– Какая глубина реки в этом месте? – спросила Джил, щурясь от слепящих порывов снега.

– Около сорока футов. Тут трудный переход вниз по склону и опять вверх, но сама река не очень глубокая. Они переправили вплавь большинство запасов, – Ингольд показал туда, где три человека гнали небольшое стадо свиней вверх по тропе. – Судя по тому, что ты рассказала о своем сне, похоже, что Дарки ослабили центральные колонны моста так, чтобы они обрушились под тяжестью повозок. Удачная попытка убийства. И даже хотя попытка не удалась, принц Тир остался сегодня ночью в лагере на берегу реки, отрезанный от конвоя, а в лагере разброд. Такой шанс Тьма едва упустит. – Опираясь на посох, он стал спускаться по крутому склону к огням.

Руди встретил их на окраине лагеря.

– Что вы нашли? – спросил он.

Пока они шли через темный хаос к массивной палатке Алвира, Джил рассказала ему о долине Тьмы, Ренвете, Убежище и том, что говорил Томек Тиркенсон. В конце она спросила:

– Почему Альды не было в повозке?

– Я посоветовал ей выйти оттуда, – сказал Руди. – У меня было дурное предчувствие, что они предпримут что-нибудь сегодня ночью, но я не предполагал, что это может случиться днем. Мы были всего в паре футов перед обвалившимся пролетом моста.

– И ты все еще веришь в совпадения, – ворчливо упрекнул его Ингольд. – Я удивляюсь тебе.

– Ну, – признал Руди, – уже не так сильно, как раньше.

Палатка Алвира была одной из немногих оставшихся в лагере. Ее разбили под защитой нескольких деревьев, где не было ветра; в вечерней темноте уже можно было видеть желтые огни, горящие внутри. Джил уловила доносящиеся оттуда перебивающие друг друга голоса, резкий полушепот аббатисы Джованнин и снова и снова легкий сладкий тенор Бектиса.

– ...вся свирепость бури никоим образом не угрожает нам, – наставительно говорил колдун. – И не будет, потому что я повернул ее силу в сторону и удержу ее в горах на севере до тех пор, пока мы не прибудем в Убежище.

– Повернуть ее в сторону? – дребезжала Джованнин. – Ты был в лагере по ту сторону реки, мой господин колдун? Они там наполовину погребены под снегом и замерзают.

– Однако мы не можем идти дальше сегодня ночью, – сказал Алвир и добавил со злостью: – У нас слишком мало повозок и лошадей, чтобы развить большую скорость. Самое необходимое придется нести на спинах людей. И если они не избавятся от того, что бесполезно...

– Бесполезно! – шипела аббатиса. – Бесполезно для тех, кто, возможно, жаждет избавиться от всех свидетельств о прежней законной власти Церкви. Они хотят забыть о нашем существовании.

Алвир протестовал ханжески, как проповедник:

– Божья Церковь – это больше, чем куча заплесневелых бумаг, моя госпожа. Она лежит в сердцах людей.

– И в сердцах верующих она всегда останется, – сухо согласилась она, – но память не лежит в сердцах, как и закон. Мужчины и женщины боролись и умирали за права Церкви, и единственное свидетельство этих прав, единственный плод потраченных жизней – в этих повозках. Я не оставлю это погибать в снегу за одно слово гончей собаки ребенка короля.

Ингольд отбросил в сторону полог шатра. За ним Джил увидела, как лицо Алвира менялось и застывало, превращаясь в серебряную маску, прочерченную страшной тенью, со ртом, сделанным из железа. Канцлер пошатнулся, задев головой дно единственной лампы, он возвышался над хрупкой красной фигурой аббатисы со сжатым кулаком; секунду казалось, что он может ударить ее так, что она умрет, где сидела. Но Джованнин только смотрела на него плоскими черными глазами, бесстрастная, как акула, и с триумфом ожидала удара.

– Мой господин Алвир! – хриплый и уверенный голос вклинился между ними, как свисток рефери, разбив напряжение с почти слышимым щелчком. Они оба повернулись, и Ингольд с почтением склонил голову. – Моя госпожа аббатиса, – закончил он приветствие.

Напряженное тело Джованнин медленно осело в кресле. Алвир опустил кулак, более чем заметно разжав его при этих словах.

– Итак, ты решил вернуться, – сказал канцлер.

– Зачем вы разбили лагерь? – спросил Ингольд без предисловий.

– Мой дорогой Ингольд, – успокоил канцлер, – ты же видишь, начало темнеть...

– Это, – едко сказал Ингольд, – то, что я имею в виду. Вы должны двигаться вперед, чтобы достичь Убежища сегодня ночью или же вернуться на тот берег, чтобы быть с большей частью каравана. Отрезанные на этой стороне реки, вы уже стали приманкой для Дарков.

Терпеливо Алвир сказал:

– У нас есть, как ты мог заметить, временный мост, через который мы постепенно переправляем остальную часть конвоя, так же, как и достаточное количество войск, чтобы справиться с любой опасностью, которая может возникнуть ночью.

– Ты думаешь, Дарки не смогут разделаться с ним так же легко, как они поступали с мощными дубовыми дверями? Так легко, как они справились с каменными колоннами первого моста?

– Тьма не имеет к этому никакого отношения, – резко сказал Алвир.

– Ты думаешь, не имеет?

Длинные пальцы Бектиса играли с огромным бриллиантовым кошачьим глазом, который он носил на левой руке.

– Ты не можешь больше претендовать на это, – сказал он раздраженно, – ты не единственный маг в караване, мой господин Ингольд, и я тоже направлял свою силу ясновидения на разные места в горах. Единственное Логово, когда-либо бывшее тут, замуровано камнями давным-давно, и ты сам знаешь, что мы не ощущали никакой угрозы от Тьмы с тех пор, как поднялись в горы, – он поднял тяжелые белые веки и уставился из-под них на Ингольда, пренебрежение, возмущение и злоба смешались в его темных горящих глазах.

– Значит, она появилась, – медленно ответил Ингольд. – Но я пришел от этого Логова и говорю тебе, что оно открыто.

– Ты хочешь сказать, – сухо спросила аббатиса, сложив пальцы перед собой на столе, как горсть игл из слоновой кости, – что мы вновь должны поверить тебе на слово?

Свет лампы блеснул на мокром от снега плаще Ингольда, когда он повернулся к ней:

– Да, это так. Но есть вещи, подобно заповедям Бога, которые все мы должны принимать на веру, моя госпожа. Конечно, ты сама знаешь, что нам приходится лишь верить на слово во всем, что касается Спасения, и это весьма далеко от того, что логически может заключать разумный человек. Сейчас мое слово – и, случайно, слово Джил – должно быть единственным утверждением, которое у вас есть, что Тьма таится в этой долине, что они умышленно следуют за обозом и разрушили мост для того, чтобы убить принца или хотя бы отрезать его на этом берегу.

Джованнин открыла рот, желая что-то сказать, потом, задумавшись, решила не нарушать молчание.

Ингольд продолжал:

– Они никогда не позволят Тиру, при том, кем он может стать, с тайнами, которые он, может быть, хранит, достичь Убежища. Шторм дал нам шанс, и я предлагаю воспользоваться им и отправиться в путь немедленно. Пусть он станет нашим покровом.

– Покровом? – Алвир повернулся, чтобы посмотреть ему в лицо, его голос был насмешливым. – Саваном, ты хочешь сказать. Мы замерзнем до смерти...

– Вы замерзнете так же быстро и здесь, – ответил Ингольд.

Уязвленный, Бектис мрачно заметил:

– Я вполне в состоянии отогнать такой шторм, как этот...

– И Тьму тоже? – парировал Ингольд, теперь уже в его голосе сквозила явная насмешка.

Чародей с ненавистью взглянул на него, и румянец злобы залил его бледные щеки.

Не дожидаясь ответа, Ингольд сказал:

– Не могу и я. Пределы есть у всякой власти.

– И у всякой выносливости, – спокойно сказала аббатиса. – И что касается меня, я не буду подавлена страхом, как овца на бойне. Мы можем переждать бурю и спокойно отправиться в путь при свете дня.

– А если шторм не прекратится и завтра?

Алвир оперся на спинку резного кресла.

– Не кажется ли тебе, что ты придаешь слишком много значения этому шторму? Я согласен с тем, что можно проголосовать, собрать, к примеру, что возможно, из гужевого транспорта для обеспечения действий правительства...