В руке араба что-то блеснуло, и он приблизился, говоря тихим низким, словно гуляющий в камышах ветер, голосом.

— У меня есть кое-что для тебя, янки.

Брент зная, что саббаховцы всегда убивали ножом. Это было данью традиции, уходящей в глубь веков к Гасану ибн-аль-Саббаху, персидскому убийце, которого называли «старец с горы». Он также полагал, что Хиджарах сильно накурился гашиша, что делало его еще более безрассудным и опасным.

Бренту необходимо было оружие, он перегнулся через борт джипа, нащупал ящик с инструментами и схватил трубный ключ. Он отступил назад и встал в стойку, одной рукой сжимая пистолет, а другой тяжелый инструмент; все его чувства были обострены до предела. Брент шагнул вперед — он слышал тяжелое дыхание фанатика. Расправив грудь, араб выхватил нож и медленно повел им из стороны в сторону, словно кобра головой перед броском.

— Иди-ка сюда, урод. Ты собирался ударить меня в спину. А теперь посмотрим, что ты сделаешь, когда мы лицом к лицу, — прошипел Брент.

Араб нанес удар. Брент отскочил в сторону, махнув пистолетом, который задел лоб нападавшего и оставил на нем длинный кровоточащий след.

— Пес языческий. Сейчас для твоих еврейских друзей я сделаю из тебя кошерную отбивную.[13] — Он рассмеялся своей шутке и рукавом стер кровь со лба.

Снова медленное движение вперед. Брент заглянул в сумасшедшие безжалостные глаза жестокой птицы, протянувшей когти, чтобы растерзать свою жертву. Но страх исчез, его смыли потоки хлынувшей изнутри ярости. Брент сделал шаг вперед, с его губ слетел сарказм злости:

— Нет Бога, кроме Аллаха, а Магомет его пророк.

Крича «Аллах акбар!» и двигаясь к американцу короткими быстрыми шажками, араб прыгнул, его нож описал стремительную дугу. Отскочив вбок и размахивая стальным ключом, Брент услышал резкий свистящий звук, словно огромное насекомое пролетело у него над головой. И тут же что-то рвануло его новый синий китель у левого плеча. Ключ ударил по чему-то твердому, но податливому. Взревев от боли, Мана Сайд Хиджарах схватился за левое плечо.

— Приготовься к своему хаджу, сукин сын! Сейчас я отправлю тебя до самой Мекки! — глумился Брент, надеясь, что его противник от злости потеряет способность соображать.

Вопя, араб клюнул на приманку. С перекошенным от ярости лицом он рванул вперед, призывая на помощь Аллаха. На сей раз Брент не отскочил в сторону. Вместо этого он ударил ключом сверху вниз и услышал хруст кости, когда тяжелый прут переломил арабу запястье, и нож, звеня, выпал у него из руки.

Вереща от боли, саббаховец налетел на Брента, и они упали на джип. Араб орудовал одной рукой. Ударил Брента по скуле. Боль парализовала шею и отдалась в кончиках пальцев. Брента охватила ярость, и он метнулся вперед, как акула-убийца, почуявшая запах крови. Удар по спине согнул араба. Резко вздохнув, Брент размахнулся и изо всей силы обрушил ключ в сокрушительном движении, промахиваясь по черепу и попадая в плечо. Что-то с треском хрястнуло. Будто ветка отломилась с дерева. Ключица.

Араб, пошатываясь, со стоном откачнулся назад и уперся спиной в кузов джипа, его глаза затуманились, руки повисли по бокам, по подбородку потекла слюна.

Холодное, первобытное чувство — убить, уничтожить — снова, как тогда на улочке в Токио и в драке с Коноэ на ангарной палубе, руководило Брентом.

Он высоко над головой поднял трубный ключ и стремительно бросил его вниз. Раздался звук треснувшего арбуза, когда сталь встретила на своем пути череп Хиджараха, тот грузно упал, изогнув туловище и опрокидываясь на спину.

Подбежав к арабу, Брент снова и снова опускал инструмент. Он вновь оказался на токийской улочке. Без страха. Без жалости. Без единого проблеска мысли. С одним лишь желанием убивать.

Череп размягчился, а лицо перестало существовать. Наконец у него устали руки, энсин выпрямился и отбросил ключ, тот зазвенел по тротуару.

— Теперь, морда саббаховская, — прохрипел он, — ты и твой братец — близнецы.

Затем он увидел огни. Красные и желтые огни мигалок полицейских патрульных машин.

