— Господин, я принесу трут, — тут же убежал в тыл старый слуга.

Сначала Жерару было не очень холодно, но, чем дольше он стоял, тем больше пробирала стужа. Он считал себя сильным и не сомневался — если ему так тяжело, то остальные выдержать следующий натиск и вовсе не смогут. Рядом с бруствером разводили костры, старательно прикрывая их накидками от дождя. Когда огонь занялся, капитан отправил два отделения греться от пламени, а остальных — в ротную палатку, сам оставшись на насыпи и внимательно наблюдая за врагом.

Род принёс графу горячего чая и, испросив дозволения, ушёл к своим друзьям сержантам.

Враг не спешил с новым наступлением, дождь и ветер не утихли, солдаты разводили всё больше костров, прикрывая их чем только можно. И через полчаса разожгли как следует, и успели немного погреться, но вскоре началась такая буря, что всем пришлось прятаться под покрывалами, с трудом удерживая их от ветра, а потом и вовсе сбежать по палаткам, пока их окончательно не снесло. И хуже всего приходилось тем, кого в последний момент выловил из убегающих капитан и отправил дежурить, чтобы враг не смел приблизиться незаметно. Дядя и старый слуга волею Троих оказались с Жераром под одной накидкой, а после и в одной палатке.

— Тянем время, да? — спросил граф у капитана.

— Сложно сказать. Эта буря может задержать основные силы, если они уже разобрались с врагом. Нужно держаться, вот и всё.

Сколько прошло времени, пока буря утихла. Он не знал, но вымок весь насквозь, и только тепло палатки, да накинутое сверху одеяло не давали дрожать от холода. Когда же всё закончилось, он обнаружил, что еретики строятся для нового наступления. Жалкие — это было видно даже отсюда, за пятьсот шагов — они безысходно пошли вперёд, подгоняемые сержантами и офицерами. Но их откинули. Стрелки знали своё дело и сменили промокшие тетивы на арбалетах. Капитан разрешил огонь по готовности, и арбалетчики крепко били еретиков, а тех, кто взобрался-таки по склону, сбросили вниз. Надо сказать, не без труда. Солдаты дышали тяжело. Но в этот раз Жерару не довелось затыкать бреши.

Наступил вечер. Второй вечер. Молодой граф боялся, что враг предпримет ночной штурм, но еретики, похоже, вконец выдохлись.

— Господин, я просушил спальное, — раздался голос слуги, — Ради Троих, попробуйте поспать. Снимите доспех, если что, я вас подниму.

Он улёгся. Грязный, сальный и сырой, тем не менее, он чувствовал блаженство, несоизмеримо большее, чем когда-то, засыпая в чистой постели своего родного имения. О, как же приятно было просто лежать без доспеха! Сухой лежак и толстое покрывало, в конце концов, согрели его, а следом сморил сон. Он никогда не мыслил, что может заснуть в таком дискомфорте, но усталость и тепло взяли своё.

Когда граф проснулся, было уже утро. Род сидел возле костра и рассказывал что-то солдатам гораздо моложе себя. Когда граф выволок на свет нагрудник и поножи, Род тут же оставил разговоры и принялся помогать ему.

Де Вис, дядя и де Анья смотрели с насыпи в сторону брода. Жерару стало интересно, он поспешил забраться к ним. Со стороны брода лошади медленно катили три осадных машины.

— Всё-таки перетащили, — заметил подошедший Леонардо.

— Ничего, тут земля кривая, — ответил Пероль.

— Сроют кочки и сделают ровную площадку, — сказал дядя, — Нужно подготовиться к обстрелу.

И действительно, еретики ровняли площадки с трёх сторон, а катапульты разделились. Похоже, их главный понимал, что нужно избавляться, прежде всего, от кавалерии, которая не даст им продвигаться вглубь за счёт своей маневренности. А пеших как-нибудь можно будет сдержать.

Жерар чувствовал: что-то нужно делать, и быстро, но дядя сказал ждать распоряжения от полковника. А орудия медленно, но верно занимали свои площадки, потом также не спеша заряжались, а затем одно за одним принялись закидывать их снарядами. И тут начался форменный ужас. Первые же залпы попали в лошадей, толпящихся посреди лагеря. Нескольких побило камнями, они истошно ржали, остальные же обезумели от близкой смерти. Кавалеристы принялись успокаивать лошадей. Те же, не без оснований утратив доверие к людям, били их копытами и уносились прочь, но между залпами их всё же удалось успокоить.

Снова свист летящих камней. Жерар и не заметил, что часть предыдущего залпа угодила прямо в лазарет. Он видел убитых, расплющенных камнями людей сквозь порванный тент. Кавалеристы отвели лошадей подальше от центра холма, но на первый взгляд, около сотни их всё же валялись мёртвыми посреди лагеря.

Жерар глянул на катапульты. Похоже, камней им недоставало.

Это заметил и капитан:

— Жак, бери шестерых бойцов и приволоките сюда мёртвую лошадь. А ты, Род, разведи-ка костёр. Мне надоело вяленое мясо, сегодня у нас хотя бы будет свежая конина.

Жерар не стал возражать. Его слуга споро развёл огонь, используя уже готовый трут, и очень скоро над ротой потёк запах жареного мяса. Затем офицеры отправляли бойцов по очереди к костру, где Жак со старым Лисом выдавали каждому кусок шкворчащего мяса.

Немного погодя Род поднёс и графу кусок мяса размером с кулак:

— Шея, господин. Самое лучшее мясо у лошади.

И вроде не было соусов и заморских приправ, и ел его Жерар без вина и салатов, но этот кусок показался ему едва ли не самым вкусным, что он пробовал за свою жизнь.

Солдаты вокруг воспряли духом. Некоторые были перевязаны, но все с удовольствием чавкали, откусывая от своих кусков мяса.

— Здорово вы, господин, того, огромного столкнули, — заметил один из солдат, имени которого Жерар не знал.

И тут граф Жерар де Сарвуазье, наследник одного из богатейших в стране имений, по праву рождения входящий в закрытые другим дома и принимаемый самим Первым министром лично, почувствовал необъяснимое единение с этой ротой. Тут, на этом холме, титулы, звания и должности немного меркли, оставалось только «мы» против «них». Граф был готов снова и снова закрывать бреши, сталкивать врагов вниз и, если случится, принимать удары со всеми.

Но тут опять налетел ветер, полил проливной дождь и он, вместе с дядей и слугой, поспешил укрыться в палатке.

— Вдруг они сейчас полезут?

— Думаешь, я дурак? — ответил дядя, — Часовые смотрят, не допустят! Да и хлипкие уже еретики-то. Тоже сидят, ждут после того раза.

Буря завершилась, наступила ночь, и Жерар почувствовал себя измочаленным листом. Враг тоже натерпелся от погоды — ни ночью, ни наутро они не организовали новой атаки.

С утра тучи рассеялись. Тут и там запалили костры, а враги стали собирать силы. Заряжали камнями катапульты и на очередной приступ бросили примерно те же силы, что и в первый раз, лишь подкрепили их залпами. Жерару случилось биться единожды в эту атаку. Один еретик проскочил сквозь первые ряды, и граф оказался проворнее других, вогнав ему в живот свой клинок на два-три дюйма. После его столкнули со склона, и атака опять завершилась.

Прискакал вестовой из штаба и срочно потребовал командира роты. Прошло время, снова прискакал тот же вестовой и сообщил, что полковник убит залпом артиллерии, а командующим выбрали капитана де Куберте, и теперь Леонардо остаётся за командира роты.

Все молчали, но на лицах читался оттенок скорби. Чуть погодя пришёл и дядя, только скорбных речей от него никто не дождался.

— До этого вы держались лучше всех. Не посрамите моё имя, сукины дети!

Топоры, алебарды и клевцы взмыли вверх. Бойцы приветствовали своего командира сиплым усталым кличем. Затем дядя подозвал Жерара и его слугу.

— Прям как в старые добрые времена, господин капитан, — прошептал Род.

— Помнишь ещё Печальный? Верно. Они тоже вымотаны, и камней вокруг немного. Глядишь, продержимся.

— Нужно накормить солдат.

— Оставь это кашеварам, ты нужен тут. Говори графу, если что заметишь, опыта в стычках тебе не занимать. А ты, племянник, слушай. Назначаю тебя командиром второго взвода вместо Леонардо. Твой слуга по опытности подскажет, чего ты сразу не увидишь. Ты граф, но спрячь спесь, так надо.