Не поворачивая головы, Ингольд сказал мягко:

– Свет не нужен!

Ветра не было, но шорох крошечных когтистых лап напоминал шторм в лесу. Их было столько, что даже там, где тьма прятала их, Руди ощущал скрипучее трение их спрессованных тел. Их острый запах был всюду.

Руди прошептал:

– Они могут перейти через защитный круг?

Ему показалось, что белое пламя замерцало ярче, танцуя по опавшим листьям.

– Нет, – опять мягко ответил Ингольд. Клацанье зубов и шорохи слышались теперь сверху. Руди поднял голову – на ветвях деревьев были тысячи крыс.

– Ингольд, надо бежать отсюда...

– Сейчас мы ничего не можем сделать, – твердо ответил чародей. – Мы в безопасности до тех пор, пока цел круг.

«Верь! Верь ему, – с отчаянием подумал Руди, стараясь удержаться от искушения бежать. – Ему известно об этом больше тебя!»

Крысы вихрем кружили по всему лесу; от их омерзительного стремительного бега папоротник казался ожившим. Руди ясно видел их грязно-коричневый поток, перетекающий через взгорбленные корни деревьев, переливающийся или обтекающий полусгнившие полые бревна. Их кишмя кишело в самом русле водоема, на самой его глубине. Они ворошили листья взбугренными, противными сморщенными носами, показывая белый оскал хищных зубов.

Вдруг Руди увидел, как откуда-то появилась булавка и острым концом вонзилась в ошейник Че. Ослик дико закричал и заметался не привязи, пытаясь высвободиться. Брызнув фонтанчиком грязи и гнили, булавка разлетелась. Веревка выскользнула из рук Руди, и ослик, опустив голову, перескочил кромку магического круга и пропал в темноте.

Казалось, что никогда и в помине не было никакого светящегося магического круга. Грязный поток крыс бросился вперед, присвистывая и визжа от радости, по еще не успевшим улечься опавшим листьям. Услышав крик Че, Руди помчался за ним, расчищая себе путь посохом среди обезумевших фурий, старавшихся прокусить ему ноги, ухватиться за одежду, удержаться на плечах. Одна тварь прыгнула с дерева прямо ему в лицо; он подумал, что вскрикнул, но потом не был в этом уверен, так как в это мгновение за собой услышал безошибочно узнаваемый рев огня, и свет от него озарил все вокруг. Пламя веером разлеталось и падало на море серых спин. Обернувшись, он увидел Ингольда, действующего своим посохом как оружием: из посоха во все стороны вылетало грозное пламя напалма.

Че кричал не переставая, его попона была красной от крови – три огромные крысы, как терьеры, повисли на нем. Руди сбил их своим посохом, чувствуя, как острые зубы и когти вцепились в него самого. Он сбил и этих тварей и попытался схватить повод. Ему удалось это с трудом, так как приходилось все время отбиваться от все новых и новых наскакивающих тварей. Отчаяние, паника и отвращение начали постепенно оказывать свое паралитическое действие на него.

Огонь беспрепятственно захватывал все новые и новые участки осеннего папоротника, по пути прихватывая и листья из-под ног. Но из-за налета влажной гнили они больше дымили, чем горели. Через эту дымовую завесу прорывались языки пламени – картина напоминала сцену в аду. Огонь не остановил крыс. Горящие крысы бешено мчались вперед, и от их пылающих шкур загорался мертвый подлесок; их пронзительные крики перекрывали грозный рев пламени.

Едкий дым слепил, разъедал глаза Руди, забивая его легкие. Ему показалось, что пожар и его поймал в ловушку и что ему никогда не удастся выбраться из него. На поводе продолжал метаться перепуганный Че, его рев был полон ужаса и паники. Руки Руди были липкими от крови, он все еще пытался вытащить перепуганное животное из жаркой ловушки пожара и дыма.

Из клубов дыма сначала протянулась рука Ингольда, а затем появился и он сам с замотанными шарфом носом и ртом. Он крепко схватил Руди за руку и потащил его по тропе. Они выбрались из волнующегося ада, сбиваемые с ног огнем, рев которого эхом перекликался с треском горящих крыс. За горящим подлеском они ступили во мрак дымящихся столбов из мокрых деревьев. Руди отчаянно боролся с невыносимым жаром за глоток воздуха, не видя и не понимая, куда надо идти. Наконец они выбрались из леса и снова оказались возле маслянистого пятна воды, в котором отражение пожара напоминало поток густой крови по золоту.

