Ну да. А стена от кого? От солнышка?
Возле дома была коновязь, сейчас пустовавшая. Над дверями красовалась вывеска с ярко-желтой кружкой, из которой лезла ярко-белая пена, и с неестественных размеров курицей на соответствующем блюде. Внутри же, как и следовало ожидать, был прохладный зал с узкими окнами и колодцем, обнесенным каменным бортиком.
– Сэр рыцарь желает переночевать? Ну конечно, что же я спрашиваю, ведь не уедет же благородный сэр на ночь глядя. Вот-вот стемнеет, а впереди, я могу заверить сэра рыцаря, нет ни единого трактира, кроме вонючей дыры Ядвиги Кобылищи. Дыра она во всех смыслах дыра. То есть даже в самом наипохабнейшем, потому что, да будет известно сэру рыцарю, прозвище свое Ядвига недаром получила, и...
– Распорядись насчет коня, – велел Артур, даже не разглядев толком в полутьме, кто это подлетел к нему. Да кто бы ни был, пусть он разливается перед Серко, тому все равно. Надоест болтовня – укусит.
Позже, вымывшись и отдохнув, Артур ужинал в зале с колодцем под непрерывную болтовню сдуревшего от безлюдья трактирщика. Тот наконец-то сообразил представиться, выяснилось, что зовут его Захаром Качией, а также что в «Пенном пиве» бывает порой яблоку упасть негде.
Это когда идут караваны из Добротицы, Средеца или Аграма. Но караваны, как без сомнения должно было быть известно сэру рыцарю, ходят в свой срок, и все остальное время, увы, постояльцы в трактире – большая редкость.
Раньше Захар на время затишья просто закрывался и уезжал в Сегед, но с той поры, как начали заселять земли вокруг Балатона, нет-нет, да и заглядывают к нему гости без всяких караванов. Сами по себе. Переселенцы, которые из Обуды или с Дакийского княжества, те и без охраны путешествовать не боятся. Собираются толпой побольше да идут на свой страх и риск. А чего, спрашивается, им не идти, если последних чудищ уже лет десять как на Болота отогнали. Правда, вместо чудищ разбойнички появились, ну так мужики, которые на Балатон идти рискнули, любого разбойника в пять узлов закрутят, руки-ноги оборвут, спицы вставят и плясать заставят.
Узнал Артур, что Захар вдов, что уже две его младших жены удачно вышли замуж, а третью, опять-таки младшую, он взял недавно. Эта самая жена какой-то пришибленной тенью сновала по залу, без нужды протирая столы. Что обе дочери учатся в Араде ткацкому мастерству, хотят работать на волшебных станках, какие делают маги, а сыновья – все трое – служат в Карцаге в войсках Недремлющих, и старший вот-вот станет рыцарем Кодекса.
Сам Захар был родом с юга. Из деревеньки у самых Бургасовых болот. Об этом он мог бы и не упоминать отдельно: говорить так много, так долго и так самозабвенно умели только южане. Впрочем, было у тамошних уроженцев одно несомненное достоинство: их совершенно не беспокоило, слушает ли собеседник, или давно утерял нить разговора и дремлет себе под непрерывную болтовню.
Артур слушал.
И многого не понимал.
Ему очень хотелось расспросить Захара подробно, если нужно – с пристрастием. Да нельзя было. Подразумевалось, что он, храмовник, и так знает, что к чему. Стене, например, как понял Артур, было уже лет семьдесят. А застав на тракте орден Храма не держит уже шестой год. И тракт на север проложили давным-давно, сразу после того, как ушел Миротворец. Тогда почти до самой границы с Пустошами стало безопасно, а в медье Фейер, близ озера Вира, даже заселили какой-то город с длинным названием. Но сейчас народ оттуда бежит, то ли потому, что Балатон все же лучше, чем Вира, то ли правду рассказывают, что чудища совсем озверели и никакого спасу от них не стало. Народ бежит, а «старый осел Миртил безбожно наживается и даже перестроил свой клоповник», потому как гостиница его оказалась аккурат на перекрестке.
Пришлось аккуратно направлять трактирщика в нужную сторону и просеивать его трепотню, складывая шелуху в одну кучку, зернышки в другую, жемчужины, буде попадутся такие, – в третью.
