На следующей неделе, в понедельник, четыре дня спустя после казни капитана Гейнора, лорд Понсфорт появился в Монастырской ограде — впервые с той памятной встречи в саду, едва не стоившей его светлости жизни.

Сэру Джону рассказали о той встречи и о вмешательстве садовников, спасших милорда. Сэр Джон горько сожалел о вмешательстве, как и о других событиях прошлой недели. Не окажись поблизости садовников, капитан Гейнор остался бы жив, а мир избавился бы от негодяя и стал чище.

Встреча сэра Джона с незваным гостем произошла в библиотеке. Первым порывом сэра Джона было не принимать лорда Понсфорта, но, поразмыслив, он все же направился в свой просторный кабинет-библиотеку, где его ждал Понсфорт. Однако с первых слов сэр Джон взял бескомпромиссный тон:

— Не кажется ли вам, сэр, что вы уже сотворили достаточно зла и после случившегося несчастья могли бы избавить нас от нежелательного визита?

Его светлость стоял со шляпою в руке, слегка опираясь на трость с аметистовым набалдашником, всем своим видом изображая оскорбленную невинность.

— Сэр Джон, — спокойно возразил он, — уверен, что вас, к сожалению, ввели в заблуждение.

— По-вашему, я ошибаюсь, полагая, что вы обрекли капитана Гейнора на смерть?

— Сильно ошибаетесь! воскликнул лорд Понсфорт. — Но мне ясно, на чем основаны ваши умозаключения. Тем более я рад рассеять ваши заблуждения. Вероятно, вы думаете, что арест Гарри Гейнора — следствие той злополучной ссоры в вашем саду. Но это не так, сэр. Ордер на его арест выписали за несколько дней до моего приезда, и Гарри Гейнора так или иначе должны были арестовать. На самом деле я приехал предупредить его.

— Предупредить, что вы его предали? — холодный пронзительный взгляд сэра Джона вперился в красивое смуглое лицо собеседника, и тот невольно покраснел.

— Ваши слова резки — резки и несправедливы, сэр, —ответил он.

— Лжете, милорд! — отрезал баронет. — Слышите —вы лжете!

Лорд Понсфорт выпрямился, надменно вскинув голову, и лицо его приняло жесткое выражение. Сэр Джон наблюдал за ним не без злорадства.

— Будь вы лет на двадцать моложе, сэр Джон, я просил бы вас о сатисфакции, но вы старый человек, — сказал Понсфорт, как бы смягчаясь и являя собой воплощенное терпение, — и потому я вынужден смириться и попробовать доказать вам мирным путем чудовищную несправедливость ваших слов.

— Увольте меня от продолжения! — вспыхнув, перебил его сэр Джон. — Вы можете пренебречь оскорблением, сославшись на мой преклонный возраст, а я и впрямь не в силах оскорбить вас: ведь вы снесете и пощечину и все что угодно.

— Сэр Джон! — вскинулся Понсфорт. — Не испытывайте моего терпения, или я позабуду о разнице в возрасте.

— Мне это безразлично. Есть множество молодых людей, желающих свести с вами счеты. Что вы скажете об О’Ниле или Ли, о своем бывшем друге Хэрвуде, Клинтоне, Браунриге и, наконец, о мистере Дайке, самом опытном (фехтовальщике в Англии? Задумывались ли вы над тем, что произойдет, когда все эти джентльмены и другие, которых вы предали и посадили в тюрьму, выйдут на свободу? А их освободят, ведь у правительства нет оснований предъявить им обвинение в государственном преступлении. Будьте уверены, они тотчас же отомстят вам за низкое предательство, за то, что вы их продали. Или вы надеетесь, что они не знают о нем или сомневаются в вашем предательстве?

С последней встречи с Гейнором лорд Понсфорт терзался этой мыслью. Гейнор сказал его светлости прямо в глаза, что его предательство раскрыто. То, что знал Гейнор, несомненно, знали и другие заговорщики. А что, если нет? Теперь, когда Гейнора казнили, лорд Понсфорт, как за соломинку, ухватился за эту мысль. Что же касается сэра Джона, его сомнения и подозрения объясняются очень просто: он, Понсфорт, сам в завуалированной форме угрожал сэру Джону, покидая прошлый раз его дом. Лорд Понсфорт медленно покачал головой под тяжелым черным париком, придав глазам выражение грусти.

— Как глубоко вы заблуждаетесь! — тяжело вздохнул он. — Упомянутые вами джентльмены вряд ли придерживаются обо мне такого мнения. Но если кто-нибудь из них бросит мне вызов, я готов драться на любых условиях. А пока, сэр Джон, займемся делом, по которому я и прибыл сюда.

— Верно! — резко сказал баронет. — Конечно, я задерживаю вас. Так какое у вас ко мне дело? Чем скорей мы его решим, тем лучше: вы избавите меня от своего присутствия!

— Я явился предупредить вас.

— Как в свое время Гарри Гейнора? — последовал колкий ответ.

Лорд Понсфорт некоторое время молчал, все с тем же грустным выражением смотря на сэра Джона.

— Именно так, — со вздохом проговорил он наконец. — Пожалуй, мне действительно лучше уйти и предоставить нависшему над вами року решить вашу судьбу, ибо я получаю от вас одни лишь оскорбления. И все же, сэр, прошу учесть — у меня нет иного способа убедить вас, что я ничего не выигрываю от своего предупреждения, но... — добавил он с расстановкой, — я, возможно, окажусь в большом выигрыше, если вас привлекут к суду.

— Вы ошибаетесь, — сказал сэр Джон, — суд мне не грозит.

— Это вы ошибаетесь, сэр Джон. Вам угрожает опасность, серьезная опасность, вам могут предъявить обвинение в государственной измене. Других перечисленных вами джентльменов правительство не будет преследовать в судебном порядке, и я этому рад. Их освободят за неимением улик — такова политика правительства. Но вы, сэр, совсем другое дела.

— Согласен, — кивнул сэр Джон, — мне изначально невозможно предъявить какого-либо обвинения.

— Вы полагаете? — печально произнес лорд Понсфорт и снова покачал красивой головой, — Но вы кое-что упустили из виду. Вы совсем забыли, что укрывали некоего Гарри Гейнора, пресловутого якобитского агента и шпиона, — пользуюсь терминологией правительства, — впоследствии осужденного и повешенного.

Это была чистая правда. Сэр Джон, конечно, не забыл самого факта укрывательства, но действительно упустил из виду, какие оно может иметь для него последствия, если правительство пожелает привлечь его к суду. Он не ожидал такого поворота событий и теперь, когда Понсфорт привлек к этому его внимание, сэр Джон остро ощутил опасность. Он будто подошел к краю пропасти. Вся его надменность разом пропала, он ссутулился, заложил руки за спину, и лицо его приняло озабоченное выражение. Сэр Джон думал не только о том, какая опасность угрожает ему, но и о жене и о дочери. Его осторожность, граничившая с равнодушием к делу, приверженцем которого он был в душе, объяснялась именно беспокойством за близких. Если его обвинят в государственной измене, что вполне вероятно, частью наказания будет конфискация имущества, и леди Кинастон и Эвелин останутся без средств к существованию.