КРИСТЕН ЭШЛИ

«Время перемен»

Серия «Магдалена». Книга 3

Аннотация

После болезненной утраты, Кэди Морленд приезжает в Магдалену, чтобы начать новую главу своей жизни. Главу, начавшуюся восемнадцать лет назад, но завершившуюся душераздирающим финалом. Все это время Кэди окружали семья и друзья, но она никак не могла выбросить из сердца мужчину, в которого влюбилась много лет назад.

Курт Йегер научился существовать без девушки, вошедшей в его жизнь именно в тот момент, когда не следовало, и покинувшей ее, нанеся такой сокрушительный удар, о котором он даже не мог помыслить. Все это время было наполнено неудачными попытками найти то, что он упустил... и предательством, изменившим всё.

Но когда та самая девушка появляется в Магдалене и приобретает милый сердцу горожан маяк, Курт не может избежать встречи с ней, даже если этого хочет.

Ставя под сомнение поступки двух молодых людей, оказавшихся когда-то брошенными в невозможные обстоятельства, смогут ли Кэди и Курт извлечь уроки из того, что произошло между ними, и снова обрести друг друга?

Глава 1

Давным-давно

ВОРОТА ВЫГЛЯДЕЛИ НЕ ОЧЕНЬ ПРИВЕТЛИВО.

С одной стороны к ним была приколота табличка с неоново-оранжевыми буквами на черном фоне, гласившая: «Частная собственность. Не входить!»

На другой стороне табличка сообщала: «Посторонним вход воспрещен!»

Такие же таблички, через странные, но частые промежутки, украшали облупившуюся крашеную древесину шаткого белого забора, шедшего в обе стороны от ворот.

— Под конец последний смотритель маяка Магдалены стал несколько капризным, — пробормотал себе под нос агент по недвижимости, сидя рядом со мной в своем внедорожнике «Шевроле», когда мы въезжали в открытые ворота.

Я посмотрела за ворота на маяк перед нами.

В отличие от того, что было видно издалека, вблизи хозяйственные постройки маяка выглядели такими же ветхими, как и забор. Белая краска и черная отделка облупились и выцвели, красная черепица на крышах покосилась или вообще отсутствовала.

С другой стороны, маяк являл собой сверкающее белым (с глянцевой черной отделкой), прекрасное зрелище, поднимающееся на высоту в пять этажей. Два верхних этажа сплошь состояли из окон, много других затейливых окон было разбросано тут и там по всей его окружности. И, наконец, фоном для его великолепия служила трава поразительного зеленого цвета, произрастающая на серых каменных утесах, устремленных к синему морю и голубому небу с перистыми облаками.

И вдруг, увидев все это так близко, я окончательно пришла в восторг от этого приключения.

Это знак, моя дорогая. И ничто иное. Ты должна быть в штате Мэн. И когда меня не станет и ты допишешь конец этой главы своей жизни, именно там начнется твоя следующая глава. Та, что ведет к счастливому концу.

Вот что Патрик сказал мне за два дня до своей смерти.

И из того факта, что Патрик умер, можно понять, что у предыдущей главы не было счастливого конца.

И все же, когда он это говорил, то находился под сильными обезболивающими из-за рака, разъедающего его тело, особенно мозг. Но в те недели, когда на ясность его суждений не очень стоило рассчитывать, эти слова он произнес твердым голосом, с четким взглядом.

— Сейчас процесс автоматизирован, — сказал агент по недвижимости, отвлекая меня от мыслей.

Я взглянула на него и увидела, что мы припарковались, а он открывает дверцу и выгружает свое большое тело из машины.

Следуя его примеру, я открыла свою дверцу, и захлопнув ее, крикнула:

— Простите? Что?

Он посмотрел на меня поверх капота машины.

— Маяк. Сейчас он работает на автомате.

— О, — пробормотала я, ветер развевал мои волосы и шарф, облепляя куртку вокруг тела и унося мое едва слышное слово дальше по округе.

