В приоткрытое окно залетали снежинки и мгновенно таяли, завидев малиновое свечение пламени за слегка приоткрытой дверцей кафельной печи. Карстен подбросил в пылающие недра еще немного дров, проверил заслонку и можно было теперь до утра не опасаться угара.

Присцилла пристально смотрела на обнаженную фигуру своего жениха и ждала того мгновения, когда тот подойдет к ее постели. Что она скажет ему? Лучше всего промолчать, пока все ее тело не покроют его жадные поцелуи.

– Черт! У меня руки в смоле! – внезапно раздался голос Карстена. – Что делать?

– Иди и вымой их, – рассмеялась Присцилла. – Я тут лежу и грежу о ласках, а он взялся топить печь!

Когда Карстен вновь вошел в комнату. Он был все так же возбужден, как и десятью минутами раньше, когда ни с того ни с сего затеял возню с печкой. Присцилла смотрела на его тело без смущения, она была возбуждена не меньше своего жениха.

Деревянная кровать, которой явно было под сотню лет, заскрипела под тяжестью Карстена. Он скинул легкое одеяло с обнаженного тела Присциллы и приник губами к ее груди, лизнул своим языком темные соски, неуловимо схожие с молодыми шишечками сосны, также восхитительно пахнущие солнцем…

Боже, первый в жизни мужнина, да еще которого я люблю, целует мою грудь! – с восторгом подумала Присцилла. Как я счастлива! Он убьет меня своим поцелуем, я, наверное, сейчас умру! А он действительно пахнет смолой! Девушка нежно обняла руками голову Карстена и сильнее прижала ее к своей груди.

Ладонь Карстена бережно коснулась живота девушки, и постепенно спустилась ниже, туда, где ее уже с нетерпением ждали лоно и бедра. Сбросив на пол мешающее движениям пуховое одеяло, Присцилла согнула правую ногу в колене, чтобы ладони Карстена было удобнее ласкать ее. Как же ты ласков и нежен, милый! – подумала девушка, и легкий жар охватил все ее тело.

Невероятное ощущение свободы заполнило весь мир Присциллы. Она глубоко вздохнула и произнесла совершенно незнакомым ей самой голосом:

– Люби меня, милый! Не оставляй одну! Держи меня крепче!

Сколько можно терпеть такие поцелуи! Она ж сойдет с ума!

– Держи меня крепче! – повторила девушка, и сама, что было сил, обвила руками спину возлюбленного.

Крепче уж было некуда. Руки Карстена до боли сдавили нежные плечи Присциллы, его непрекращающиеся поцелуи кружили голову, волшебная магия страсти остановила бег времени.

Девушка как будто взлетела над всем привычным до сего мгновения и оказалась в запредельном мире, где каждое знакомое прежде слово звучало по-новому, а каждый жест, каждое прикосновение вызывало невероятный внутренний восторг.

Спина ее выгнулась, стройные ноги обхватили бедра любовника, из груди вырвался стон.

– Карсти, не отпускай меня, думай лишь обо мне! Я тебя люблю!

Последние слова Присцилла прошептала в самое ухо Карстена, сжимая руками его мощные плечи. А его ладони гладили ее спину, бока, ягодицы, ласкали каждый дюйм ее нежного тела! Потеряв счет минутам, она слышала только голос своего тела, требующего ласк и одновременно с не менее сильной страстностью призывающего Присциллу ласкать тело своего жениха. Да какой там голос тела! Уже всем своим сознанием, своим рассудком и сердцем она хотела только одного – любить и быть любимой!

Ласки все усиливались и умножались числом. Присцилла вскрикивала от восторга, каждой клеточкой своего тела чувствуя присутствие своего любимого.

Да, она любила Карсти всегда, всю свою жизнь, мечтала об одном, – чтобы он так ласкал ее! Это неправда, что раньше она не знала его. Знала всегда, поскольку родилась в этот мир, чтобы соединить свою судьбу с его судьбой.

Тело Присциллы вновь устремилось навстречу мужественному телу Карстена, и вот они наконец соединились! Впервые! За долгие дни томительного ожидания этого мгновения! Соединилась их плоть, их дыхание, их сердца! Пусть же это никогда не кончается!

Еще, мой милый! Сильнее! Глубже! – умоляла она беззвучно, но он слышал ее.