До самого утра они шли и шли, не останавливаясь ни на минуту, пока свет лесного пожара не остался далеко позади. Но на многие мили вокруг слышался рев горящего подлеска и чувствовался запах дыма и паленых крысиных шкур. Почти без сознания, наглотавшись дыма и гари, Руди мог только идти следом за Ингольдом, почти тащившем его на себе вверх и вниз по каменистым тропам в темноте, переводя через горные стремнины, обдававшие их ноги ледяным холодом.

Рассвет застал их лежавшими на камнях, потрясенных событиями прошедшей ночи, опаленных и усталых. Руди слишком устал и не мог двигаться дальше. Его лицо и руки обгорели. Хотя он смертельно устал, но спать он не мог, боясь увидеть во сне все перенесенные ужасы. Свет наступающего серого дня обозначил перед ними дорогу из нескольких серебристых плиток, прятавшихся под слоями вековой грязи. Прямо над ними вырисовывался величественный массив Сивардских гор, окруженный валунами, плотным туманом и дымом. Первые коралловые лучи утра осторожно раскрашивали их, а позади путников была горная пустыня с песком.

Наконец-то путешественники были там, где они должны были быть еще три дня назад...

Руди вздохнул, подумав: «Ну, хорошо, мужик. Иди-ка ты своим путем. Больше я не хочу идти в твой паршивый город. Пойду-ка я лучше в Диснейлэнд на будущий год».

Но Ингольд медленно поднялся на ноги, опираясь на свой посох и пристально глядя вдаль, на все еще прячущееся в темноте подножье гор. Руди подумал, глядя на него, что он еле жив от усталости. Внезапно Руди стало жаль старика, еле стоявшего на подгибающихся, дрожащих ногах. Первые лучи солнца осветили волосы чародея.

Ингольд поднял голову, выпрямился, и его голос разнесся по заросшему лесом подножию гор:

– Лохиро! – позвал он, и эхо услужливо отозвалось ему. – Лохиро! Ты слышишь меня? Ты знаешь, кто я?

Ответ ему прошептали камень и вода. Где-то вскрикнула сойка. Высоко вверху язычок дыма уловил новые лучи солнца и превратился в великолепное розовое облачко. Крик Ингольда бежал от скалы к скале:

– Лохиро! Где же ты?

Но эхо поиграло и умерло. Опять все стихло.

Весь день они взбирались в горы. Сначала дорога была такой же, как и накануне. Однако они двигались быстрее, и им было полегче, так как им уже заранее были известны поджидавшие их чудеса. Но бывало и так, что какая-нибудь ветка или тропка, которую Руди не видел ранее, вдруг начинала мозолить ему глаза. Опять испортилась погода, небо опустилось, угрожая разрешиться дождем. Руди постарался побыстрее отослать холодный фронт на несколько миль севернее, к маслянистому грязному стоку заколдованного леса. Им и без дождя хватало неприятностей. Перед закатом они добрались до долины с обгоревшими деревьями и спокойным озерком воды и начали опять взбираться в гору.

Пики вершин скрывались тучами. Серые скалы были покрыты влажным скользким льдом. Там, где Ингольд вел его, Руди еле полз – совсем обессилевший, полузамерзший и измученный упиравшимся осликом. Ночь застала их высоко над долиной. Руди шатался от усталости и рухнул как подкошенный прямо на землю. Он еще успел пробормотать что-то насчет дежурства с полуночи и отключился... Когда же он наконец-то перевернулся на другой бок и открыл глаза, он опять удивился изменившемуся миру – через серебристый туман пробивался опаловый свет солнца.

– Эй! Тебе не мешало бы убить меня за это, – извиняясь, сказал Руди, пытаясь стряхнуть с одеял льдинки.

– Я именно так и сделал, – смеясь, ответил Ингольд, – и много, много раз! Тебя можно было просто палкой избить, результат был бы тот же.

Вкусно запахло печеными лепешками, пекшимися на сковороде со специальной металлической треногой. Ингольд выглядел плохо, как будто после хорошей драки. Круги под глазами походили на кровоподтеки.