– Нашла дурака – заговоренный поклад в руки брать!
– Так и не бери, кто заставляет. Лопухом, вон, оберни, али на лопату подцепи. Тебе его только до огня донести, больше ничего не нужно.
– Потом отнесу, – решил ведун. – Показывай остальные.
– Как хочешь. Тогда пошли к колодцу. – Ведьма направилась дальше.
– Отчего твоя мельница разрушена стоит? – после недолгого молчания поинтересовался Середин. – Люди разломали, али как?
– «Али как», – ответила женщина. – Мужа я себе не нашла. Как отец преставился, пыталась с делом управиться сама, да куда бабе таким ремеслом заниматься? Жерновов мне не сдвинуть, не поднять, не поменять. Мешки с зерном таскать не по силам, муку забирать – тоже не унести, телеги не загрузить. Валы, лопатки, штыри, шестерни – все или таскать, или рубить-строгать надобно. Я же не двужильная. С жерновами хоть за серебро могла помощника нанять, а зерно каженный день с телеги мешки снять, да со второго этажа в воронку сыпать – это как?
– Тоже работника нанять.
– Коли на все работы чужаков нанимать, так себе никакого прибытка не останется. Опять же, чужаки за серебро от души трудиться не станут, и о добре заботиться им ни к чему. Хозяин трудолюбивый мельнице нужен. Мне не по силе оказалось. Да еще слухи всякие пошли...
– А когда про мельников их не ходило? – усмехнулся ведун. – Однако же все едино к вам за мукой едут. Больше некуда.
– Оно так. Да кабы токмо в муке дело. Молоть-то все согласны. А вот в дом мой войти... Так вот и вышло, что мельница в бабьих руках слабых оказалась. Прахом все и пошло.
– Печально.
– Теперь уж не исправишь, – остановилась Радоша у колодезного журавля. – Здесь копни, у самой ноги.
Ведун взялся за работу и вскоре вывернул на свет еще полешко. Краем глаза он заметил, что деревенские обитатели, выбравшись со дворов, издалека наблюдают за его стараниями.
– Еще два у реки, – кивнула ведьма и пошла по тропинке меж двух плетней.
Середин направился следом, а позади, на почтительном расстоянии – с пяток мужиков и десяток баб. Двое парней помоложе явились с косами, и это Олега неприятно насторожило.
Когда он откопал поклад, спрятанный у берега, ниже деревни по течению, народу набралось уже человек двадцать. К счастью, Чалово было весью небогатой, железа в ней имелось немного. В толпе поблескивали четыре косы, пара топоров. У всех, естественно, имелись ножи – но короткие, чисто для хозяйственных нужд. Вилы, лопаты, прочий инструмент был сделан из дерева, вместо оружия его не используешь. Хотя, конечно, двадцать рыл против одного опасны, даже если вооружены обычным дрекольем.
Деревенские, чувствуя нарастающую силу, придвигались все ближе, из их рядов то и дело слышалось угрожающее:
– Ведьма, ведьма... – но пока еще негромко.
– Скажи, Радоша, зачем ты это сделала? – спросил Середин, остро тоскуя, что не надел доспеха. – Я про проклятье. Зачем ты его наслала? Решила стать настоящей злой чародейкой и вредить всем вокруг?
– Вот еще, была охота силы тратить, – криво ухмыльнулась ведьма. – Обычная бабья обида. Ревность. Мужика не поделили. Тогда казалось, мир весь рухнул, хоть руки на себя накладывай. А ныне пытаюсь вспомнить – так и не шелохнется ничего внутри. И чего я из-за него так убивалась?
– Что же тогда проклятие не сняла?
– Да ведь снимаю, сам видишь, – указала на выкопанное полешко Радоша и опять зашагала вдоль берега. – А ты молодец, ведун. Старание мое почти разрушил. Эвон мужички какие бодрые бегают. Представляю, сколько тебе намучиться пришлось.
– Каждый день селение обхожу и новых рохлей бью.
– Вот так всегда. Кто добра желает, кто мести – а страдают невинные твари, коим просто кушать хочется. Вон там, под камнем последний поклад. Все четыре разом сожжешь, на том мое проклятие и кончится. Можно еще в одной яме на пересечении трех дорог закопать, токмо сжечь, я так мыслю, проще. Ведь обратно приносить ты их не захочешь?
