Он принялся разгребать завал и вытаскивать оттуда кольчуги, нагрудники, поножи, шлемы. Подобрал комплекты Олафу и Трому, нашёл примерно подходящее под себя. Потом они открыли второй ящик, в котором оказались аккуратно сложенные стёганки.
— Разберись, найди три подходящих поддоспешника для нас, — приказал вождь Трому и подошёл к Угрюмычу, — Поведай мне, неужель на вас никогда не нападали воины, снаряженные, как следует, что вы просто разбрасываетесь добрым доспехом?
— Дважды насылали на нас корабли, чтоб город захватить — князь какой-то, и царь ещё. Оба раза латники били нас крепко и занимали город, да потом мы их изводили тихой сапой. Весь город у нас под пятой, мы всех за горло держим: там яд, тут нож, здесь провизию растащим или попортим. Так и выжили их. Оба раза ни с чем уплывали, ну, кто уплывал, конечно. Видно, много народу нагнать сюда никому не под силу, далеко слишком мы ото всех.
— Занятно… Можешь ты показать, как парни твои доспехи носили?
— Выжга, — крикнул Угрюмыч в сторону, — Сюда иди!
К ним подбежал среднего роста мужик и скороговоркой спросил:
— Чё звал, Угрюм, надо чё?
— Напяль кольчугу. Помнишь, какую ты раньше носить пытался?
— Чё это? — засомневался бандит.
— Ну, я прошу, — спокойно ответил Угрюмыч, — Да надень ты, не ссы.
Выжга порылся в ящике, вынул оттуда кольчугу и прямо так, без подстёги, надел её через голову. Она свесилась ниже колена и выглядела, как слишком большое платье на девчонке: длинные рукава, почти закрывающие кисти, бесформенный пояс, всё болтается, волнами идёт.
— Ты в ней так и ходил? — улыбнулся Марк.
— Ага.
— И долго?
— Полдня. Плечи от неё болят, и спина надрывается, словно мешки таскаешь.
— Её ж подвязывать надо, да подпоясывать, и на это сверху надевать, — здоровяк достал подстёгу из соседнего ящика и потряс ею в воздухе, — К тому же, подгонять кольца надобно! Нашёл подстёги? — спросил он у Трома.
— Вот эти, самые большие, нам с тобой.
— Мала.
— Расшить. Эта, поменьше, Олафу.
— Э, не, — протянул моряк, — Это вы сами всё таскайте, мне оно без надобности, налегке привычней.
Тром вскочил, чтобы поставить зарвавшегося бандита на место — да, он сослужил им добрую службу в этой дыре, но перечить вождю, да ещё в таком тоне… Однако, Марк примирительно положил руку ему на плечо и повернулся к их компаньону.
— Олаф, отойдём на пару слов.
Они втроём встали подальше от остальных, и моряк поглядел на громилу:
— Ну?
— У нас пока неплохо получается, — начал Марк, — Мы слушаем тебя там, где тебе виднее, а тут ты послушай нас. Если точно знаешь, что будет драка, доспех лишним не окажется. Поначалу неудобно, но пообвыкнешься. Не нужно носить его весь день. Будешь упражняться в нём с утра вместе с нами, да на драки одевать.
— Не убедил.
— Поверь мне на слово пока. И остальным покажи, что мы — единое целое. Пусть правильная молва о нас идёт. Потерпи, я прошу.
— Ну… лады, — Олаф подошёл к подстёгам и стал надевать одну из них, — Как их носить-то?
Марк долго объяснял Олафу, что где завязывается, показывал, как всё это правильно подогнать, а разбойники Медного молча глазели на них, изредка перешептываясь. Потом горцы собрали всё, что более-менее подходило и направились к местному портному, оттуда — к кузнецу. И везде нужно было подгонять, вымерять, подкалывать, подвязывать. Трому досталась хорошая, но коротковатая кольчуга и нагрудник, который пришлось разогнуть, чтобы он стал шире, но края его всё равно не сходились по бокам. Тогда они сделали новые дырки на ремнях, и он, наконец, сел удобно, хоть и не защищал с боков. Из шлемов были только шишаки, никак не закрывающие лица, но Тром всё одно радовался. После всех примерок и подгонов подшлемники с подстёгами у них забрал портной и обещал, что перешьёт всё до послезавтра. Кузнец же посулил справиться за три дня. Новые доспехи были не чета тем, что он носил раньше, но с ними Тром будто снова обрёл твёрдую землю под ногами. И плевать ему было, что как-то нужно разбираться со всеми этими шлюхами, и он наполнился уверенности — накопят они на корабль и поплывут к себе, чтоб сражаться за свою землю. Сумеют, сдюжат, прорвутся. Так лежал он, глядя в потолок и улыбался, пока Олаф не открыл дверь и не впустил Кривую Эльзу, на что Марк поднялся с кровати и указал ей на грубую деревянную табуретку возле окна.
