Город стоял в неглубокой долине среди холмов. Городская стена, аккуратные домики внутри и густо плетёные высокие ограды между ними делали ветер едва ощутимым. Своей северо-восточной стороной Шумный Грот выходил на морской залив, и в порту было столько кораблей, что путнику, побывавшему там хотя бы час, целый день потом мерещился скрип мачт.

Легат разместил наёмников возле порта, на постоялом дворе, давно уже выкупленном древними. Сам же нашёл место поприличнее — трактир «Лунная дорога», в который взял пять человек охраны и все три сундука, не желая оставлять золото в районе порта, пусть даже его и охраняют тридцать человек.

Узнав всё, что было необходимо от прибывших на следующий день торговцев, Легат добился аудиенции у курфюрста местных земель, герцога фон Дройвера. И сейчас он слегка склонился в учтивом приветствии:

— Господин курфюрст, позвольте приветствовать вас от лица Страны Древних. Уполномоченный легат, Александр.

— Не вы ли так удачно приняли роды у королевы Катиль? — герцог поправил рукава белоснежного сюртука и что-то чиркнул на бумаге.

— Выпала такая честь. Вам тоже требуются услуги подобного рода?

— Милостью Нири, которой мы с супругой возносим каждодневные молитвы, все семеро наших детей здоровы, а роды всегда проходят хорошо.

— Рад слышать.

— Вы просили аудиенции. Зачем?

— Знаю, как вам дорог каждый час в сутках, поэтому не буду ходить вокруг да около. Вас обманывает сосед, князь Болеслав.

— Каким же образом, позвольте узнать?

— Вы покупаете у него лес по завышенным ценам. Ему ближе всех, но продаёт он вам дороже остальных.

— Момент. Веккер, казначея ко мне! — крикнул герцог.

Пока ждали казначея, легат огляделся. Кабинет скорее походил не на королевский, а на обычный. Это не был необъятный зал с высоченными потолками, окнами почти во всю стену, гербом, шестью хранителями и прочим, как у короля Нойера. Да будь тут шесть гвардейцев, в комнате стало бы тесно. Атрибуты богатства, конечно, имелись: дорогие шторы, резной массивный стол, золотые ручки дверей, золотые же таблички на полках. Но в остальном комната была образцом порядка и разумной экономии.

«Бережёт казну? Или просто не любит огромных помещений?»

Наконец, двустворчатая дверь приоткрылась и меж двух золотых ручек показалась лысина:

— Вызывали, господин?

Герцог кивнул, и в кабинет ввалился низкий дородный человечек с книгой подмышкой.

— Йохим, почём мы берём лес у Вудвинда?

— Господин курфюрст, дуб по шестнадцать пенсов за куб, ясень двенадцать, берёза и вовсе пять.

— Совпадает с моими данными, — покивал легат.

— За что его люблю, наизусть все цифры помнит, шельмец!

— Могу идти, ваше величество?

— Стой, не отпускал ещё. Легат древних предлагает нам дешевле. Насколько, кстати? — повернулся монарх к Александру.

— Тринадцать, десять и четыре, если будете брать десять тысяч кубов или больше.

— Откуда же такой лес?

— Из Холвинда. Если его не хватит, поддержу объём поставок из Кантании.

— Вот как? Мой добрый сосед Нойер и лес научился вырубать лучше Болеслава? Хотя это вряд ли. Наш Болеслав просто жаден непомерно, это давно известно…

«Добрый сосед Нойер? Это хорошо, даже превосходно».

— Господин курфюрст, — продолжал древний, — Предлагаю заключить договор о намерениях, в который будет входить пробная поставка леса. Если качество устроит, зафиксируем цены на полгода.

— Отлично. Я всегда за разумную экономию. А Болеслав пусть снижает цену, хапуга. Сколько вы говорите? Двенадцать, восемь и три?

— Тринадцать, десять и четыре…

— Что-ж, всё одно, неплохо. Йохим, готовь договор.

Легат откланялся. Он знал, что князь не сможет снизить цену — то, что он предложил курфюрсту, была примерная граница себестоимости для Вудвинда, небольшой убыток для предприятий Холвинда и чуть больший для лесорубов Кантании. Но Александр принимал эти убытки, как жертву ради осуществления миссии. К тому же, для финансовой империи древних это капля в море.

