Маг, глядя на него с неприкрытой насмешкой, передвинулся на указанное место.

– Здесь?

– Да, здесь. Сейчас ты поддашься...

Олег снова вытянул пальцы в его сторону и вперил взгляд точно в зрачки. И опять недовольно фыркнул:

– Проклятье! Ты что-то делаешь руками. Расставь их, чтобы я видел ладони.

– Пожалуйста, – презрительно хмыкнул чародей, расставляя руки в стороны. – Так ты их видишь?

– Выше, – попросил ведун. – Еще немного. Да, так хорошо.

Он снова скрючил пальцы в направлении веселого противника и почти сразу сдался:

– Нет, опусти. Давай попробуем перед гуслярами...

– Ведун, мы все в нетерпении, – поторопил его правитель. – Мы ждем.

– Послушай, княже, – повернулся к трону Олег. – Твой придворный маг уже несколько минут бегает с места на место, подчиняясь каждому моему слову, поднимает и опускает руки, соглашается с любым требованием. Чего вам еще нужно? Разве я не выполнил условие поединка?

Трапезная содрогнулась от хохота с такой силой, что железные решетки затряслись в оконных проемах, а несколько гостей расплескали драгоценное фряжское вино. У русского князя от смеха покатились слезы.

– Порадовал... Ну, порадовал... – в перерывах между приступами хохота выдавил он. – Иди сюда...

Князь решительным движением сдернул у себя с шеи толстую золотую гривну и одним движением надел на шею ведуна:

– Достоин! Давно так не веселился. Давно не узнавал так много. Давно... В общем, хочу видеть тебя при своем дворе, ведун! Кто еще такого достоин, кроме тебя?

– Благодарю тебя, княже, за награду, – приложил руку к груди Олег, – но придворным я стать никак не могу. Я же сказывал. Кто плату за дар свой берет, тот теряет его разом. Навсегда.

– А ты задаром послужи, – весело предложил правитель, утирая слезы.

– Коли по совести надобно, то и послужу, – кивнул Середин. – Без нужды оставаться не могу. Прости. Моя судьба предначертана в делах приземленных и в скитаниях. Обязан я ныне снова в дальний путь собираться, ибо дело важное осталось незавершенным.

– Что же за дела такие для тебя важнее княжеской службы кажутся? – успокаиваясь, поинтересовался князь.

– На Тверском тракте волки шалят, путников душат, лошадей жрут. Да так, что заброшен он почти ныне. Мало кто на него свернуть решается. Мы с боярином Годиславом насилу из морока колдовского вырвались, коим тамошняя ведьма этих зверей обороняет. Посему совесть моя требует скакать туда скорейше и безобразие это прекратить.

– Что же ты сразу с ней не управился, коли удалец такой?

– Больно сильна оказалась. Да двое душ невинных со мной случились. Их тоже спасти надобно было.

– Странен ты, чародей. На дороге глухой сгинешь – никто и не услышит. Подвиг свершишь – никто и не прознает. Здесь же – не серебро, так хоть слава тебе достанется.

– Ты забыл, княже? Я не могу получать награды за свое колдовство. Слава – это тоже награда. Искать ее значит искать награды.

– Ты уже добился славы, ведун. После сегодняшнего обеда про тебя станут рассказывать по всем уголкам Великой Руси. Не страшно?

– Я не искал славы, княже, как не искал этой гривны. То, что приходит непрошеным – это не плата. Это подарок судьбы.

– Ты совсем запутал меня, чародей, – отмахнулся князь. – Скажу тебе так. По размышлении своем считаю я, что защита путников от колдовской напасти и волков есть деяние, для княжества моего полезное. Посему гнева на тебя держать не стану. Но! – Голос правителя стал жестким. – Но обмана ни от кого терпеть не желаю! Посему приказываю тебе, чародей, по исполнению обета, каковой ты на себя принял, сюда вернуться и доказательство доставить, что все обещанное ты исполнил. Коли правду сказываешь и по совести живешь, будет тебе милость. Коли князя Русского обмануть посмел, то не станет тебе на Руси ни покоя, ни прибытка, ни прибежища. Суд княжий тебя настигнет и справедливость свершит.

– Воля твоя, княже, – склонил голову Олег.

