Поутру они продолжили путь на юго-восток, однако перед этим выслушали предостережение Па-тролля:

— Ветер разносит магическую пыль повсюду, но самая высокая концентрация магии с подветренной стороны от деревни. Чаще всего ветер дует на юго-запад, но как раз сейчас на юго-восток. Мой вам совет — выберите другой маршрут или переждите, пока сменится ветер.

— Совет разумный, — заметил Трент, глядя на Глоху. Та и сама это прекрасно понимала — она не раз слышала о том, каков может быть эффект магического безумия, возникающий при превышении нормальной концентрации чар. Но тут у нее зародилось сомнение.

— А не может ли случиться так, что мужчина моей мечты и половинка души для Косто найдутся как раз в области безумия?

— Не исключено, — ответил после некоторых раздумий Трент. — Мы уже убедились, что найти искомое в нормальных областях не так-то просто, так почему бы не обследовать аномальные? Но ты представить себе не можешь, какой странной и опасной может оказаться эта область безумия.

— Да уж небось не хуже, чем противная гора Попа… куда-то там кати…

— Замечу, что когда тебя предупреждали насчет горы, ты поначалу тоже не верила, — напомнил Трент.

Глоха не могла не согласиться с тем, что он говорит как разумный, умудренный опытом человек, а она как взбалмошная юная полукровка. Только вот понимание этого никак не добавляло ей ни рассудительности, ни даже желания сделаться рассудительной. Хотя, с другой стороны, она была бы вовсе не прочь произвести на него впечатление, показав себя разумной и дальновидной взрослой женщиной… если бы была уверена в том, что это будет нужное впечатление. Короче говоря, она попросту запуталась в своих чувствах и не знала, как обосновать желание идти выбранным путем. А потому дала ему самое простое обоснование из всех возможных:

— А все-таки мне охота взглянуть, что там творится.

Трент смотрел прямо на нее, но ей почему-то показалось, что он отводит глаза.

— Дело твое, — согласился он наконец.

Косто молча кивнул черепом. Чудно, но в его пустых глазницах вроде бы тоже что-то вращалось.

Итак, они покинули деревню с подветренной стороны и двинулись на юго-восток. Местность — мягкие лесистые холмы, перемежавшиеся полями, — особых затруднений не сулила. Только вот излучины петляющей речки пересекали их путь в нескольких местах. Первый такой изгиб Трент вознамерился было перейти вброд, но Косто остановил его.

— Ты лучше меня пни.

Глоха решила, что скелет шутит, хотя до сих пор особой склонности к розыгрышам у него не замечалось. Однако Косто наклонился, а волшебник влепил ему такого пинка, что скелет разлетелся по косточкам. Те тут же сложились в маленькую костяную лодочку, переправившуюся через реку без весел и паруса, силой собственной тяги. На том берегу Трент вышел на сушу, пнул лодку, и Косто вернул себе изначальный облик.

К тому времени и Глоха вернула на место отвисшую челюсть, хотя по большому счету удивляться было нечего. Она знала о способности ходячих скелетов собирать из собственных костей различные конструкции, да и сама видела, как Косто без всякой посторонней помощи сделался большущей прищепкой. Собраться в лодку он тоже мог бы и сам, но пинок Трента облегчил и ускорил дело.

Глоха перелетела реку, и они продолжили путь пешком.

— Пока эффект безумия не прослеживается, — заметил Трент. — Видимо, дело в том, что в последнее время жители деревни работали не в полную силу, и концентрация пыли не столь велика. Однако теперь они стараются вовсю, и думаю, нас еще ждет настоящая пыльная буря.

— Мне кажется, ты прав, — согласился, повернув череп, Косто. — Я уже ощущаю приближение безумия.

— А вот я нет! — со смехом заявила Глоха.

Она и впрямь не ощущала ничего необычного. А зря.

Глоха обсасывала и облизывала липкие кончики пальцев. Конечно, она была старовата для медоточивых речей тетушки Гробигорбы, но вкус меда всегда распалял ее аппетит. Она вздохнула, ибо в ее сладкую радость примешалась горчинка грусти. В восемнадцать лет ей пора бы уже перерасти детскую любовь к сладостям, и хотя до взрослой гоблинской любви ко всяческой гадости она еще не доросла, ее уже тяготила необходимость присматривать за несносным младшим братцем Гаргло, который, хотя и приходился ей самым близким родственником, выглядел существом совершенно иного рода. Гоблинскими у него были только голова и ноги; все тело, как бывает у гарпий, покрывали перья, а рук не имелось вовсе. Летал он лучше ее, да и бегал быстрее, но вот по части тонкой работы не годился сестричке в подметки: перышки, это вам не пальцы. Зато уж по части брани ей с ним тягаться не приходилось: как истинный гарпий, он уже к девяти годам ругался так, что на деревьях увядала листва. Изумительный результат для мальчишки, еще не имевшего права употреблять слова, связанные с Взрослой Тайной.

Сегодня нянчиться с юным сквернословом не пришлось: девушка брала уроки полета и уроки брани (не совсем законные) у тетушки Гадкословы. Вроде бы прекрасная возможность отдохнуть и позабавиться, так что же она грустит?

Девушка снова облизала пальцы, но слезы ее были такими горькими, что мед горчил, и такими горючими, что они жгли пальцы. Плакала она от жалости к себе, оттого, что вдруг в полной мере осознала, насколько тоскливо и одиноко быть единственной в своем роде. Ей даже не хотелось заботиться о своей внешности: обычно ухоженные перья поникли, ясные голубые глаза потускнели, а великолепные черные волосы не были расчесаны и свисали липкими от меда и слез спутанными прядями.

Над ее головой с гиканьем, перебрасывая друг дружке золотистый шар из драконьего помета, носились гарпии. Игра называлась перемет: победительницей признавалась та, которой удавалось, метнув мяч сопернице, выдать самое длинное и заковыристое ругательство прежде, чем та схватит его когтями. Гаргло восхищался этой игрой и с нетерпением ждал того времени, когда сможет принять участие во взрослых соревнованиях; судя по способностям, его ждали лавры чемпиона. Глоху, напротив, игра не увлекала: значение большинства игровых терминов и команд было ей неизвестно, а всякие догадки на сей счет заставляли ее мучительно краснеть.