— Больно? — спросил он у моряка.

Тот отрицательно помотал головой.

Тром понял — придёт тепло, потом рулевого начнут лечить, тут то следом пожалует боль.

Пришёл капитан и тоже начал раздеваться. Он приволок с собой большую глиняную бутыль.

— Выпей сам и помоги ему, — протянул он бутылку Трому.

— Может, и мне глоток-другой, а, капитан? — подал голос повар.

— Занимайся своим делом, это пойло для особых случаев.

Горец сделал глоток. Горло обожгло огнём, но потом этот огонь разлился по всему телу. Они согревались, всё действо отдалённо напоминало баню. Тром сделал ещё глоток и присел около искалеченного.

— Влей ему побольше, — просил капитан.

Моряк сделал пару глотков и зашипел, а потом присосался к бутылке надолго. Похоже, хотел таким способом приглушить будущую боль.

— Кто будет рулить, пока срастаются мои кости? — просипел рулевой, резко выдыхая после выпитого.

— Раз всё так сложилось, хочу научить Трома, — ответил капитан, — Что скажешь, горец?

— Не очень-то мне охота торчать на палубе в каждую бурю…

— Как и любому из нас. Но больше никто из команды на рулевого не годен — кость не та. Разве что Марк.

— Правильно, научи лучше его.

— Научу, но сначала тебя. А лучше ты сам его научишь. Ты дважды показал, чего стоишь в бурю: не терял головы и уже знаешь, каково это — справляться с волнами. Иди, поспи, я разбужу тебя, когда мы закончим тут. Одежду оставь, пусть просохнет.

Тром кивнул на прощание рулевому. Перекорёженный моряк твёрдо встретил его взгляд — по всему видать, уже настроился на нелёгкое дело впереди.

— И кликни мне Олафа, да пару ребят покрепче.

Горец вышел на палубу, сделал, что сказано, и, спасаясь от холода, юркнул в трюм. Он ещё не растерял тепло, нагретое кухней и поспешил укрыться тремя одеялами — Свена, Марка и своим. Сморило его быстро. Казалось, он слышал крики рулевого сквозь шум волн и скрип досок, но так и не смог понять, снятся они ему, или бедный моряк надрывается взаправду.

…

Плавать в спокойном море было легко. Тром быстро научился держать направление. Днём их часто меняли моряки пожиже, но ночью неизменно правили по очереди Тром с капитаном. Сейчас море почти не волновалось, и горец лишь изредка подруливал, большую часть времени наблюдая, как моряки возятся со снастями. Последний шторм потрепал их, и люди почти не отдыхали, приводя паруса, канаты, мачты и прочие в порядок. Он то и дело видел, как мальчишка выглядывает из своего гнезда и смотрит, что творится внизу, или машет ему рукой…

С мальчишкой, вообще, получалось странно. Раньше дети не сильно интересовали поединщика. Он всегда стремился вырасти побыстрее, а, после того, как вырос — улучшить мастерство. Взобраться повыше, подсмотреть новый приём у опытных воинов, увидеть ошибку. Каким боком тут дети? Но на корабле Свен был первым, кто начал общаться с Тромом. И, хоть Свен и был ещё мальчишкой, горец всё же радовался и этому. После двух штормов команда относилась к вождю, пусть и бывшему, гораздо лучше. Но, казалось, от этого мальчишка лишь сильнее привязался к нему.

Ещё был Марк… Тром никак не мог понять, как себя вести. Раньше всё было просто — они друзья, один из которых идёт к вершине, и идёт успешно. Оба понимали и принимали это. Теперь же всё стало наоборот. Как вести себя? Как с другом, или как с вождём? Может, как с противником? Но он ведь уже победил… Это не давало покоя. Как назло, Марк сам почти не говорил с ним. Только приказывал. В приказах этих не было надменности, чванливости, или неуважения, чего Тром не мог сказать о своих приказах в бытность свою вождём. И от этого приказы Марка задевали его ещё сильнее, ведь Тром так не мог. И ему всё было невдомёк, почему громила не попытался стать вождём раньше? Он порывался спросить, но всякий раз останавливался, боясь, что ответ не понравится. И страх пока оставался сильнее любопытства. Хоть он и не мог понять, чего боится.

