Куда как хуже мужику стало во время последующей короткой стычки в рукопашной, ибо я объятый изумрудным пламенем, постоянно перекидывал своё огонь на него и зелёные лепестки, тут же принимались жечь тело и живицу. Заставляя моего противника отвлекаться и выбросами собственной энергии сбрасывать с себя быстро растекающееся пламя.

То, что Шнуровски «печатник» меня даже как-то не удивило. Куда неприятнее оказался тот момент, что Герман оказался довольно опытным в сражениях чародеем. Пытаясь вырваться на дистанцию, а также, уклоняясь защищаясь от града ударов, он пусть и не мог контратаковать, сказывалась привычка во многом полагаться на артефакты, да и протуберанцы моего «эго» ему сильно мешали.

Однако кое какие чары на меня он насылать успевал, так что и мне приходилось крутиться, чтобы с одной стороны не потерять полученное преимущество и не отпустить его, а с другой избегать то вырывающихся из пола шипов, то прилетающих непонятно откуда камней. Да и ни раз и ни два, мир вокруг нас уже взрывался в детонирующей вокруг нас взвеси из крошева, остающегося на месте очередного погибшего клона, при помощи которого мой противник пытался меня отвлечь.

В эти моменты, от серьёзных повреждений, меня на удивление легко защищал покров из зелёного пламени, который приходилось распространять по всему телу. Он тоже каким-то образом избегал обычного огня прикрываясь своеобразной белёсой скорлупой, которая ссыпалась после этого с него, словно песок с почтенного пенсионера из возрастной группы «за двести». Но вот от вторичных эффектов взрывов, благо они были не очень мощными, ни меня ни его подобная защита уберечь просто-напросто не могла.

Спасало конечно то, что тело под завязку было напитано живицей, но уже буквально чувствовал, как тело покрывается болезненными синяками. Сейчас, они не очень-то и мешали жить, а вот концентрацию сбивали прилично. И именно по этой причине, я всё никак не мог сконцентрироваться на создании «Мисахики». А затем я пропустил удар…

Простой снаряд из раздела стихии «Земли», Шнуровски-старший создал как без цепочки печатей, так и без голосовой команды, а потому он стал для меня полной неожиданностью. К тому же попала эта зараса прямиком со всей своей дури, прямо мне в солнечно сплетение. Туда, где у меня на груди торчал кусок кристаллизованной души.

Нет, саму защитную крышку, превращённую за полгода клановым кудесником из простой металлической бляхи в серьёзный артефакт, этот удар не пробил. Иначе бы мне тут же пришёл тот самый уральский пушной зверёк в белой шкурке, чьим именем Бажовы обычно ёмко заменяли привычное московское матерное слово. Однако всё-равно, так и так сильные удары по этому месту, доставляли мне уйму отрицательных эмоций.

И именно по этой причине, я чуть отшатнулся назад, а Шнуровски, почувствовав свободу, оставив на своём месте очередного клона, прыгнул спиной вперёд, прямо к самому куполу, в значительной мере разрывая дистанцию. Вот только в следующий момент моё тело прореагировало словно бы само собой и сильный толчок ногой в грудь, отправил не успевшего сломаться подменыша, прямиком в его собственного хозяина. От, удара о которого тот, собственно, и лопнул, образовав очередное белое облако. В которое почти мгновенно влетел созданный мною огненный шар.

Громыхнуло в очередной раз так, что даже заложило на мгновение уши. А в следующий миг, отражённой от Пустотного Купола взрывной волной, на меня просто вышвырнуло тело оглушённого Шнуровски-старшего. А затем…

— «Мисахика», — произнёс я чудовищным усилием воли создавая на своей ладони медленно раскрывающийся огненный цветок и вонзая её прямо в грудь летящего на меня человека.

Вращаясь, словно какое-то сверло, изумрудный огненный бутон легко пробил плоть, проделав дыру в грудной клетке прямо напротив сердца. А затем, распуская свои пламенные лепестки во всём своём смертоносном великолепии, разорвал и импульсом отбросил от меня, как мёртвое тело, так и брызнувшую во все стороны кровь.

