— Ничего удивительного.

— Когда отец завтра вернется из Нью-Йорка, Филипп хочет попросить у него моей руки.

— Что ты ему ответила?

— Я сказала, что должна подумать.

— Хорошо. Это дает мне по крайней мере немного времени, чтобы попытаться отговорить тебя.

Лаура обернулась к тете.

— Вам не нравится Филипп?

— Я считаю, что он не тот, кто тебе нужен.

— Но он происходит из одного из лучших семейств в Бостоне.

— Порода в нем чувствуется. Лаура наморщила лоб, пытаясь припомнить отличительные черты Филиппа.

— Он очень красив.

— Да, если тебе нравится такая слащавая красота.

— Он… он очень ответственный человек. Софи наморщила свой тонкий носик.

— Зануда!

— Тетя Софи, он — достойный джентльмен, один из самых видных женихов в городе. Любая женщина сочла бы за честь стать его женой. — Лаура обхватила себя руками, внезапно ощутив озноб. — Даже странно, что он заинтересовался мной. В конце концов я, вероятно, самая старая дебютантка за всю историю Бостона.

— Ты одна из самых красивых дебютанток, которых когда-либо видел Бостон. И не надо качать головой. Тебе достаточно посмотреться в зеркало, чтобы понять, что я говорю правду.

Лаура бросила взгляд на портрет отца, вспомнив, как беспокоился он, когда она появилась в обществе после того, как закончился траур по матери.

— Отец боялся, что меня сочтут парией, благодаря его происхождению. Вспомните, как он обрадовался, когда Филипп заинтересовался мной.

— Лаура, в глазах Бостона ты принадлежишь к роду Чандлеров. Наша семья — одна из самых старинных и самых влиятельных в городе. Никогда не позволяй другим внушать тебе мысль, что стоишь меньше, чем на самом деле.

Лаура почувствовала, что ей на плечи взваливают ответственность за право носить такую фамилию.

— Тетя, вы должны знать, что очень сильно облегчили тревоги отца, когда согласились вернуться домой и опекать меня.

— Боюсь, твой отец слишком хорошо знает, каково жить в Бостоне и не принадлежать к знатному роду, хотя он-то стоит дюжины бостонцев с голубой кровью, — Софи взглянула на портрет Дэниэла, и ее взгляд выразил чаяния, так и не воплотившиеся в жизнь. — Бостонское общество гораздо сильнее интересует, кем был твой прадед, чем твоя собственная персона.

— Знаю.

Кроме того, Лаура знала, что значит для отца видеть ее устроившей должным образом свою жизнь, выйдя замуж за бостонца настоящих голубых кровей. И вряд ли у кого-либо из них кровь была более голубая, чем у Филиппа Гарднера.

— Я уверена, что Филипп вам понравится, когда вы познакомитесь с ним поближе.

— Я достаточно хорошо знаю его мать, а он точь-в-точь такой же надменный, как она, — ответила Софи.

Лаура содрогнулась, подумав о матери Филиппа. Тепла в ней было не больше, чем в каменной статуе. Но она была одной из самых влиятельных женщин в бостонском обществе.

— Прошло всего два месяца с тех пор, как ты появилась в свете. Зачем так торопиться, Лаура?

— Мне уже двадцать пять лет. Я не могу дожидаться мужчину, которого видела только во снах.

— Ты видишь во снах какого-то мужчину? — спросила Софи подозрительно вкрадчивым голосом; уж она-то понимает, какое волшебство можно найти во снах!

Лауре не хотелось говорить о своих снах. Она была уверена, что люди расстаются с воображаемыми друзьями, переступая порог юности. Но мальчик, который в ее снах превратился в великолепного мужчину, по-прежнему приходил к ней. Уже двадцать лет подряд он навещал ее ночью раз в месяц, в полнолуние. И Лаура всегда верила, что они найдут друг друга в мире, лежащем за пределами таинственной долины, в которой проходили их встречи. Но этого так и не произошло.

Сны… Фантазии… Как глупо!

Бессмысленно мечтать о человеке, которого не существует. И все же ей знакомо его лицо, его голос, прикосновение его рук. Она знала его так, как никогда не знала никакого другого человека. Неужели он живет только в ее воображении?

— Я давным-давно поняла, что сны не сбываются.