– Быть посему. – Правитель поднял кубок. – Ныне же славному ведуну Олегу здравицу сказать хочу. Долгие лета радетелю честному! Поболе бы таких витязей нашей земле. Слава!

– Слава, слава! – подхватили княжий тост бояре, дружно поднимая кубки. – Здрав будь, чародей!

Годислав управился с делами только через пять дней – что, впрочем, Олега ничуть не удивило. Так уж всегда случается: думаешь месяц трудиться – ан за пару дней все удается. Хочешь сделать за день – застреваешь на неделю. Тем паче что жизнь вокруг шла неторопливая, и потерю лишней недели никто особой горестью не считал.

Выехали они из столицы в Телятий день – время весеннего отела коров. Теперь ведун наконец-то узнал точную дату здешнего календаря: примерно девятнадцатое, двадцатое или двадцать первое февраля. Ну, самое позднее – двадцать пятое. В общем – понял, что дело двигается к весне, и здешний месяц Вьюговей вот-вот сменится Протальником. Для пахарей Телятий день был сигналом к тому, чтобы готовиться к близкой посевной. Для промысловиков – что пора возвертаться к родным порогам, дабы не оказаться отрезанным вскрывшимися болотами, для купцов и рыбаков – что пора осматривать перезимовавшие лодки, конопатить щели, смолить днища. Тем же, кто лодками не обзавелся – что нужно торопиться навестить родичей и друзей, скататься в город за нужными в хозяйстве вещами, либо отвезти свои товары по еще крепкому льду.

Посему движение на Поле оказалось не в пример оживленнее, нежели неделю назад, когда груженный свечами обоз полз в сторону Русы. Сейчас же опустевшие сани бежали налегке – зато кошель боярина Годислава потяжелел преизрядно. Всего за неделю он получил больше серебра, нежели за три года честной службы в далеком Киеве.

– И ведь знаешь, я для князя самые лучшие свечи отобрал, – рассказывал донельзя довольный собой боярин. – Прозрачные, что слеза. С запахом лимона и яблока, с ароматом мяты и сирени. Такие свечи на вес золота продавать можно! А я добрых два пуда ему в дар отгрузил. И ведь хотел передать, ты сам слышал. Отмахнулся князь, как с ним спорить? Ну а как ты о путешествии своем рассказал, как с колдунами его управился, так он и вовсе обо всем забыл. Ко мне более и не подходил даже. Я, стало быть, все два пуда свечей ароматных обратно на подворье и привез. Два пуда! Как с неба свалились! Как половодье спадет, так я, мыслю, до Русы зараз сплаваю. Товар, что за остаток зимы сделаем, Чеславу передам, да казну с него получу. До половодья наторговать должен немало. А уж ароматные свечи точно уйдут все до единой. Их и греки берут охотно, и купцы фряжские, и персы не отказываются.

Обоз обогнала шестерка всадников, одетых в броню и держащих у стремени длинные прочные рогатины. В сторону путников ратные люди даже не глянули, но лицо одного из них показалось Олегу знакомым. Он покопался в памяти – но вспомнить боярина не смог. Вроде как на пиру видел – но знакомства ни с кем, кроме самого князя, он там не свел. Воин, кстати, ему даже не кивнул. Видать, тоже не вспомнил.

– Я вот как мыслю... Мы там за столом недалече от бояр Парфиных сидели. Он с супругой был и сыном. Ведомо мне, поместье у них преизрядное, чати сотнями считают. Но по месту, так выходит, ровней мы приходимся. У них же две дочери на выданье... – словоохотливо рассказывал боярин о своих планах на будущее. Олег же обратил внимание, что конный разъезд, обогнав обоз, перешел на шаг и почти не удаляется, скача в сотне саженей впереди. – Князь ко мне благосклонен, мошна, милостью Макоши, не пустует. Вот и мыслю, не послать ли друзей доверенных к ним в гости, разговор интересный завести?

От излучины навстречу саням катились пять телег в сопровождении доброго десятка мужиков. На вид безоружных – но Середин был уверен, что в рукаве у каждого имеется увесистый кистень на прочной жиле. Ведь не просто так они толпою возки сопровождают? Видать, что-то важное для себя перевозят.

– Как мыслишь, дружище? – прервал свой длинный монолог Годислав.