Пошатываясь, я некоторое время стоял, не замечая вокруг себя ничего, кроме поломанного тела своего недавнего противника. А затем, понял, что начинаю заваливаться, не в силах более держать своё тело в вертикальном положении и именно в этот момент почувствовал как меня подхватили сильные и заботливые руки.

Вой «тихой» тревожной сирены, раздался совсем неожиданно, но не сказать, чтобы особо переполошил обитателей казармы сорок девятого этажа, Кремлёвской Твердыни. Мало того, что «тихим» этот недо-ревун, называли вовсе не просто так, а в следствии значительно сниженной громкости, так что, слышно его мерзкий звук было только в пределах занимаемого корпусом сектора, так и дёргали обычно расквартированных здесь чародеев довольно часто. Что вкупе с вбиваемой дисциплиной и постоянными тренировками, быстро приучало спокойно реагировать на подобные вызовы.

Княжеский стол — руки, глаза и уши Правителя Москвы, был бы просто бесполезен, если бы его власть в Полисе, не опиралась бы на реальную силу. Для Святогора Тимирязева, когда он ради существования Москвы, отказался от своего клана и взошёл на престол, роль такого регулятора исполняла его бывшая дружина. Соратники, с которыми он в своём время бился с накатившим на эти земли Жором духов, которые следуя за своим лидером, после объединения и подписания «Московской Хартии», так же во имя идеи, объявили себя без безродными. Что было поддержано тогдашней Думой — предком современного Совета Кланов.

С тех пор, долгое время именно так и формировалась Дружина. Путём самопожертвования членов разных кланов ради общего будущего. Но в те времена, Москва была просто группой клановых крепостниц, разнесённых на расстояние полёта стрелы, а основной заботой как Князя так и дружины в мирное время было посредничество при решении особо щекотливых вопросов возникших между чародейскими кланами. Но затем, в будущий Полис под защиту чародеев начали прибывать простецы, потихоньку, заселяя свободные и ничейные земли между крепостями. Ведь даже так, вне крепких стен, у них было куда как больше шансов выжить и вырастить детей, нежели в своих родных посадах с хлипкими укреплениями, одним, в чистом поле против толп духов и чудовищ. И естественно, что заботой о чужеродцах, Дума, обременила Князя и его дружину. Ведь грубо говоря именно на «Его» землях они и селились.

Вскоре сложилась удобная для всех система, когда многочисленные неодарённые, кормят и поят, а одарённые защищают, а заодно могут освободить своих клановых простецов от многих изнурительных обязанностей. Шли столетия, окончательно сформировался Полис, обнесённый вдобавок к крепостицам единым частоколом, а так же был сформирован Княжеский Стол, в котором под дланью новых Князей Московских, потомков Святогора, обличённые властью выходцы из простого народа занимались делами себе подобных.

Со временем, Дума, превратилась в Совет Кланов, а он, после очередного кризиса связанного с ростом могущества Московского Правителя, упразднил практику добровольного отсечения от рода в дружину. Ведь туда же, без зазрения совести сатрапы Княжеского Стола начали загребать любых выявленных ими одарённых из безклановых простецов, которые стали рождаться с пугающей регулярностью.

Так, в какой-то момент появилась Княжеская Гвардия, прекрасно обученные чародеи не из кланов на службе у Князя и Княжеского стола не связанные с кланами Полиса. А уже позапрошлый Князь, прадед нынешнего Владыки Москвы, и повелел сформировать среди них сводный чародейский отряд, исключительно для нужд Княжеского Стола. Ибо в связи со скакнувшим вперёд прогрессом и общей либерализацией общества, даже лучшие из лучших его чиновников начали путать не только свой карман с московской казной. Но и собственных подчинённых с Княжескими чародеями.

Так что, чтобы те, не особо то разевали рот на основной костяк его гвардии и лишний раз не отвлекали костяк гвардии от важных дел, своими нескончаемыми запросами о силовой поддержке и появился «учебно-штрафной полк», расквартированный на сорок девятом этаже Кремля. Который за глаза сослуживцы презрительно называли не иначе как «Стреноженный корпус».