Я ухмыльнулась и расстегнула его рубашку.

НОЙ

Я ласково целую ее, но тут она опускает голову и смыкает свои губы на моем сердце. Моя кожа горит, тело пронзает дрожь.

Сам того не ведая, я ждал Мару всю свою жизнь, и пока она позволит нам быть вместе, я ни за что ее не отпущу.

МАРА

Я стянула рубашку с его плеч, а он задрал мою кофту до шеи. Мы избавлялись от всего лишнего, пока не соприкоснулись кожей к коже.

А затем Ной Шоу доказал мне, что заслуживает своей репутации.

Я вздрогнула при приятном касании его подбородка, пока он опускался к моему пупку, целуя каждый участок кожи с хитроватой улыбкой, окрашивая меня в чувства. Сперва нежные, матовые, мечтательные оттенки — золотистый, коричневатый и розовый, как его язык. У меня перехватило дыхание, мне нужно… мне нужно…

— Быстрее! — взмолилась я.

— Медленнее, — ответил Ной. 

НОЙ

Я наслаждаюсь ее возрастающими, ноющими, возбужденными звуками, выводя на ее теле предательские поцелуи. Ее мышцы напрягаются и дрожат. Мара хватается за простыню, и я поднимаю голову, желая увидеть ее лицо.

Она дикая. Никогда в жизни не видел ничего более красивого. Это возмутительно.

Но тут она закапывается руками в мои волосы и тянет.

МАРА 

Я прижала его к себе, в себя, и выступили алые капли.

— Ты в порядке? — спросил Ной таким ласковым голосом, какого я прежде не слышала.

Я выдохнула «да», цвет потускнел и исчез вовсе. Затем притянула его ближе.

НОЙ

Я скольжу руками по ее спине, ноги Мары смыкаются на моей талии, и она смотрит на меня своими бездонными глазами. Мы связаны: руками, ногами, ртами, телами, душами. Я никогда не испытывал такого прежде.

Мара целует меня, и я чувствую сахар на языке, шампанское в крови; мне хочется потонуть в ее вкусе, запахе и звуках. Ее тело наэлектризовано; она та отдушина, за которой я гнался, но никак не мог догнать до этого момента. 

МАРА

Покусываю. Потягиваю. Дразню. Пробую. Его мазки были медленными, изысканными, смешанными и легкими — они окрасили меня в нечто сияющее. Цвета мерцали и лощились во что-то крепкое и яркое. 

НОЙ

Каждое прикосновение сочиняет новую, неслыханную ноту; я загипнотизирован текстурой и тембром ее звуков — трели, обороты, ритмы и скольжения. Простынь стала нашим миром, и в нем Мара конечна и бесконечна, прекрасна и возвышенна, скованная моими руками и свободна одновременно.

Я двигаюсь, и ее гамма удлиняется, вытягивается, восторженно и необузданно. Ее глаза темнеют, грозясь закрыться.

— Оставайся со мной, — едва не рычу я, пытаясь подавить свое отчаяние, страх, что она ускользнет от меня. Хотел бы я никогда не переставать смотреть на нее с этой позиции. — Останься.

Они распахиваются — она все еще здесь, все еще остается собой.

— Мне нужно услышать тебя, — молит она голосом, которому невозможно отказать ни в чем, ни сейчас, ни когда-либо. Но слова, приходящие мне на ум, недостаточно подходят для данного момента. Для нее. Поэтому я говорю на языке, которого она не знает.

Je t’aime. Aujourd’hui. Ce soir. Demain. Pour toujours. Si je vivais mille ans, je t’appartiendrais pour tous. Si je vivais mille vies, je te ferais mienne dans chacune d’elles.

Я люблю тебя. Сегодня. Вечером. Завтра. Всегда. Если бы я жил тысячу жизней, то в каждой принадлежал бы только тебе. Если бы я жил тысячу жизней, то сделал бы тебя своей в каждой из них.

МАРА 

Мир дистиллировался до звуков нашего дыхания, пока мы оба валялись на краю света.

Цвета сияли и горели: охровый, бардовый, золотой. Я перехватила свое имя с его уст, а он сорвал свое с моих. Я накалялась, как лампа, пока не окунулась в… 

НОЙ 

Блаженство.

Эхо ее удовольствия вибрирует в моей крови и тащит меня за собой. Мара расшатана, не связана, свободна в моих объятиях.

