— Черт бы вас побрал! — взорвался Шон. — Теперь мы действительно влипли!

— Что такое? — спросила Клодия.

— Она не одна, с ней еще кто-то.

— Я считала, что она потеряла родителей.

— Это так, но на болоте у нее спрятаны брат и сестра. Двое детей настолько маленьких, что не могут прокормить себя сами. Черт бы все это побрал! Черт бы все это побрал! — с горечью повторял Шон. — И что теперь, разрази меня гром, нам делать?

— Мы накормим детей и возьмем их с собой тоже, — просто заявила Клодия.

— Двух младенцев! Ты что, с ума спятила? У нас здесь не сиротский приют.

— Мы должны опять начать все с начала? — Клодия с раздражением повернулась к нему спиной и взяла Мириам за руку. — Все в порядке. Можешь мне поверить. Мы присмотрим и за ними.

Черная девочка успокоилась и уставилась на Клодию глазами, полными щенячьего восторга и обожания.

— Где ребятишки? Мы накормим их.

— Идемте, донна. Я покажу вам.

И Мириам, взяв ее за руку, направилась в болото.

Было уже совсем темно, когда Мириам привела их к малюсенькому островку, где в зарослях папируса она спрятала детей. Когда она раздвинула густые зеленые стебли, на них, как совята из гнезда, уставились две пары огромных темных глаз

— Мальчик, — объявила Мириам, доставая первого ребенка.

Мальчику было не больше пяти или шести лет, он был тощим и весь трясся от страха.

— И девочка.

Девочка была меньше, ей было не больше четырех лет. Когда Клодия притронулась к ней, она воскликнула:

— Она вся горит! Она совершенно больна!

Девочка была очень слаба и не могла стоять, она свернулась у Клодии на руках, как умирающий котенок, дрожа и что-то тихо мяукая.

— Малярия, — сказал Шон, присев рядом с ребенком на корточки. — Она не выживет.

— У нас в аптечке есть хлорохин. — И Клодия резко схватила сумку с медикаментами.

— Это безумие, — простонал Шон. — Нам придется пробираться дальше с этим выводком? Да это просто кошмар какой-то!

— Замолчи! — огрызнулась Клодия. — Сколько таблеток ей дать? В инструкции сказано, что для детей до шести лет надо посоветоваться с терапевтом. Спасибо за совет. Дадим пока парочку.

Занимаясь девочкой, Клодия спросила Мириам:

— Как их зовут? Как ты их называешь?

Ответ был такой длинный и сложный, что даже Клодия опешила, но она скоро пришла в себя.

— Мне это никогда не произнести, — сказала она в конце концов. — Мы будем звать их Микки и Минни.

— Уолт Дисней подаст на тебя в суд, — предупредил Шон, но она проигнорировала его замечание и завернула Минни в свое одеяло.

— Ты понесешь ее, — сказала она Шону тоном, не терпящим возражений.

— Если эта маленькая засранка описает меня, я ей шею сверну, — предупредил он.

— А Альфонсо понесет Микки.

Шон видел, как у Клодии появился материнский инстинкт, и понял, что все их возражения против этого дополнительного груза станут только стимулом для пробудившегося у нее чувства ответственности. Клодия совсем позабыла про свои изнеможение и апатию и сейчас была более подвижной и живой, чем когда-либо с момента смерти Джоба.

Шон поднял почти ничего не весящего ребенка и привязал его к спине одеялом. Жар проходил через одеяло так, как будто это был не ребенок, а грелка с горячей водой. Однако ребенок, очевидно, был привычен к такому положению, поскольку его с самого рождения именно так и носили. Девочка сразу успокоилась и уснула.

— И все же я не понимаю, что со мной происходит, — пробормотал Шон. — Заделаться бесплатной нянькой в моем-то возрасте.

Они снова двинулись через болото.

Однако не прошла еще и первая половина ночи, как Мириам доказала, что она значительно облегчит трудности возложенного на них дополнительного веса. Она знала прибрежную территорию как истинное дитя болот. Она шла впереди вместе с Матату, прокладывая путь в лабиринте лагун и островов, находя тайные тропки, и тем самым избавила их от многих часов утомительных и малопродуктивных поисков.

Вскоре после полуночи, когда великий охотник Орион, натянув свой лук до отказа, висел прямо у них над головами, Мириам вывела их на берег Рио-Сави и указала место, где человек мог перейти на другую сторону.

Они отдохнули, во время отдыха женщины няньчились с детьми и кормили их кусочками мяса легуана. Хлорохин сделал свое дело; жар у девочки спал, и она стала менее капризной. Быстро поев, мужчины спрятались в зарослях тростника и стали всматриваться в черную воду, в которой, как маленькие утонувшие светлячки, отражались звезды.

— Это самая опасная точка, — прошептал Шон. — Вчера Чайна весь день на вертолете патрулировал реку, и с первыми же лучами солнца он вернется сюда. Мы не можем позволить себе терять время. Мы должны переправиться и убраться подальше еще до рассвета.

— Они будут ожидать нас на другом берегу, — возразил Альфонсо, — и всех нас перестреляют.

— Правильно, — согласился Шон, — они здесь, но ведь мы-то знаем, что они здесь. Мы оставим женщин на этой стороне и переправимся через реку, чтобы очистить тот берег. Огнестрельное оружие мы использовать не можем, значит, пользуемся только ножами и проводом. Значит, на сегодняшнюю ночь намечаем «мокрое дело».

Он воспользовался старым термином разведчиков. «Себенза енаманзи». Но эта ночь была мокрой и во многих других отношениях.

Провод Шона был длиной в четыре фута — струна из нержавеющей стали, которую он отрезал от троса лебедки в «Геркулесе», прежде чем покинуть самолет. Джоб в свое время вырезал из дерева два кружка, чтобы сделать ручки, и закрепил их на концах проволоки. Она легко сворачивалась в колечко диаметром в серебряный доллар и умещалась в кармане штормовки. Теперь Шон выудил ее оттуда и развернул. Он проверил ее, поместив деревянные кружочки между пальцев, и, с силой дернув, удовлетворенно что-то проворчал, почувствовав знакомое упругое натяжение. Затем он свернул провод и надел его на запястье, как повязку.

Все трое разделись донага: капающая с одежды вода может насторожить врага, а мокрая куртка даст ему за что ухватиться во время рукопашной схватки. Каждый из них повесил себе на шею нож.