась в него мертвой хваткой, но парень был еще глупый, осел молодой да и только, а таких ничему не научишь.

Жизнь у него хорошо начиналась. Бог одарил его божественной красотой, отец уступил ему место, сошел в могилу, но не бросил мальчишку-то просто так, а оставил ему в наследство первоклассную рикшу, с пластмассовыми сиденьями и всем что положено. Так что и красота у него была, и была работа, вот и откладывал бы сколько-то рупий в год и со временем нашел бы себе хорошую жену, так нет, угораздило влюбиться в жену вора, когда усы еще не отросли, молоко, можно сказать, не обсохло.