Освободить Брента из полицейского участка в Лайе оказалось делом несложным. После звонка, который Брент сделал под бдительным оком дежурного сержанта, подполковник Мацухара взял грузовичок с четырьмя вооруженными матросами-охранниками и приехал в участок. Расстегнув кобуру, в сопровождении охраны он вошел в небольшой, но ярко освещенный полицейский участок. Сержант тут же сообщил, что Брент невиновен в совершении каких-либо преступных действий и его рассказ о нападении неизвестного убийцы является правдивым. Энсин был освобожден под поручительство подполковника.

— Но, — предупредил сержант дрожащим голосом, — будет проведено полное расследование и вашему командованию прислан рапорт. Понимаете, араб смертельно ранен — у него нет лица.

— Нет лица?! Нет лица, — задумчиво повторил подполковник, бросая взгляд на Брента Росса. И снова глядя на сержанта, сказал:

— Адмирал Фудзита будет рад изучить ваш рапорт и тесно сотрудничать во всех отношениях. — Мацухара застегнул кобуру.

— Разумеется, подполковник. Я полагаю, адмирал Фудзита должен быть порядочным человеком.

— Он исключительно порядочен, сержант.

Затем, после полубессонной ночи, длившейся почти до десяти утра, облаченный в форму номер два Брент стоял перед столом адмирала Фудзиты, где сидели подполковник Мацухара, полковник Ирвинг Бернштейн и адмирал Марк Аллен. Брент чувствовал себя подсудимым.

Слово взял адмирал Фудзита, командир самого мощного на Земле боевого корабля.

— Еще одна драка, энсин Росс?

— Я защищал себя.

— Вы были беспечны?

— Возможно, с женщиной, сэр, но не с фанатиком-мусульманином.

— Он из «Саббаха»?

— Да. Он напал на меня с ножом. Пытался убить сзади.

Брент хотел прочесть что-нибудь на лице старика, но непроницаемая безжалостность не поддавалась анализу. Он понимал, что адмирал находится в затруднительном положении после инцидента с Коноэ на мемориале «Аризона». И вот теперь арестован член его штаба и, возможно, освобожден с помощью силы, в лучшем случае благодаря плохо скрытым угрозам Мацухары. Но самурай ценил хороший поединок, ненавидел «Саббах» и превозносил месть.

Вмешался Мацухара, процитировав строки из самурайской «Библии», кодекса самурайской чести: «Если вы столкнулись с врагом, напавшим первым, и погибаете, умрите, повернувшись к нему лицом».

Слова вновь вернули Брента в Средиземное море: с ними Фудзита отправил его в бой.

Казалось, что старик японец не услышал их. Он сказал:

— Как я понял, враг остался без лица. А женщина? Вы были с ней?

Брент сглотнул.

— Да, сэр.

Заговорил адмирал Аллен, слегка приоткрывая правду.

— Я приказал довезти Кэтрин Судзуки до дома ее тети, адмирал.

— Знаю.

— Сэр, женщина оказалась из «Саббаха», — волнуясь сообщил Брент.

— И это я знаю, энсин. Утром мы проверили сведения о ней.

— Те «Юнкерсы», они несли бомбы, — продолжил Брент. — Хотели проскочить, пользуясь гражданскими опознавательными знаками. Вероятно, они случайно оказались вместе с самолетами, совершавшими налет. — Росс увидел, что все сидевшие за столом понимающе кивнули. — Она лгала во всем, сэр.

Заговорил Фудзита:

— Ее ложь раскрыть было трудно, пока мы находились в открытом море. Она знала, что мы храним радиомолчание и в любом случае не будем раскрывать присутствие у нас на борту пленных. Нет, она поступила умно и знала, как обращаться с мужчинами. — Повисла унылая тишина.

— Она позвонила. Связалась со своим другом-мусульманином Мана Саидом Хиджарахом. А ее тети Итикио Кумэ не существует.

— Не совсем так, Брент, — возразил Бернштейн. — Я разговаривал с ней сегодня утром.

— Черт подери! Настоящая тетя? Она сказала правду?

Израильтянин улыбнулся.

— Не совсем так. Есть тетя Кумэ, которая живет в Милилане, а не в Лайе, и кондоминиум действительно принадлежит их семье. — Брент почувствовал, как его щеки охватывает жар. — Но Итикио Кумэ ненавидит Кэтрин и говорит, что ее настоящее имя Фукико Хино. В 1974 году ее отчислили из университета за революционную деятельность — она всего лишь метнула бомбу в синагогу. Потом переехала во Францию, где встретила «Карлоса Якеля» — Ильича Рамиреса Санчеса — Аль Капоне террористов. Она долго жила с ним, была соучастницей убийства в Париже троих полицейских и информатора по имени Майкл Морикарбаль. Затем, когда запахло жареным, они удрали под крылышко Каддафи и исчезли на пару лет, за исключением одного маленького происшествия, когда женщина, по описаниям похожая на Хино, бросила гранату в лимузин Анвара Садата.