Лавров прекратил свою длинную речь и начал оформлять постановление. Заполняя строки постановления, он иногда бросал мельком свой взгляд на сидящего напротив него Кактуса. Он явно был напуган и никак не ожидал подобного развития событий.

— Скажите, я могу позвонить домой и сообщить своим родителям? Они только утром приехали с юга и, наверное, будут волноваться, если я не вернусь сегодня домой.

— Я не думаю, что мать твоя начнёт тебя разыскивать. Она уже привыкла к тому, что ты можешь не приходить домой ночевать. Так что давай, не будем тешить себя надеждой на помощь родителей.

Лавров закончил писать и встал из-за стола.

— Давай, Кактус, вставай, пошли в камеру. Там посидишь, у меня ещё много сегодня дел. Мне ещё нужно съездить на базу и забрать там машину.

Кактус молча встал со стула и медленно направился к двери. Прошло минуты две, металлическая дверь камеры предварительного заключения с лязгом закрылась за его спиной, отделив для него свободу от заключения.

* * *

Кактус стоял посреди камеры и рассматривал лица людей, сидевших в этой большой по размерам камере. В ней сидели и лежали девять человек, трое из которых были одеты, как бомжи.

— Кто такой? — спросил мужчина, лежавший на койке около окна, через которое кое-как пробивался свет уличного фонаря.

— Может мне ещё рассказать тебе автобиографию? — вызывающе ответил Кактус.

Все засмеялись, кроме одного человека, который задал ему этот вопрос. Ермолин прошёл дальше и, увидев свободную койку, завалился на неё и закрыл глаза. Прошло несколько минут и, сморенный духотой, он заснул.

Он очнулся от боли и нехватки воздуха. Его попытка подняться с койки была пресечена сильным ударом в лицо. Приложив все свои силы, он сбросил с себя навалившихся на него людей. Кактусу удалось вскочить на ноги и в темноте ударить одного из нападавших. Похоже, он попал человеку в лицо, потому, что тот взвизгнул от боли и свалился на пол.

— Души его, суку, — прозвучал в темноте чей-то голос.

В этот момент, кто-то сильно ударил Кактуса по голове. Из его глаз посыпались искры, он вскрикнул и упал.

С шумом и лязгом открылась дверь камеры. В дверях появился заспанный сержант. Он включил свет. На полу, корчась от боли, лежал новенький задержанный.

— Что с тобой? — спросил его сержант.

— Похоже, споткнулся и упал, когда шёл к параше, — ответил ему Кактус.

— Смотри, в следующий раз можешь утонуть в этой параше, — равнодушно сказал сержант.

Он выключил свет и закрыл за собой дверь. В камере повисла тишина, прерываемая храпом спящих людей. Всю ночь Кактус не смыкал глаз, он прислушивался к каждому движению спящих сокамерников, боясь во сне быть задушенным. Однако к утру его сморил сон. Он не помнил, как заснул. Ему снился дом, родители и лицо Жана, искривлённое гневом. Он вздрогнул и открыл глаза. Перед ним стоял бомж.

— Что нужно? — спросил его Олег.

— Слушай, парень. Отдай мне куртку. Зачем она тебе? Там, куда ты попадёшь, тебя оденут.

— Пошёл ты…, — грязно выругался Кактус и поднялся с койки.

Он подошёл к осколку зеркала, вмонтированного в стену, и посмотрел на своё лицо. Под левым его глазом светился большой фиолетового цвета синяк. Волосы на голове склеились в жёсткий пучок от засохшей крови. Он молча посмотрел на сокамерников и процедил сквозь зубы:

— Ну, смотрите, суки. Кто сунется ко мне, задушу вот этими руками, — сказал он и вытянул свои руки вперёд.

— Запомни, сынок. Здесь своё здоровье демонстрировать не нужно. Ночь темна, зарежут, как свинью, и твоя сила не поможет, — сказал маленького роста мужчина, одетый в грязный не по росту пиджак.

Кактус умылся и лёг на койку. Впервые за всю свою жизнь он оказался в таком беспомощном состоянии и как никогда ранее почувствовал холодное дыхание смерти у себя за спиной. Он закрыл глаза и не заметил, как задремал. Он считал, что сокамерники не посмеют напасть на него днем. Но он ошибся. Кактус открыл глаза, так как почувствовал, что что-то большое и грязное угодило ему в лицо.