— И зачем нам кухарка? — спросил вождя Тром.
— Она не всегда была кухаркой, — ответил за него моряк.
— Сказывают, раньше ты была шлюхой, — пробасил Марк, — Может, знаешь, почему столько их ушло из Трёх Кабанов?
— Слухи ходят, хозяин их не бережёт.
— Что это значит?
— Небось, как обычно всё — колотит, да деньги отбирает. Вот и ушли они к тому, кто меньше колотит, да больше платит.
— А скажи-ка нам, Эльза, — вкрадчиво вклинился Олаф, — Что, всех шлюх у вас в городе бьют?
— А как же?
— И тебя лупили?
— Думаешь, откуда кривое плечо у меня? Хозяин дубьём избил, срослось криво, с тех пор в кухарках. Кто такую возьмёт?
— Твоя правда… — моряк задумался, а Эльза, казалось, ещё сильнее скрючилась после этих его слов.
Марк же не перебивал и глядел на Олафа — ждал, что тот скажет.
Но моряк не спешил с выводами:
— Эльза, нам в чужих районах появляться опасно, а ты можешь. Будь добра, прознай у тех, кто сбежал, что не так было. А после уж мы с кабатчиком побеседуем. Как бишь, зовут-то его?
— Гнильцом вроде. Только два-три дня мне надо, раньше не управлюсь.
— Постарайся за два, — шепнул Марк, — Уж мы не обидим.
— Это если Хмель отпустит.
— С Хмелем любой из нас договорится, да вон, хоть Тром, — пожал плечами Олаф.
— Да, Тром, поговори с нашим кабатчиком, — задумчиво потёр подбородок вождь, — Как броня готова будет, хочу в Три Кабана заявиться, да потолковать с этим Гнильцом.
Эльза, видя, что разговор окончен, убежала, Марк улёгся на кровать, а Тром пошёл выполнять поручение вождя. Два дня назад он недоумевал, с чего Марк заступается за эту калеку, но сейчас понял, что вождь опять оказался умнее его: калека могла принести пользу, да и жратва у них на столе была не в пример лучше той, что подавали остальным.
Кабатчик Хмель ошивался в зале, разливая посетителям грог.
— Эй, бедолага, дело есть! — окликнул его Тром через весь зал. Головы повернулись на звук. Трактирщик понял, что обращаются к нему и ждал.
— Эльзу не трогай, она по нашим делам ходит.
— Может, я сам решу, что делать со своей кухаркой?
Тром подошёл, перегнулся через стойку и подтянул его к себе. Невысокий и круглый трактирщик беспорядочно болтал ногами в воздухе. Раны Трома заболели, но он терпел.
— Может, я раздавлю тебе голову?
— Йон прирежет вас, как узнает, — пропыхтел Хмель.
— Йон всё это и затеял. По приказу Медного. Впредь делай, как я скажу. У меня больше никогда не возникнет желания отчитываться перед тобой.
Трактирщик молчал.
Тром подтянул его выше.
— Усвоил, усвоил!
Горец обвёл взглядом зал:
— Остальные?
— Проблем нет, — пожал плечами один.
— Ага, ты хорошо всё объяснил, — хлебнул грога другой.
— Да, не подкопаешься, — покивал третий.
Лезть на рожон ради Хмеля никто не хотел. Поединщик кивнул и ушёл к себе.
…
Кольчуга сидела как надо. Подстёга, шлем — всё подогнали, да и раны подзатянулись, хоть и было ещё далеко до того, как они превратятся в обычные шрамы. Горец чувствовал в себе былую силу и, хоть и ловил на себе удивлённые взгляды бандитов, ему было плевать — пусть эти дураки хоть всю жизнь без доспехов ходят. Сами её и укорачивают от глупости своей. Ещё ему нравился недавний разговор с Хмелем. Особенно то, как его испугались остальные. И он чувствовал, что беседа с Гнильцом будет не хуже. То-то, пусть знают горцев!
Вопреки названию, над входом в кабак висела лишь одна кабанья голова.
Как только они вошли, Олаф тут же подозвал одну из шлюх — оборванную, худую, с синяками на шее: