— До свидания, мама и папа. Спите спокойно. Скоро я навещу вас здесь.

— Конечно, навестишь, — сказала тетя Фанни и похлопала меня по плечу.

Люк сжал мою руку. Я повернулась к нему, чтобы найти успокоение в его улыбке, полной любви и тепла.

— Поехали домой, Люк, — попросила я.

Когда мы отъезжали, я посмотрела назад и заметила, как Трой Таттертон вышел из леса, откуда, я уверена, он наблюдал за моим отъездом.

Он слегка поднял руку и помахал. Я помахала ему в ответ.

— Кому ты машешь, Энни?

— Никому, тетя Фанни… никому.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 21

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Я была слишком возбуждена и не могла уснуть в самолете. Мы с Люком сидели рядом у окна, а тетя Фанни впереди нас. Я не могла отвести глаз от Люка, я так радовалась, что он рядом со мной. И по тому, как он смотрел на меня, я знала, что и он испытывает те же чувства.

— Ущипни меня, Люк, и скажи, что это не сон. Скажи мне, что ты действительно снова со мной.

— Это не сон, — произнес он, улыбаясь.

— Я так часто об этом мечтала и так сильно хотела этого, что мне все еще кажется, что сплю, — призналась я.

Впервые я не вспыхнула от смущения, когда выражала ему свою любовь, говорила, насколько сильно он мне нужен, и Люк тоже не смотрел в сторону. Наши взоры были обращены друг на друга. Он положил свою руку на мою и слегка сжал ее. Все во мне стремилось к нему, требовало, чтобы я сказала ему еще больше. Мне хотелось, чтобы он обнял меня, прижал с нежностью к себе и целовал.

— Энни, я беспокоился о тебе дни и ночи. Я не мог сосредоточиться в колледже ни на чем другом. Все пытались вытащить меня на вечеринки, познакомить с другими людьми, но на душе у меня было так тяжело, что даже тошно было думать о каких-либо развлечениях. Большую часть времени я проводил в своем общежитии, сочиняя письма к тебе.

— Я не получала никаких писем! — Гнев на Тони нахлынул с новой силой. Если бы я получила его письма, мои мрачные и полные отчаяния дни стали бы светлыми, в них поселилась бы надежда.

— Теперь я это знаю, но тогда не мог понять, почему ты не пытаешься связаться со мной, не звонишь и не даешь мне знать о себе каким-то образом. Я думал… — Он опустил вниз глаза.

— Что ты думал, Люк? Пожалуйста, скажи мне, — попросила я.

— Я думал, что раз ты попала в богатый мир в Фарти, то забыла про меня, что Тони окружил тебя всевозможными развлечениями, познакомил с огромным количеством новых людей и я перестал для тебя что-либо значить. Прости меня, Энни, мне очень жаль, что у меня были подобные мысли, — грустно произнес он.

У меня радостно забилось сердце от сознания того, что он испытывал совершенно такие же чувства, как и я сама.

— Нет, Люк. Тебя не за что прощать. Я понимаю, почему ты так думал. У меня самой были такие же подозрения относительно тебя, — призналась я охотно.

— Это правда?

Я кивнула головой, и он улыбнулся.

— Так ты беспокоилась обо мне и я действительно тебе небезразличен?

— О Люк, ты не можешь представить, как сильно мне не хватало тебя, не хватало твоего голоса. Я без конца пыталась вообразить, что слышу его, вспоминала все то прекрасное, что ты говорил мне в прошлом. Сами мысли о тебе и о том, что ты сделал в своей жизни, несмотря на все трудности, придавали мне надежду и уверенность в будущее, — призналась я с улыбкой. — Я пошла прямо на эти высокие горы.

— Я так рад, что был чем-то полезен тебе, хотя и не находился с тобою рядом.

— Нет, ты был рядом и я без конца мечтала о том, чтобы мы снова оказались вместе на нашей веранде.

— Я тоже, — сказал Люк. Его щеки слегка покраснели. Я понимала, что ему было значительно труднее делать такие признания, чем мне. Другие люди могли бы посчитать его мягкотелым.

— Когда я был один в своей комнате в общежитии, я представлял себе, что мы снова вместе, как тогда, в день нашего восемнадцатилетия. Мне хотелось, чтобы нас тогда заморозили и оставили такими навсегда. Ах, Энни, — произнес он, сжимая сильнее мою руку, — не знаю, как я смогу покинуть тебя когда-нибудь снова.