Он вскочил с койки. Рядом с его лицом лежал старый стоптанный ботинок. Пока он спал, кто-то из арестантов запустил в него ботинком.

— Кто это сделал? — спросил Кактус. — Чего молчите?

— А ты не храпи. Не мешай людям общаться между собой, — ответил всё тот же арестант, который поинтересовался у него, кто он такой.

— Ты что борзеешь, козёл вонючий? Да я тебя по стене размажу. — Кактус направился в его сторону.

Мужчина нагнулся и вытащил из носка заточку.

— Давай посмотрим, какая у тебя кровь, красная или голубая. У педерастов она голубая, а у козлов красная, — сказал он и громко засмеялся.

Вслед за ним засмеялись и другие арестанты. Кактус посмотрел на заточку и лёг обратно на койку. Больше он не стал закрывать глаза, так как боялся, что его обязательно зарежут. Теперь он думал лишь о том, чтобы его вызвал к себе этот оперативник. Он ещё не был готов к разговору, однако в окружении этих людей он оставаться не хотел.

Он подошёл к двери и стал стучать в неё. Дверь открылась и на пороге возникла фигура сотрудника милиции.

— Чего стучишь? Что нужно?

— Скажите Лаврову, что я хочу с ним поговорить, — попросил он сотрудника милиции.

Тот, ни слова не говоря, с силой захлопнул дверь. Кактус оглянулся назад и, увидев равнодушные лица сокамерников, молча направился к своей койке.

* * *

Лавров и трое курсантов школы милиции, приданных ему Харитоновым для усиления, подошли к базе Жана. Павел подошёл к металлическим воротам и стал стучать в дверь. Ворота под его сильными ударами загудели, заглушив шаги подошедшего к воротам охранника.

— Кто там? Кого чёрт несёт?

Калитка приоткрылась, и в дверях показалось заспанное лицо охранника.

— Где Жан? — спросил его Лавров.

— Я откуда знаю, — удивлённо произнёс охранник. — Он минут сорок назад как уехал с ребятами.

Павел отстранил его и вошёл на территорию базы. Вслед за ним проследовали и курсанты. База была очень большой. На территории в три тысячи квадратных метров, ограждённой высоким деревянным забором, стоял небольшой щитовой домик, около которого было припарковано несколько автомашин, в том числе и зелёный УАЗ.

— Ребята, а вы кто будете? — поинтересовался охранник, нервно теребя куртку.

— А ты отгадай с трёх раз? — ответил Лавров. — Чьи это машины?

— А я откуда знаю? Одно могу сказать, что это не мои машины, — ответил охранник. — Вы лучше спросите об этом у Жана, он вам всё и объяснит.

— Так, значит, ты не знаешь? Охраняешь машины, но не знаешь, чьи они? Так не бывает, отец. Я вот из милиции, а вернее из уголовного розыска. Мне люди сказали, что у вас здесь за забором стоят ворованные машины, вот я и зашёл посмотреть на них. Что так смотришь на меня? Если это не так, то покажи мне документы на эти машины или расскажи, кому они принадлежат. Знаешь, отец, если хоть одна из этих машин окажется ворованной, ты за это ответишь. Ты меня понял?

Павел направился к машинам и стал осматривать их.

— Чья это машина? — спросил он охранника, показывая рукой на «Жигули» шестой модели кофейного цвета.

— Эта? Эта машина Канадца. Стоит здесь с марта месяца. Он оставил её здесь, а сам сейчас ездит на «Мерседесе».

Лавров подошёл к стоящему УАЗу.

— А эта чья машина? Может тоже Канадца?

— Нет. Эта машина Жана.

— Как давно она здесь?

— От силы неделю, её сюда пригнал Канадец, — заикаясь, ответил охранник.

— Говоришь, Канадец пригнал? А машина Жана? Он что, купил её у Канадца?

— Почему купил? Он так её забрал у него.

— Юра? — обратился Павел к одному из курсантов. — Опроси охранника по всем этим вопросам. Ну, ты понял меня? А мы пока с ребятами постараемся завести этот УАЗ.

Павел с курсантами направился к УАЗу и, подняв капот машины, стал копаться в двигателе. Вскоре движок машины несколько раз громко чихнул и завёлся. Закончив капаться в машине, Павел зашёл в домик. Курсант, заметив вошедшего Лаврова, быстро собрал свои письменные принадлежности и поднялся из-за стола.