Вечером древний получил первый вариант договора, к которому недолго составлял протокол разногласий — лишь для виду, ведь договор в любом случае нужно было подписывать. От верных людей он узнал, что в городском порту уже развернули баржу из Вудвинда. Курфюрст оказался азартным торговцем. Древний живо представлял, как он потирает руки в надежде утереть нос Болеславу. Но, если герцог фон Дройвер воевал ценами, торговыми соглашениями и поиском новых партнёров, и для него это была скорее игра, то князь Болеслав привык воевать совсем другим способом.

На следующий день договор о намерениях был подписан, и легат опустошил две чернильницы на письма лесорубам из Холвинда и Кантании. Когда гонцы отправились в путь, древнему не оставалось ничего другого, как тронуться в путь самому — переждать предстоящую бучу лучше всего в Колопышевске, городе-княжестве на юго-западе от Вудвинда. Богатом и независимом, а главное — под управлением вече, больше половины членов которого были обязаны древним, или банально ими куплены.

В пути ничего не случилось. Легат продолжал учить грамоте солдат, и к концу похода они уже могли читать короткие слова. Зима вступала в свои права на территории всех северных королевств. День укоротился до предела, снег на дорогах уже откровенно мешал, а мороз по ночам становился таким, что проще было провести всю ночь у костра, чем спать в палатке, если в ней нет печи. И легат оплатил постой за две недели вперёд, когда они прибыли в город.

Писать новые письма пока было рано, дел в этом княжестве у него не было, и весь их постой напоминал зимнюю спячку. Коротать скуку помогало только забавное обучение солдат чтению и письму, местная библиотека и занятия с мечами на заднем дворе корчмы, в которых древний почти каждый день принимал участие от безделья. Поняв, что он хорош с мечом, и лишь четверо наёмников отряда могут его одолеть, бойцы зауважали его ещё больше. Но легату стало грустно от этого: предыдущий отряд, с которым он так же сблизился, почти весь погиб в стычке двадцать пять лет назад, и древний боялся того же исхода снова. Он понимал, что логической связи тут нет, и виной всему дела совета, порой опасные и непредсказуемые, а не его личное отношение. Только терять людей, к которым привык, и кто уже не относится к тебе как к колдуну, всегда тяжело. А предчувствие шептало, что терять придётся.

В конце первой недели пришло письмо от Филина:

«Голодомор шагает по княжеству. Сначала еды хватало всему войску, лишь крестьяне оставались голодными. Теперь же вдоволь наедаются одни столичные дружины, а другие отряды с каждым днём сильнее недовольны. Прекратили поступать товары из Маунтинвуда, а их торговцы ничего не закупают. Это ослабило поток налогов в казну. Князь кинулся закупать еду у Холвинда, но их торговцы продают мало и повышают цены. Казна пустеет. Зоран Лютич и его дружины хватают всех подряд и пытаются выведать, кто устроил всё это. Похоже, они поняли, но сделать ничего не могут. Вчера пришло послание от короля Маунтинвуда с ультиматумом: если князь не перестанет беспричинно хватать его купцов, король начнёт делать то же самое с купцами князя.

Зоранские дружины лютуют, недовольство среди бояр возрастает, один из недовольных сблизился с молодым княжичем, Владиславом. В селе на юго-западе подавили бунт. Для этого пришлось повесить каждого третьего. Два села у столицы опустели — люди просто ушли. По — крайней мере те, кто остался жив».

Легат подпалил бумагу от свечи, смял и бросил её в глиняную плошку. Язычки пламени пожирали её с одной стороны, потом перекинулись на другие, и вскоре комок был охвачен со всех сторон. «Как с этим княжеством, — подумал древний, — Ещё не поздно затушить, но, если не вмешаться, всё превратится в золу. Что-ж, не играй с огнём».

Всё шло по плану. Александр пока не видел нужды вмешиваться. Он лишь отправил письмо князю, не скрывая уже, кто он такой, с предложением оставить древним их деньги и предприятия, впрочем, не особо рассчитывая на успех. Слишком спесив был князь, чтобы признать поражение, и легат решил подождать следующего его шага. Он не испытывал радости от того, что побеждает, ведь всё это походило на сражение с ребёнком. В мире были страны, свалить которые стоило немалых трудов, но остолоп-князь со своим мелким княжеством разваливались от ветра ненастий, посланного легатом. Ему пришло в голову, что лучше бы князь не допускал иностранцев ни до чего, как это делали горцы. Но сам князь уже не мог этого сделать, а его предки профукали момент, когда только расселялись на этих землях. Возможное нападение княжеских дружин на Колопышевск не сильно пугало легата, но он всё же подчеркнул в письме, что его убийство разногласий не решит, а только ухудшит отношения.