Вертолет завис в сотне футов над дорогой, проходившей через деревню Домб. Это была единственная в здешних краях дорога, а сама деревня представляла собой скопище примерно двадцати небольших домиков, которые уже давно покинули обитатели. Стекла в окнах были выбиты, а штукатурка на белых стенах местами обвалилась оставив язвы, напоминающие проказу. Термиты изъели стропила и балки, а проржавевшие и прогнувшиеся кровельные листы лохмотьями свисали с крыши. Все эти здания вдоль дороги были когда-то маленькими представительскими магазинчиками, вездесущими в Африке дукас, принадлежащими торговцам-индусам. Единственная выцветшая вывеска висела под пьяным углом между двумя красными плакатами «Пепси-колы» и напоминала о «Патель и Патель». Сама дорога была покрыта грязью, усыпана мусором и разными обломками, в давно неиспользуемых колеях росли сорняки.

— Спускайся, — приказал Чайна. Вертолет начал опускаться на дорогу, поднимая водоворот сухих листьев, обрывков бумаги, использованных полиэтиленовых пакетов и прочего мусора. На веранде под вывеской «Патель и Патель» сидели люди. Среди заброшенных домов тоже виднелись люди, человек пятьдесят, а то и больше, вооруженные до зубов, одетые в смесь камуфляжной, военной и гражданской одежды — обычная разношерстная форма африканских диверсантов.

Вертолет приземлился на разбитой дороге, и пилот сбросил обороты турбин, винт замедлил вращение, а звук двигателя перешел на тихий рокот. Генерал Чайна открыл дверцу бронированной кабины, легко спрыгнул на землю и повернулся лицом к группе людей, стоящих на крыльце главного магазина.

— Типпу Тип, — сказал он и распростер руки в братском приветствии, — как я рад тебя видеть.

Он старался говорить громко, чтобы перекричать шум двигателя.

Генерал Типпу Тип спустился по ступенькам ему навстречу, его руки тоже были широко раскинуты. Они обнялись с тем абсолютным лицемерием, с каким могут обниматься только два смертельных соперника, которые знают, что в один прекрасный день вполне могут убить друг друга.

— Старый дружище, — сказал Чайна и несколько мгновений подержал Типпу на расстоянии вытянутых рук, тепло и сердечно улыбаясь.

Типпу Тип не было его настоящим именем, он позаимствовал его, как «nom de guerre» или своего рода военный псевдоним, у одного арабского работорговца и контрабандиста слоновой кости прошлого века. Однако и само имя, и связанные с ним ассоциации прекрасно ему подходят, подумал Чайна, оглядывая его. Перед ним стоял жулик и разбойник классического покроя, человек, с которым, как бы ты к нему ни относился, надо было держать ухо востро.

Он был невысок, его макушка доходила Чайне до подбородка, зато все остальное в нем было массивным. Его грудь не уступала груди вожака стаи горилл, его руки свисали так, что костяшки пальцев болтались на уровне колен. Его голова напоминала огромный гранитный валун, балансирующий на вершине каменной пирамиды. Он брил голову, зато его борода представляла собой настоящий свисающий на грудь матрац из черных завитков. Над бородой помещались полные мясистые губы, а также широченные лоб и нос.

Лоб его был повязан хлопчатобумажным платком в веселую полоску, зато надетый на голое тело жилет из дубленой кожи антилопы куду был распахнут и обнажал массивную грудь, покрытую черными колечками шерсти, а торчащие из жилетки руки бугрились огромными рельефными мышцами.

Он улыбнулся Чайне в ответ, его зубы сверкали, как перламутр, и представляли резкий контраст с желтыми, испещренными сетью кровеносных сосудиков белками глаз.

— Твое присутствие придаст этому дню аромат цветущей мимозы, — сказал он на шанганском, и его внимание тут же переключилось на огромный вертолет, с которого высадился Чайна.

Зависть Типпу Типа была так велика, что Чайне показалось, будто она, как горящая сера, оставляет в воздухе запах, а на языке вкус.

Эта машина изменила тонкий и крайне неустойчивый баланс, существовавший между двумя наиболее влиятельными военачальниками РЕНАМО. Типпу Тип не мог отвести от вертолета глаз. Было вполне очевидно, что он хотел бы рассмотреть машину поближе, но Чайна взял его за локоть и повел обратно в тень веранды. Пилот не выключал до конца двигатели, и как только Чайна и хозяин вышли из-под винта, он запустил двигатель на полную мощность и потянул ручку на себя. Машина поднялась в воздух и, развернувшись, легла на обратный курс.

Типпу Тип вывернулся из рук Чайны и, прикрыв глаза от солнца ладонью, проводил улетающую машину взглядом. В его затуманенных завистью глазах был такой голод, будто он наблюдал, как прекрасная обнаженная женщина совершает перед ним непристойные действия. Чайна позволил ему поглазеть на это зрелище до тех пор, пока вертолет не пропал из виду. Он отослал эту прекрасную машину обратно только потому, что прекрасно знал и понимал Типпу Типа. Он знал: оставь он машину здесь, соблазн будет настолько велик, что трудно будет удержаться, а предательство и коварство для них обоих были так же естественны, как для других людей дыхание.

Типпу Тип вдруг затрясся и без видимых причин рассмеялся.

— Мне сказали, что ты уничтожил целую эскадрилью и захватил одну из этих штук, и я сказал: «Чайна — это лев среди людей, и это мой брат!»

— Пойдем, брат, — согласился Чайна. — На солнце жарко.

На веранде в тени для них уже были приготовлены стулья, а две женщины Типпу Типа принесли им глиняные горшки с пивом, густым, как каша, и освежающе терпким. Девушки были еще подростками, маленькие красавицы с глазами лани. Типпу любил женщин и всегда окружал себя ими. Это одна из его слабостей, подумал Чайна и улыбнулся снисходительной улыбкой. Сам он пользовался и мальчиками и девочками с одинаковым наслаждением, но только ради краткого разнообразия, и вовсе не относился к этому как к жизненной необходимости. Женщины только на мгновение привлекли его внимание, и он опять повернулся к генералу Типпу.

Телохранители удалились за пределы слышимости, и Типпу Тип взмахом руки велел девушкам удалиться.

— А ты, брат? — спросил Чайна. — Как твои ратные дела? Я слышал, что ты прихватил ФРЕЛИМО за голову, засунул ее между его ног и дал ему вдоволь наглядеться на собственную задницу. Это так?