— Я тоже не хочу покидать тебя, Люк, — прошептала я. Мы склонились так близко друг к другу, что наши губы почти соприкасались. Тетя Фанни засмеялась над чем-то, что она прочитала в журнале, и мы выпрямились. Люк стал смотреть в окно, а я откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. Он продолжал держать мою руку в своей, и я вновь почувствовала себя в полной безопасности, защищенной надежной крышей.

Когда самолет приземлился, меня охватило волнение, но после того, как мы уселись в автомобиль тети Фанни на аэродроме в Вирджинии, я уснула и проспала почти весь путь до Уиннерроу. Когда я открыла глаза, мы уже ехали по гористой местности и поднимались вверх по серпантину дороги. Мы не могли добраться до Уиллиса по скоростной автостраде, так как таковой не существовало. Скоро заправочные станции стали попадаться все реже и реже. Новые крупные, широко раскинувшиеся мотели сменились маленькими хижинами, которые прятались в тени густых лесов. Старые непокрашенные низкие здания свидетельствовали о том, что в стороне от грунтовой дороги находится еще один сельский городок. Вскоре и они остались позади.

Тетя Фанни уснула на заднем сиденье. По радио передавали приятную спокойную музыку. Люк должен был внимательно следить за дорогой, но с его рта не сходила довольная улыбка. Мне он казался таким возмужавшим. «Происшедшая трагедия, — думала я, — изменила нас обоих и сделала старше, и многие из этих перемен нам еще предстоит обнаружить позднее».

Вид таких знакомых мне окрестностей наполнил мою душу теплом и уверенностью. Испытывала ли мама подобные моим чувства, когда бежала из Фарти с Дрейком из-за того, что сделал тогда Тони Таттертон? Мир за пределами Уиллиса и Уиннерроу должен был казаться ей таким же суровым, таким же холодным, таким же жестоким, каким он кажется теперь мне.

— Почти доехали, — мягко произнес Люк. — Мы скоро снова окажемся в нашем мире, Энни.

— Да, Люк. Мы думали, что, убегая из него, вступаем в какой-то волшебный мир, в более красивую жизнь, но нет ничего прекраснее родного дома, не правда ли, Люк?

— Да, Энни, при условии, что ты будешь там, — ответил он и потянулся, чтобы взять меня за руку. Когда наши пальцы тесно переплелись, ни один из нас не хотел отпускать руку другого. Сердце мое колотилось от радости.

Люк увидел выражение моего лица и стал очень серьезным. Он осознал, насколько глубоким было мое чувство, а я видела, что и его чувство было таким же. Я знала, что это вызывало у Люка беспокойство, потому что мы оба были склонны уступить нашим чувствам, а не думать о том, кем были по отношению друг к другу.

— Я не могу дождаться, когда увижу Хасбрук-хаус, — прошептала я.

— Скоро, скоро.

С каждой милей росли мои нетерпение и возбуждение. Наконец показались широкие зеленые поля в окрестностях Уиннерроу, ухоженные фермы, посадки кукурузы, которую вскоре надо будет убирать. В окнах маленьких фермерских домиков светился огонь — живущие в них семьи собрались вместе под теплым светом ламп. Я чуть не завизжала от восторга, когда увидела разбросанные среди холмов хижины шахтеров. Огни их окон были подобны звездам, которые, упав с неба на землю, продолжали светиться.

Затем мы въехали в сам Уиннерроу и поехали по Мейн-стрит. Мимо выкрашенных в пастельные тона домов самых богатых жителей этого города, мимо домов поменьше, где жили представители среднего класса, те, кто работал на шахтах контролерами или управляющими.

Я закрыла глаза, когда мы свернули на улицу, ведущую в Хасбрук-хаус. Через несколько минут я буду дома. Но это будет другой дом, без мамы и папы. Я понимала, что, когда мы подъедем, нас там не будут встречать мои родители… не будет ни улыбок, ни поцелуев, ни теплых объятий, никаких нежных приветствий. Реальность обрушилась на меня, как огромная тяжелая океанская волна. Я не могла ни увернуться от нее, ни отступить назад. Мои мать и отец умерли, и их похоронили там, в Фарти. Я по-прежнему была инвалидом. И все это — наяву.