– Неужели никто вам не сказал, дорогая? Он в Нью-Гейте и сменит тюрьму только на гроб. Так что больше он не будет нам досаждать. Марта, я с вами согласен, орхидеи подходят графине больше, чем сорная трава.

Но как только закончился обед, – Джулиана к нему не притронулась, – все отправились на концерт. Она сидела в ложе, тупо глядя на сцену, сердце болезненно сжималось. В антракте она не могла застать Софи одну – после помолвки им с Хэммондом разрешали оставаться наедине, чем они и пользовались при каждом удобном случае. После концерта они уединились в салоне, и только на следующий день у Джулианы появился шанс поговорить с Софи.

Джулиана проснулась после беспокойной ночи, оделась и ждала чуть ли не полдня, пока кузина проснется. Она вошла к ней в спальню, как только оттуда вышла горничная. Софи все еще сидела за туалетным столиком. Джулиана приступила прямо к делу.

– Он в Ньюгейте и ждет суда, – ответила Софи на первый вопрос.

Джулиана упала в кресло.

– Но за что? Появилось новое доказательство, что он говорил неправду?

– Конечно, неправду, это понятно, но теперь это не имеет значения. Разве что он захочет получить шелковую веревку вместо пеньковой. Сэр Морис сказал, что его будут судить и повесят.

Джулиана ахнула:

– Повесят?

– Да, потому что после той экскурсии сэр Морис провел инвентаризацию, и оказалось, что пропали серебряные подсвечники – опять! И еще табакерка и серебряные щипцы для свечей. Парень так и не одумался после первого раза, когда его посадили за воровство. Ошеломляющая ирония, сказал сэр Морис, если учесть, за что был осужден настоящий Кристиан Сэвидж. Такое придет в голову только отъявленному преступнику – кто бы он ни был.

– Откуда известно, что это он украл подсвечники?

– Их нашли у него в багаже в «Белом олене».

– А как с доказательствами, что он граф?

Софи перестала прилаживать ленту к кудрям и повернулась к кузине. Взгляд у нее был мягкий и жалостливый.

– Бедная Джулиана! Ты надеялась, что этот парень настоящий, что он возвращает тебе детство и счастливые воспоминания о брате. Сэр Морис сказал, что тебе будет тяжело это слышать, вот мы и скрыли это от тебя. Его арестовали за воровство; а когда станет известна правда о наследстве, его и за это повесят. А поскольку нельзя повесить человека дважды, каким бы негодяем он ни был, то достаточно любой из двух причин, говорит сэр Морис. И он прав, как обычно.

Более веселым тоном Софи сказала:

– Забудь! У тебя есть на что отвлечься. Джордж Уинтроп все время с тобой танцует, теперь еще Филипп Риз – по-моему, вовсе не из соперничества, твоя бальная книжка будет заполнена. Сэр Марк посылает тебе цветы, хотя у него лицо как пудинг, и я не виню тебя, что ты не обращаешь на него внимания. Есть еще сам сэр Морис. Мама сказала, сразу видно, что он влюблен. Нет, это не мама сказала, а я!.. Фу. Эта лента не подходит! – Софи опять гляделась в зеркало. – Белое на светлых волосах не смотрится, наверно, лучше все-таки розовое, хоть я надеялась выглядеть по-новому. А что касается сэра Мориса, ты, возможно, права. Может, у него отеческий интерес, так папа говорит. Он нам напомнил, что бедняга потерял единственного сына и наследника, который был не намного старше тебя. Так что все может быть. – Она круто обернулась. – Что ты наденешь сегодня днем, а потом вечером?

Джулиана не отвечала, и Софи продолжила:

– Ты не забыла? Мы сегодня обещали прийти на чай к Стентонам, а вечером у Ройсов будет бал-маскарад. Не волнуйся, полный костюм не нужен, хватит домино или маски. К счастью, мама сказала, что здесь все помешаны на маскарадах, и я привезла с собой две маски и павлинье перо. – Только сейчас она заметила, как бледна Джулиана. – Но, если хочешь, мы можем пробежаться по магазинам и купить новые.

– Я сегодня вечером никуда не пойду, – едва слышно произнесла Джулиана. – Для меня это настоящий шок. Я знаю, что ты права, – добавила она, – как и сэр Морис. Отвлечься – это поможет, но не сейчас, дайте мне время. Хотя бы денек. Я высплюсь и отдохну.