Наконец-то.

МАРА

Когда все закончилось, я легла ему на грудь. Наши сердца бились в унисон, и я обвилась вокруг него, как мох вокруг ствола. Я обмякла в его руках, а он был твердым, теплым и настоящим под моей щекой. Улыбка не сходила с моих губ, но цвета начали исчезать. Фиолетовый сменился на синий, затем на индиго, затем на черный. 

НОЙ

Тишина не наступает, но тембр ее звучания меняется. Ее ноты столь грациозные, сладкие и синие, широкие и скользящие… и идут на спад. Я знаю, что это значит.

— Останься, — шепчу я в ее влажные, вьющиеся волосы, словно это единственное слово, которое я знаю. — Останься со мной.

Но ее глаза трепещут и закрываются.

Я же свои сомкнуть не смогу. Мара засыпает под «Аллилуйя»[8].

Рассвет прокрадывается сквозь занавески, и мои веки загораются красным. Я дважды моргаю в полутьме, а затем потягиваюсь. Вдыхаю запах шампуня Ноя и улыбаюсь, вытянув руку, чтобы притянуть его к себе. Но натыкаюсь на кусочек бумаги, а не на его волосы.

Поднимаюсь на локти и зеваю, затем осматриваю комнату в поисках Ноя. Не найдя и следа от него, я включаю лампу. Его сумка на месте, вся одежда в ней — не разбросана, как моя. Мы собирались покинуть Нью-Йорк, и он, похоже, уже собрался. Ничего необычного. А вот то, что я проснулась без него — это уже странно. Я закусываю нижнюю губу, вспоминая прикосновения его рта прошлой ночью, и поднимаю одеяло в поисках одежды. Бумажка приземляется на пол. Поднимаю ее.

Не мог заснуть и отправился на пробежку. Скоро буду. Приготовься.

xxxxxx

Н

Мои губы расплываются в широкой улыбке. Меня переполняет любовь к нему, к парню, в точности знающему, кто я такая, что я такое, и все равно любящему меня, несмотря на это. Скорее, даже поэтому. Я не могу дождаться, когда он вернется, чтобы сказать ему. Показать. Прошла уже неделя, но с тем же успехом это мог быть год — мне всегда будет его мало.

Но это неважно. У нас есть все время в мире.

Смотрю на часы — 9:30 утра — принимаю душ и одеваюсь, прежде чем спуститься на кухню. Мой братец громко хлопает дверцами ящиков, тем самым объявляя о своем присутствии; забавный способ защититься от любых публичных проявлений любви с моей и Ноя стороны. К его счастью, я была так же смущена нашей громкой колонизацией дома, как и он — даже больше, наверное. К несчастью для нас обоих, Ною было плевать. Одному Богу известно, что там мог услышать Даниэль.

Мои щеки заливаются свирепым румянцем, и я тщетно пытаюсь скрыть его волосами.

— Доброе утро! — пищу я. До чего же очевидно! — У нас остался кофе? — копаюсь в кладовке, производя кучу лишнего шума.

— В банке… мимо которой ты только что прошла.

Точно.

— Точно! Спасибо! — хватаю банку со столешницы.

Даниэль косо смотрит на меня.

— Ты в порядке?

— Да! А ты?

— Постепенно привыкаю к новой реальности, включающей в себе подростков с суперспособностями и лиц, пытающихся их контролировать. Ты уже собрала вещи?

Нет.

— Ага.

— Машина приедет за нами в четыре.

— Я в курсе.

Тут он произносит то, что крутилось у меня в голове:

— Тебе, наверное, будет странно возвращаться домой, не так ли?

Я киваю.

— Но ты же вернешься? Это все еще в силе?

Несомненно. Как только мы вернемся домой, Джейми преподнесет родителям новость, что мы решили не переходить в выпускной класс и отправиться сразу в колледж. Это было возможно, ранняя подача документов и все такое, и поможет нам быстрее сбежать из Флориды с наименьшим количеством проблем. Нам нужно было выбраться. Никто из нас не мог представить себя, закачивающим выпускной класс. Хватит и того, что придется играть перед родителями, притворяться ради них. Я нуждалась в этом лете. Осенью Джозеф потеряет не одного, а двух родственников — ему будет сложно. Я хотела, чтобы он смог провести это время с нами. Со мной.