Льюи в это время меланхолично полировал ногти пилкой.
— Да, доктор Пияв. Вы были освобождены нами для того, чтобы мы могли задать вам несколько вопросов. Потому что именно из-за вас начались все эти беспорядки в Порксе, и я хочу знать, каким боком вы ко всему этому причастны.
— Месье Брадзинский, кажется? Право же, я вряд ли смогу быть вам полезен. — Вампирский новатор развёл руками. — Я веду большую педагогическую деятельность, пропагандирую здоровый образ жизни, как и вы, пытаюсь изменить наш мир к лучшему. Но эти странные приступы… Раньше мне их удавалось скрывать, но они стали повторяться всё чаще и чаще. Я не понимаю, что со мной происходит. И я ничего не помню. Совсем ничего…
— Любопытно… Вы о тех приступах, когда вы набрасываетесь на несчастных жертв, пытаясь выпить у них кровь? Когда вы ведёте себя как одержимый и совершенно неконтролируемый психопат?
— Да… — выдавил он из себя, опустив голову на грудь. — О тех самых.
— Доктор не виноват, — задумчиво вставил Льюи, не отрываясь от своего занятия. — Любой сбрендит, если трескать только помидоры.
— Помидоры — естественная и лучшая замена крови, — вскинулся Пияв.
— Когда-нибудь эти овощи соберутся толпой и отомстят вам. На всякий случай избегайте помидорных плантаций, — парировал молодой вампир, и я вовремя успел вмешаться, прежде чем импульсивный доктор кинулся его душить.
— Вернёмся к теме. Итак, как часто эти приступы были у вас раньше?
— Примерно раз в полтора-два года, потом всё чаще и чаще, в этом году, например, три раза.
— О чём это говорит? — продолжил я.
— О том, что его теория с помидорами трещит по всем швам.
— У каждого есть свои слабости, — огрызнулся Пияв, с ненавистью глядя на Льюи. — Но частные промахи отнюдь не означают ошибочности всей теории в целом. Мои ученики по всему миру подтверждают её жизнеспособность!
— Особенно они отличились в Порксе, — серьёзно подтвердил вампир-трансвестит, и мне опять пришлось обоих призвать к порядку, пригрозив подзатыльником.
— Кто чаще всего посещает ваш дом, доктор?
— В каком смысле?
— Мы склонны предполагать, что ваши приступы случаются из-за того, что вы глотнули настоящей крысиной крови.
— Это ложь! Я не пью кровь несчастных животных! — вскочил уязвлённый в самое святое Пияв. — Я вегетарианец! Меня все знают.
— Я вам верю. Но факт остаётся фактом. Попытайтесь вспомнить, кто наиболее часто мог бывать у вас? Проходить к вам в дом? Находиться в одиночестве на кухне? Вообще, с кем вы живёте?
— На этот вопрос я отвечать отказываюсь! Вы ничего не докажете! И потом, он уже совершеннолетний.
Я покраснел больше Чмунка. В комнате повисла напряжённая тишина.
ни к кому особо не обращаясь, хорошим баритоном пропел Льюи.
— А вам какое дело?! — взорвался доктор. — Вы-то вообще зарабатываете своим телом на улице!
— Ну хоть кто-то из нас, вампиров, должен работать, — непринуждённо заметил молодой вампир.
— Минуточку, — прокашлялся я, опять встревая между ними. — Давайте не отклоняться от темы. Итак, доктор Пияв?
— Что вы хотите знать? Конечно, как публичная личность, я веду довольно активный и открытый образ жизни. У меня много учеников, на мои лекции приезжает молодёжь со всей страны и даже из-за рубежа. В доме всегда есть кто-то, кого мне подозревать…
— Почтальон? Врач? Полицейский? Садовник? Молочница? — попробовал подсказать я.
— Ну-у… да. Однако, пожалуй, чаще всего старший сержант Маклак. В его обязанности входит фиксировать всех приезжающих в наш город. Он мой хороший приятель, всегда готов помочь.
— Понятно. — Я вздёрнул брови и сделал пометку в блокноте. — Больше вопросов пока не имею.