Капитан учил рулить и Марка. Однажды он позвал обоих горцев к себе в каюту, закрыл дверь и сказал:

— Во время первого шторма мы сбились с курса, и идём слишком близко к материку, поэтому и попали во второй. Будут ещё бури, пока мы не вырвемся за полуостров. Когда начнётся снова, оба стойте на руле, мне пригодится ваша сила. И команде молчок, паника на корабле ни к чему.

— В прошлый раз я не заметил паники, — ответил Марк, — Они боялись, но держались достойно.

— Это так, но постоянное ожидание шторма вызывает её сильнее, чем сам шторм.

Марк кивнул, показывая, что всё понимает, а Трому не оставалось ничего другого, кроме как следовать за своим вождём, поэтому он тоже решил молчать.

Лишь Свен заметил что-то, когда горец учил его драться на мечах:

— Эй, Тром, ну я правильно, делаю, или нет?

— Покажи, я посмотрю…

— Я трижды показывал, ну ты чего? Что стряслось?

— Ничего, парень. Давай, покажи ещё раз…

Мальчишка сделал два удара.

— Пойдёт, но уходи быстрее после атаки. Ни к чему подставляться под ответ.

Эта тренировка прошла не как другие. Сначала Тром давал задания, но его рассеянность и нежелание придумывать новые сделали своё дело: в конце концов, он заставил мальчишку изображать бой, изредка рассеянно поправляя его. Мальчик рос в мастерстве. Горец думал, что к семнадцати-восемнадцати годам из него мог бы получиться неплохой боец.

Марк стоял у руля. Тром на миг встретил его взгляд: то же холодное ожидание, то же сомнение читалось в нём. Когда? Пройдём ли мы? Марк увидел, что Тром смотрит на него, и сдержанно кивнул. Они должны встретить эту напасть достойно.

Но бури всё не было. Несколько дней они ходили, занимались обычными делами и ждали, ждали, ждали…

Как-то один сменял другого на руле. Тром отдал балку громиле, облокотился о борт рядом, и из его груди сам собой вырвался усталый выдох.

— Ага, — задумчиво кивнул громила, подтверждая всё то, о чём они не говорили вслух.

Горцы и так похудели и сдали за время, проведённое на корабле, а тут ещё это выматывающее ожидание. Но Марк уже говорил — не ныть, не капризничать, и, главное, не злиться. Вот Тром и держал всё в себе, и медленно чахнул от этого.

Навстречу им шёл капитан, и, похоже, в неплохом настроении. Видно, взгляды горцев оказались слишком красноречивы. Он подошёл и тихо пояснил:

— Похоже, пронесло. Завтра должны выйти за полуостров, а там и до порта дней десять по спокойной воде, так что готовьтесь встречать большую землю.

Но ничего не пронесло. Вечером, уже на закате, громила заметил тёмное небо позади. И воздух между тучами и водой в той стороне будто был живой. Тром кликнул капитана.

— Молодец, — хлопнул тот Марка по плечу.

Потом капитан стал орать на матросов, чтобы они быстрее убирали паруса и привязывали всё, что следовало привязать. Один маленький парус оставили специально: без хода невозможно бороться с волнами. Наконец, на палубе никого не осталось. Лишь капитан с двумя горцами вцепились в руль в ожидании неизбежного.

— Медведь меня дери, скоро она там? — Тром специально раззадоривал себя, как перед боем, чтобы страх уступил место ярости и азарту.

— Сейчас налетит, — становясь поудобнее, ответил капитан, — Ты руль покрепче держи, горец.

Они уже видели всполохи молний, стену дождя и бушующие волны. Оставалось недолго.

— Ёбушки-воробушки, да здесь курган! — прокричал Сибальт из-за кустов.

— Прекрати орать, — осадил его Байл, — В прошлый раз такой же умник чуть не лишился причиндалов, когда растревожил мёртвых своими криками.

— Опять ваши шуточки, — молодой солдат выбрался из зарослей и подвязал штаны, — Ворглинг, небось, вместе с ними примчится, да? Как же, сейчас прям проснулись и бросились на меня. Да там и кости, небось, сгнили уж.

— Ладно, ладно, шутка не удалась, но ты, будь добр, потише. Не тревожь мёртвых понапрасну.

Сибальт успокоился, и, то и дело оглядываясь, отошёл от кустов: