Он принес полевую форму офицера ирландского гвардейского полка со знаками различия, головным убором, портупеей и ботинками. Шон примерил форму, не отрываясь от планирования операции. Китель и брюки оказались великоваты, а ботинки — на целый размер больше.

— Лучше больше, чем меньше, — решил Шон, — надену две пары носков.

Портной сметал и закрепил одежду, затем опустился на колени рядом с Шоном, чтобы немного отпустить брюки.

— Отлично. — Шон просмотрел документы, принадлежавшие бывшему майору британской армии, которые принес ему Чайна. Судя по фотографии, майор в свои сорок лет был плотным блондином.

— Гэвин Даффи, — прочитал его имя Шон. — Придется заменить фотографию.

— Мой помощник позаботится об этом, — сказал ему Чайна.

Помощник был мулатом — наполовину португалец, наполовину машона. В руках он держал «Полароид». Сначала он сделал четыре расплывчатых снимка физиономии Шона, затем отправился менять фотографию майора.

— Хорошо. — Шон повернулся к Чайне. — А теперь я хочу познакомиться с людьми, с которыми нам предстоит идти на дело, и убедиться, что они как следует экипированы. И объясните им, что они должны будут слушаться моих приказаний.

Чайна улыбнулся и встал из-за стола.

— Пойдемте со мной, полковник, я покажу вам вашу новую команду.

Он повел его в сторону от бункера, по тропинке, ведущей через лес к реке. Шон последовал за ним, и по пути они продолжили обсуждение деталей предстоящей операции.

— Очевидно, мне понадобится больше людей, чем гвардия из десяти человек сержанта Альфонсо. По крайней мере, еще одно отделение для отвлекающей атаки на базу. — Шон прервался, так как над лагерем раздался утренний вопль сирены, и тотчас же все вокруг них смешалось и завертелось в суматохе.

— «Хайнды»! — закричал Чайна. — В укрытие! — И припустил к ближайшему огороженному мешками с песком месту. Там был установлен спаренный 12,7-миллиметровый зенитный пулемет. Он и стал первой мишенью для хайндовского стрелка. Шон быстро оглянулся в поисках подходящего укрытия.

На противоположной стороне дороги он увидел незаметную траншею и побежал к ней. Только он свалился в нее, как услышал приближающийся рев «хайндов» и отчетливые звуки пулеметных очередей наземных установок ПВО. Джоб спрыгнул в траншею вслед за ним и уселся рядом на корточки. Затем еще одна маленькая фигура мелькнула перед ними и скользнула в ту же щель.

Какое-то мгновение Шон не осознавал, кто это, пока черное морщинистое лицо не разгладилось, и на лице не появилась широкая улыбка, и счастливый голос не произнес: «А я тебя вижу, бвана».

— Ты? Ты глупый маленький пигмей! — Шон уставился на него, не веря своим глазам. — Я же отправил тебя обратно в Чивеве. Что, черт возьми, ты делаешь здесь?

— Я пошел в Чивеве, как ты и приказал, — сказал Матату с почтением, — а затем вернулся сюда, чтобы найти тебя.

Шон все еще тупо смотрел на Матату, думая, что это видение, и оно скоро рассеется.

Затем он встряхнул головой и заулыбался, и тотчас же ответная улыбка Матату, казалось, разделила его маленькое личико надвое.

— Тебя никто не видел? — спросил Шон на суахили. — Ты перешел через границу, охраняемую несколькими армиями, и никто тебя не заметил?

— Никто не видит Матату, если Матату не хочет, чтобы его видели.

Земля под ними вздрогнула от разрыва ракеты и пулеметных очередей, и им, чтобы слышать друг друга, пришлось нагнуться и почти кричать.

— Сколько времени ты уже здесь?

— Со вчерашнего дня. — Матату выглядел виноватым. Затем он показал на небо, где кружили «хайнды». — С тех пор, как эти машины вчера атаковали лагерь. Я видел, как ты прыгнул в реку. Я следовал за тобой вдоль берега, когда ты нашел то дерево и воспользовался им в качестве лодки. Я хотел присоединиться к тебе еще тогда, но заметил крокодилов. А потом, ночью, пришел тот плохой человек на лодке и забрал тебя с собою. Я все видел.

— Ты видел, куда они забрали белую женщину? — спросил Шон.

— Видел, как ее забирали прошлым вечером, — Матату мало интересовался Клодией, — но я ждал тебя.

— А можешь найти то место, где ее держат? — спросил Шон.

— Конечно. — Улыбка сошла с маленького лица, и теперь малыш выглядел возмущенным. — Я последую за ними везде, куда они ее ни поведут.

Шон расстегнул карман кителя и вытащил оттуда новый блокнот. Согнувшись на дне траншеи, под грохот взрывающихся ракет, он сочинял первое в своей жизни любовное послание. Заполнив небольшой кусочек бумаги с кучей заверений в любви и слов утешения, которые только смог придумать, в самом конце он приписал: «Будь сильной, это может продлиться еще довольно долгое время, и помни, что я люблю тебя. Что бы ни случилось, я тебя люблю».

Он вырвал листок из блокнота и бережно сложил его.

— Отнеси это ей, — он передал письмо Матату. — Проследи, чтобы она получила его, а затем возвращайся ко мне.

Матату засунул записку себе в набедренную повязку и замер в ожидании.

— Как ты заметил дыру, в которой я спал прошлой ночью?

— Я видел, как ты выходил из нее сегодня утром, — ответил Матату.

— Тогда это и будет нашим местом встречи, — решил Шон. — Приходи ко мне туда, когда охрана уснет.

Шон взглянул на небо. Воздушное нападение было стремительным, но длилось недолго. Вой турбин и разрывов снарядов затихали, но теперь их убежище скрывали надвигающиеся сумерки и густой дым.

— Иди сейчас, — приказал Шон, и Матату тут же вскочил, готовый действовать немедленно, но Шон удержал его за руку. Она была тонкой как у ребенка, и Шон нежно встряхнул ее. — Не позволяй им схватить себя, дружище, — сказал он на суахили.

Матату тряхнул головой и подмигнул, смеясь над абсурдностью самой этой мысли, затем, словно джинн из лампы Алладина, буквально растворился в воздухе.

Они подождали несколько минут, чтобы дать Матату возможность уйти, затем выкарабкались из своего убежища наверх. Деревья вокруг них были выкорчеваны и разорваны в щепки разрывами снарядов и пулеметными очередями. За рекой горел склад боеприпасов, и оттуда доносились разрывы гранат для РПГ и фосфорных гранат, в небо густым столбом поднимался белый дым.