Да еще и за лицом следить. Потому что когда Захар мимоходом, как обо всем известном и не стоящем обсуждения факте упоминает об эльфах, регулярно штурмовавших Сегед, очень хочется взять его за грудки и рявкнуть прямо в лучащуюся радушием морду: «Что еще за эльфы, твою мать?! Доложи по порядку».
Впрочем, все и так потихоньку проясняется. Эльфы самые обычные. Живут в Сером лесу, делят его с тамплиерами. Раньше, говорят, и людей резали, но, когда стену поставили, поутихли малость.
– А что-то я вас раньше здесь не видел, сэр рыцарь. – Захар разглядел наконец-то крылатую стрелу на рукаве Артура. – Новый гонец будете? В столице служите небось?
– Да, – кивнул Артур.
Старый орденский обычай позволял отпрыскам уважаемых родов проходить службу в Шопроне, под началом самого командора Единой Земли. А теперь, ввиду опалы... хотя какая опала? За девяносто лет все, поди, и забыли, что храмовники когда-то служили в Шопроне, бок о бок с Недремлющими. В общем, как бы там ни было, рыцари благородного происхождения могли всю жизнь провести в столице, на этакой синекуре, пользуясь всеми орденскими привилегиями и ничего не делая. И на пенсию они выходили раньше, чем полевые бойцы. И седели годам к сорока. Потому что столица – ядовитое болото, где светские власти и епископская церковь следят за тобой во все глаза, где каждый неверный шаг чреват неприятностями и для тебя, и для всего ордена Храма.
– Ну, Сегед – это, конечно, не Шопрон, – глубокомысленно заметил Захар.
«Пошел бы ты», – мысленно пожелал ему Артур. Рассуждать на тему «столица-провинция» ему не хотелось совершенно. Нужно было переварить свалившиеся аж за сотню лет сведения.
Странно, почему же в Шопроне об этом ни слуху ни духу? Или для них теперь и вправду три дня верхами – другой край вселенной? Нет, но ведь ходят же караваны... Стоп-стоп. Караваны. Торговля... Бердничек, этот ростовщик милостью Храма, он же вспоминал об эльфах! А я – то, дурень, решил, что он о тех, мелких, которые молоко скисляют. «Святый Боже, – взмолился про себя Артур, – ну откуда бы здесь еще и эльфам взяться? И так от нечисти не продохнуть!»
Захар рассказывал еще что-то. О видах на урожай в оазисах. О говорящем мосте в Междуречье. О драконах... Эту трепотню Артур привычно почитал за словесную шелуху и больше не вслушивался. Говорящие мосты, драконы и прочие сказочные гадости он оставлял на обсуждение таким вот скучающим южанам да веснушчатым девкам, которым нечем заняться долгими зимними вечерами.
Он напомнил себе, что зимы здесь не знают.
Впрочем, это не мешало упомянутым девкам слушать и верить всяким разным глупостям. И вообще, хоть и веснушчатые, а встречались иной раз такие...
Захар продолжал разливаться соловьем, добравшись уже до каких-то оживших покойников.
– Достаточно, – оборвал его Артур.
– А и то, – согласился трактирщик, – и спать ведь пора, сколько ж можно лясы точить. Заболтались мы с вами, сэр рыцарь, заговорились, вон за окнами темень какая...
В своей комнате Артур, как и ожидал, обнаружил пришибленную младшую женушку. Молча сунул ей денег и выставил за порог.
Терпеть не мог – вот так, через «не хочу». Терпеть не мог мужей, подкладывающих младших жен под каждого мало-мальски знатного гостя. Терпеть не мог жен, которые плакали, но боялись ослушаться. По-хорошему-то следовало бы найти для нее хотя бы несколько добрых слов: нельзя оставлять без внимания тех, кто страдает и не умеет сам побеждать уныние, но доброта вся куда-то ушла, устала, наверное, от долгой дороги. А на одних лишь благих намерениях далеко не уедешь.
Сегед оказался обнесен новой полосой укреплений, замкнувшей в себе ту его часть, что была когда-то посадом.
Издалека увидел Артур яркие флаги на круглых островерхих башнях: гербы пяти княжеств и значки всех земель, объединенных под властью Его Высочества герцога; под защитой ордена Храма; под опекой епископской церкви.
Красиво.
И встретил Сегед Артура усиленной привратной стражей: двое рыцарей, четверо сержантов и шестеро загадочных чернецов, препоясанных вервием простым.