– Не собираюсь, – согласился Середин, отваливая камень. Полешко с рисунком из ромбиков оказалось под ним, даже копать не пришлось.
– Ты чего сюда пришла, ведьма?! – раздался выкрик из толпы, выросшей почти до трех десятков душ. Кос над деревенскими оказалось уже пять, а некоторые из мужиков догадались вооружиться длинными палками. – Чего надо?!
Отважные вопли раздавались откуда-то из-за женских спин. Однако деревенские уже ощутили свою силу, стали растягиваться и приближаться, полуохватывая ведуна и колдунью, отрезая им пути отхода.
– Бей мельничиху! Она во всем виновата! Она!
– Назад! – рванул саблю Олег. – Назад, смерды! Снято проклятье, все! Крови пролить не дам!
– Вот, значит, ты какой, ведун, – опять криво ухмыльнулась Радоша. – Вечно слабых от сильных защищаешь. То деревню от ведьмы, то ведьму от деревни. Ладно, коли так, то зла я на тебя держать не стану, и мстить тоже. Вестимо, и без меня жизнь твоя медом не намазана. Прощай.
Деревенские на обнаженную саблю косились, но все равно наступали, не отрывая от Радоши глаз. Косы и палки взметнулись вверх, готовые нанести удар ненавистной чародейке. Ведьма сняла платок, неторопливо прогулялась к иве, повесившей ветки к самой воде, нырнула под них и подбросила платок вверх. Налетевший ветер подхватил его, кинул на людей. Смерды шарахнулись в стороны, и сатиновая тряпочка мягко упала на траву. К этому мгновению под ветками ивы было уже пусто. Мельничиха исчезла, не оставив никаких следов.
– Проклятая тварь! Ведьма! Отродье водяное! – недовольно забурчали мужики, опуская свое оружие. Бабы отчаянно плевались в сторону ивы, однако подходить к дереву опасались. – Гнусное порождение. Гадюка лесная!
Все изящество чародейства понял только ведун. Отвлечь внимание платком, поставить морок и уйти прямо из рук своих ненавистников – красиво и ловко. Правда, Олег знал и то, что, поставив морок, следует позаботиться о многих деталях. Например, о том, что даже невидимый человек оставляет следы, по которым его можно обнаружить. Поэтому лишь Середин обратил внимание на упитанного полосатого кота, не спеша пробирающегося через траву. Кот раздвигал листья осоки аккурат на ту ширину, которая нужна, чтобы человеку хватило поставить ногу.
Разочарованные деревенские обитатели стали расходиться. Ведун их ничуть не интересовал – ни с саблей, ни без. Олег спрятал оружие, поднял платок, не тронутый никем из смертных, тихо позвал:
– Кис, кис, кис...
Кот остановился, повернув морду в его сторону. Середин подошел ближе, кинул платок на траву в паре шагов перед мохнатым охотником на мышей, подмигнул ему и отправился к дому Беляны за поленьями для костра. На полпути оглянулся – платок и кот исчезли, оставив за собой ведущий к броду след из примятых стеблей.
Для торжественного аутодафе Олег выбрал место на песчаной отмели, выдавшейся от оврага на пару шагов в реку. Снизу положил две толстые слеги, затем насыпал добрую охапку щепы, наколотой от хорошо просушенных поленьев, потом слой из тонких полешков и на самый верх водрузил четыре ведьминых поклада, по одному принесенных на лопате от ям. Сделанный таким образом костер мгновенно полыхнул прямо от трута, на который ведун высек несколько искр, и быстро поднялся выше, чем по пояс. Через полчаса все было кончено: сырые заговоренные деревяшки, неимоверно чадя, обуглились, превратились в красные угольки, а затем и в золу. Тем не менее Середин дождался, пока костер прогорит до конца, до самого последнего уголька, и только после этого сбросил остатки кострища вместе с закопченным песком на стремнину реки. Зола, естественно, всплыла и большим грязным пятном унеслась вниз по течению, «за темные леса, за крутые горы», навеки избавляя Чалово от малейших следов былого проклятия.