— Его автоматизировали в 1992 году, — сказал он. — Вот тогда-то прежний хозяин и начал артачиться. Уход за маяком был не самым простым делом на планете. Но когда его автоматизировали, он просто поддерживал его в рабочем состоянии и следил за тем, чтобы генераторы были заправлены топливом на случай, если электричество отключат. Находясь столько лет при деле, важном деле, его вдруг у него не оказалось. Из-за того, что с ним произошло, я говорю жене, что мне все равно, что делать, даже если я буду разбирать кухонные шкафы. Позволь мне каждый день чем-нибудь заниматься, пока я не умру.

Он произнес эти мудрые слова, а затем поплелся к сверкающей черной краской деревянной двери сбоку дома.

Над дверью висела потрясающий старинный черный светильник на «гусиной шее».

Черт возьми, даже если бы это место не было совершенно великолепным, а таким оно и было, я бы купила эту чертову штуковину из-за одного только светильника.

— Как я сказал, — продолжил агент, вставляя отмычку (да, именно отмычку) в замочную скважину, — решите взять его, управляться с ним не так уж и трудно. — Перед тем, как открыть дверь, он повернулся ко мне. — Честно говоря, есть и другие моменты, не то, чтобы вы не поймете суть в ту же секунду, как узнаете, но они могут заставить вас сомневаться.

Затем он открыл дверь, и было похоже на то, будто он этого не делал. Мрак изнутри выскользнул наружу, и он был настолько непроглядным, что я фактически от него отшатнулась.

Он вошел внутрь, и через несколько секунд его полностью поглотили тени.

Не имея другого выбора, я последовала за ним.

Там было мрачно.

И грязно.

И сыро.

На самом деле там было темно, затхло и пахло мокрым кирпичом и гнилью.

— Старик умер много лет назад, — сказал агент по недвижимости, двигаясь в темноте. — Все его дети разъехались много лет назад. Так или иначе, после развода они остались с его бывшей женой. Это место не годится для семьи. И она это знала. Он не захотел его оставить.

Он сделал движение, отодвинув то, что казалось длинной виниловой занавеской, и я моргнула, когда солнечный свет отважно попытался проникнуть через ряд грязных окон, шедших по половине изогнутой стены маяка. Занавеска полностью распалась от его прикосновения, упав со свистом и пылью на столешницу.

— Упс, — пробормотал он.

Когда я снова смогла сосредоточиться, первое, что я увидела — это великолепный морской пейзаж (за исключением грязи), от которого даже сквозь грязь у меня перехватило дыхание.

Потом я увидела, как агент задумчиво смотрит на меня.

Поскольку мое семейное положение его не касалось, я ничего не сказала в ответ на его невысказанный вопрос.

— В общем, — продолжил он, уловив мой молчаливый намек. — Никто из них не хотел здесь жить. Но он его так запустил, — он взмахнул рукой, — что больше никто его не хотел. Он находился выставленным на продажу в течение девяти лет. Кроме того, с тех пор как он умер, в городе каждый год проводился референдум по его покупке, но стоимость и содержание никто не мог покрыть. Теперь семья сбросила цену так низко, что это почти преступление, а ведь в придачу к нему идет два акра прибрежной собственности. Но в этом деле есть условие, учитывая, что это историческое место. Существующие строения могут быть отремонтированы по усмотрению владельца, если сохранят первоначальный внешний вид, но здесь больше ничего нельзя строить, и маяк должен остаться.

— Значит, автоматика очень автоматизирована, учитывая, что здесь так долго никто не жил, — заметила я.

Он покачал головой.

— С тех пор у нас появились смотрители добровольцы. Не то чтобы им нужно было много делать, но в старичке нужно постоянно поддерживать освещение, так что за ним необходим присмотр. На самом деле он был настолько плох, что пару лет назад город заплатил за его перекраску. Кроме этого, сами видите...