Аромат хвои рождественской елки смешивался с запахами разгоряченных тел. Древняя деревянная кровать готова была вот-вот развалиться под яростным натиском женского и мужского начал, сошедшихся в любовной схватке.

Ни победителя, ни побежденного здесь не было и не будет. В спальне торжествовала любовь! Присцилла широко раскрыла глаза, но ничего вокруг не видела, кроме зрачков Карстена.

Ее тело торжествовало, принимая в себя толчками изливающуюся страсть молодого любовника. Жениха ли? Мужа? Какая разница!… Присцилла была на седьмом небе от счастья! Она прижимала к своей груди голову Карстена и бормотала слова любви, пока не восстановилось дыхание и не пришло желание вновь испытать необыкновенное чувство причастности к тайне великого мира любви!

Неужели такое бывает со всеми, неужели это чувство переживали ее мать и отец, и будут переживать ее дети? Как прекрасно жить на белом свете, какое сказочное Рождество подарил ей Карстен!

Присцилла вскочила с постели, зажгла еще с полдюжины свечей. Комната озарилась ярким светом.

Я – Женщина! Меня любит лучший в мире Мужчина!

За окном плотным занавесом опускался на землю снег. Шумел ветер в высоких кронах сосен, трещали обламывающиеся от тяжести снега ветви. Да и сам снег, казалось, издавал ровный приятный шум… Трещали в печи дрова, время от времени потрескивали свечи. Воздух в комнате был настоян на аромате хвои, пчелиного воска, зимней свежести. Но теперь ей хотелось большего! Например, выбежать на мороз, полюбоваться заснеженным парком, взглянуть на фьорд, на гавань, и, вернувшись, вновь испытать чувства, только что пережитые с таким восторгом. В теле нарастало возбуждение. Хотелось хоть как-то обмануть усталость и, слегка передохнув, вновь насладиться изысканными ласками.

Присцилла подошла к Карстену, сидящему голышом на постели и смотрящему на нее во все глаза, и потянула его за руку:

– Милый, пойдем гулять!

– А кофе, а пирожные?

– Я согласна выпить кофе, съесть пирожное и вдобавок поцеловать тебя на яхте! Идем, заодно посмотрим, сколько на палубе снега! Не хочу, чтобы под тяжестью сугробов «Присцилла» затонула. Средние глубины гавани знаешь? Уйдет на дно по самые стеньги!

– Ты же не хотела целоваться на яхте! – удивился Карстен.

– Да, а теперь передумала. С тяжелыми воспоминаниями надо не бороться, а мириться. Я часто была несправедлива по отношению к Харальду. Отец многое для меня делал. Притом деньги во всем этом играли далеко не главную роль. Он подарил мне дом, спроектированный моей матерью. В нем пришлось пережить горечь утраты единственного по-настоящему близкого мне человека. Но в доме были родные стены! А теперь у меня и на яхте родные переборки! Ты действительно меня любишь не из-за денег? И у нас будет брак не по расчету? Отвечай, негодяй! Позарился на миллиарды Харальда? Или как?…

– Последнее будет вернее, – улыбнулся Карстен. – Я полюбил тебя, как только вылез из вертолета и подошел к лодочному сараю. Какая такая сила меня туда понесла? Конечно, предчувствие любви! Харальд мне тебя такой и описывал. Мол, лучшая девушка на всем побережье, увидишь – сразу влюбишься.

– А что он еще рассказывал обо мне?

– Ничего. Это все, что я от него слышал. А потом мы полдня обсуждали проблемы нефтедобычи. Согласись, смешно, если бы мы говорили о тебе дольше пяти минут!

– Ну, знаешь! Разве я примитивнее нефтяной вышки?

– Ха-ха, ну и сравнение! Достаточно одного взгляда, чтобы понять, какая ты славная. А вышку и за месяц целиком не рассмотришь! Ты горячая, а вышка холодная, глупенькая моя!

Карстен вытянул руки, обхватил Присциллу за талию, привлек к своему лицу ее нежный живот, поцеловал пупок и с самым серьезным выражением на лице произнес:

– Ладно, сейчас мы топаем в гавань, наводим порядок на палубе яхты, но потом… Потом ты навсегда выкидываешь из своей прелестной головки всякие глупости и немедленно настраиваешься на серьезный лад, поскольку тебе предстоит родить мне шайку морских разбойников, семерых сыновей. И сгребать снег с палубы будут уже они, а не я!