– Я понимаю, – сказала Софи. – У тебя опухли глаза. Ложись в постель. Я развлеку твоих кавалеров и заставлю Хэма беситься от ревности. Если удастся. – Она рассмеялась. – Хэм мне доверяет, так и должно быть. Ступай, у тебя измученный вид. Если не сможешь заснуть, я пришлю тебе несколько романов, фрукты и конфеты и велю всем оставить тебя в покое. Скоро тебе станет так уютно, что не захочется выходить из комнаты, но придется: завтра вечером концерт, а потом ужин у Бингхэмов.

– Спасибо, – поблагодарила Джулиана, встала и пошла к себе, все еще оглушенная, но с облегчением понимая, что сумела найти способ побыть одной. Надо придумать, что делать дальше.

К концу дня в доме баронета все затихло. Казалось, ушли все, кроме слуг и Джулианы. Рядом с ней стоял поднос с фруктами и конфетами, стопка книг и записка от сэра Мориса с пожеланием здоровья и обещанием, что ее никто не потревожит.

– Сквайр пошел смотреть лошадей, – доложила Анни. – Его леди и ваша кузина с мистером Хэммондом все еще на чае. А сэр Морис ушел по делам и сказал, что будет не раньше обеда. Когда они вернутся, я могу сказать, что вы спите, они поверят, но мисс! Не делайте этого, пожалуйста!

– Все будет прекрасно, – сказала Джулиана. – Твой молодой человек доставил записку?

– Да. Мистер Мерчисон ее прочел и сказал: «Передайте юной леди, что она сошла с ума и я в этом не участвую». Но он просил вас не беспокоиться и обещал молчать. Вот видите? Даже сыщик с Боу-стрит вас не одобряет. О, мисс, одумайтесь, прошу вас!

Джулиана поджала губы:

– Не могу, это мой долг. Никакого вреда мне не причинят. Господи, девочка, пойми, он в тюрьме! Под замком, за решеткой. Что он может мне сделать? Я должна узнать правду, иначе не успокоюсь. – Она встала с кресла. – Я готова. У меня полный кошелек денег, которые мама дала, когда я уезжала из дома. Все, что мне надо, – это найти человека, которому их отдать за то, чтобы он проводил меня в Ньюгейт. Если Мерчисон не поможет, я сделаю это сама. И еще запомни, – предупредила она. – Если я не сразу приду домой, не поднимай панику. У меня могут быть другие дела.

«Потому что, если он не виновен, – подумала она, – я буду искать ему адвоката, самого лучшего в городе».

– Я должна пойти с вами! – взмолилась Анни.

– Ты нужна мне здесь, тогда они ничего не заподозрят. Никого не пускай в мою комнату. Я лежу с головной болью, а ты от меня не отходишь. Я надену густую вуаль, поеду на извозчике, не назову свое настоящее имя, скажу, что в карете меня ждет горничная. Пусть думают, что я важная дама и у меня секретные дела. – Она вспомнила рассказ о женщинах, проводивших с осужденными их последнюю ночь на этой земле, и задрожала. Именно этот рассказ подсказал ей, что делать.

– Мне говорили, что такие посещения – обычное дело в Ньюгейте, – сказала она, внутренне содрогнувшись, потому что понимала, что совершает безумие. Но она знала, что должна это сделать, иначе не сможет спокойно спать: мысль о том, что он в цепях и не знает, что она думает о случившемся, невыносима. Что она делала, когда его уволокли, чтобы сгноить в тюрьме? Танцевала, флиртовала, смеялась. Чувство вины придало ей храбрости. Она должна что-то делать, причем немедленно, отбросив все сомнения.

– Может пострадать моя репутация, – сказала она Анни. – А ты знаешь, что для моих родителей это ничего не значит, они мне доверяют, несмотря ни на что.

– А как же ваша кузина, сэр Морис, этот симпатичный мистер Уэст и остальные ваши изысканные кавалеры? – заныла Анни.

– Они для меня ничего не значат, – жестко сказала Джулиана. – Они часть жизненного опыта, а не самой жизни, – добавила она уже мягче. – Если они узнают и простят, хорошо, если нет – мне наплевать. – Она посмотрела на служанку и вздохнула. – Анни, неужели ты не понимаешь? Бывают моменты, когда женщина должна сама разобраться со своей жизнью. Она не может думать только о своей безопасности и считаться с чужим мнением. – Джулиана с любопытством посмотрела на горничную. – Я уверена, ты это знаешь. Тебе всегда приходилось самой заботиться о себе, верно?