— Брак — это до конца жизни. Обдумай все очень тщательно. Тебе придется каждый день видеть своего мужа. Делить с ним постель, растить его детей.

С каждым словом Лаура ощущала, что узел предчувствий все туже затягивается у нее в груди, стискивая сердце. Все, что говорит ее тетя, — правда, она знала это. Но кроме того, она чувствовала и тяжелый груз ответственности, давящий на ее плечи.

— Не все браки совершаются по любви.

— И очень жаль. Любая женщина должна ждать до тех пор, пока не встретит того единственного мужчину, который заполнит все пустоты в ее душе.

Лаура глубоко вздохнула.

— Боюсь, что я не верю в сказки.

— А я верю. И если я что-нибудь в этом понимаю, — произнося эти слова, Софи листала страницы старой книги, — тебя ожидает счастье. Где же я это видела?..

Лаура нахмурилась, наблюдая, как тетя что-то ищет в книге.

— Тетя Софи, что вы ищете?

— Заклинание.

— Заклинание?!

Софи кивнула: — Заклинание, которое исполнит твое самое заветное желание.

Лаура не без испуга взглянула на тетю.

— Вы шутите!

— Ничуть. — Софи водила пальцем по строчкам на странице в середине книги и только потом подняла глаза на Лауру. — Я вызову его.

— Кого?

— Мужчину, которого ты видишь во сне.

Лаура выдохнула из груди воздух. — Неужели вы всерьез?

Софи только махнула рукой.

— Помолчи, дорогая. — Она смотрела в открытую книгу, ее губы шевелились, как будто ей нужно было не только увидеть слова, написанные на странице, но и почувствовать их произношение.

Лаура вздрогнула, когда в окно ударил порыв ветра. Она следила за тетей, восхищаясь ее решительностью, хотя и не понимая, как можно прожить до тридцати девяти лет, сохранив невинную веру в сказки.

Мать Лауры приходилась Софи старшей сестрой. Однако сестры едва походили внешностью, а в отношении темперамента представляли полную противоположность.

Здоровье Элинор никогда не было крепким, а после рождения Лауры и вовсе расстроилось. Она проводила все дни в своей гостиной, читая, вышивая, глядя в окно, не желая общества и не нуждаясь в нем. И наконец, пятнадцать месяцев назад, она скончалась во сне. Застой крови в легких высосал из нее последние жизненные силы.

Софи вернулась в Бостон три месяца назад, чтобы помочь ввести Лауру в общество. Кипучая энергия, неутомимая деятельность, несокрушимый оптимизм — вот какой была Софи. Вопрос о том, когда Софи вернется в Нью-Йорк, не обсуждался, и Лаура надеялась, что этого никогда не случится, невзирая даже на странную уверенность тети в том, что она — колдунья.

Софи подняла темно-синие глаза, пронзив племянницу взглядом, и у Лауры перехватило дыхание. Она никогда не видела свою тетю такой сосредоточенной, как будто на ее хрупких плечах покоились судьбы мира. Софи верила всем своим сердцем и душой каждому слову, написанному в этой книге. Лаура читала это в ее глазах.

Из Софи так и изливалась вера, та вера, которая помогает людям выстоять, когда жизнь берет их за горло, и ее вере хватило сил, чтобы преодолеть сопротивление Лауры и прикоснуться к мечтам, спрятанным глубоко в ее душе. Лаура, затаив дыхание, смотрела на Софи, ожидая чуда — такой веры хватило бы, чтобы сдвинуть горы.

Наконец Софи заговорила, и ее голос звенел, как хрусталь, к которому прикоснулся металл.

— Услышь меня, «Госпожа Луны»! Твоя власть велика. Ты повелеваешь морскими приливами. Найди возлюбленного Лауры и приведи его к ней!

Слова отдавались в ушах Лауры, как далекое эхо. Огонь в камине отбрасывал золотистые отблески на хрупкую темноволосую женщину, которая снова и снова повторяла заклинание, исходящее из самых глубин души Софи. где живет невинность, оберегаемая и лелеемая в течение долгих лет.

Наконец Софи закрыла глаза и замолчала. Лаура ждала, по ее коже побежали мурашки.

Тик-так, тик-так. Маятник дедовских часов, стоявших у стены напротив Лауры, отмерял уходящие секунды. Она смотрела на тетю в ожидании… чего? Неужели она действительно ждет, что человек ее мечты материализуется из пустоты?