— Вы забыли спросить, с кем он всё-таки проживает, — язвительно напомнил Льюи. — Лично мне жуть как интересно…
И мне вновь пришлось разнимать двух вампиров. Положение спас звонок в дверь. Чунгачмунк посмотрел в глазок и впустил Эльвиру. У меня замерло сердце. Я так рад был ее видеть.
— Обалдеть, — ахнула она, глядя круглыми глазами на нашу разношёрстную компанию. — Ирджи, ты все-таки умудрился вытащить его из тюрьмы?! Пиява! Главного виновника всех беспорядков и беглого преступника века. Да за такое интервью меня все столичные издания на руках носить будут!
— Вы уже брали у меня интервью, — насупившись, буркнул доктор.
— А теперь у меня есть возможность его расширить.
— И я охотно дополню его своими комментариями. — Льюи встал, одёрнул юбку и демонстративно поцеловал ручку моей подруге.
Пияв закусил губу и сжал кулаки. Но при женщине как истинный интеллигент в драку полезть не посмел, чем Льюи беззастенчиво пользовался, отпуская в его адрес одно язвительное замечание за другим, которые Эльвира охотно комментировала, принимая сторону Пиява. Но доктор, несмотря на их ухищрения, скрестил руки на груди и продолжал угрюмо молчать.
Я отошёл в сторону с Чмунком.
— Если за ней следили, то они будут здесь через десять минут, — ответил он на мой беззвучный вопрос. — Поцелуй Енота, ты всё подключил?
— Да, запись уже идёт, вождь.
— Главное, чтобы они не начали стрелять без предупреждения.
— Этого не произойдёт, Маклак наверняка захочет покрасоваться, — интуитивно предположил я.
От тяжёлого удара дверь едва не слетела с петель, и в проёме появился этот самый не к ночи упомянутый Боб Маклак с самым большим пистолетом, какой мне только приходилось видеть в жизни. Надо же, какие у него комплексы.
— Все арестованы! Никому не двигаться. Руки за голову! — прокричал он, явно пытаясь играть крутого полицейского из кино, что, впрочем, выходило у него бездарно.
Мы молча подчинились. Следом за Маклаком в комнату ворвались двое его бугаёв, тоже сразу беря нас на прицел, и… ого, сам Эдик Калинкин! Певчий кумир вампирской молодежи ничуть не изменился, как будто вчера виделись. И как только получилось, что тут собрались три главных действующих лица с лайнера вампиров?! А говорят, совпадений не бывает…
— Ничего не понимаю, — пробормотал я, обернувшись к Пияву. — А этот-то откуда взялся?
Доктор не ответил. Но в его глазах, устремлённых на Эдика, светилась такая любовь и нежность, что по крайней мере один вопрос стал абсолютно ясен.
— Что всё это значит? — первой подала голос моя журналистка. — Я представитель прессы, вы не имеете права. Зачем такие крайности? Я же на вашей стороне.
— Неужели вы думали, что я так глуп, мадемуазель Фурье? — презрительно фыркнул Маклак, грозно сведя брови. — Все ваши звонки и эсэмэс тщательно отслеживались и перехватывались.
— Но это же противозаконно! — продолжала играть роль наивной дурочки Эльвира, уже явно издеваясь над ещё не улавливающим сарказма офицером.
— Закон здесь я. А теперь, когда вы все в моих руках, я хочу знать, что вы задумали, сержант? Неужели всерьёз предполагали, что сможете обыграть меня на моей же территории?
— Мне этого и не требовалось, — сдержанно прокашлялся я. — Я лишь хотел помочь другу, но никак не рассчитывал, что задену ваши тайные махинации с федеральным бюджетом.
Маклак мгновенно переменился в лице.
— Продолжайте, — прошипел он.
— Охотно, — согласился я. — Но сначала можно нам наконец опустить руки? Мы никуда отсюда не денемся. Отлично. Так вот, — я потер затекшее плечо, — имея свободный доступ в дом доктора Пиява, вы подливали в его томатный сок одну-две ложечки крысиной крови. После чего и происходил «срыв».
— Ха-ха! Зачем мне это? — неестественно рассмеялся Маклак.
— Может, позволите закончить? Затем, что вы лично получали доступ к дополнительным средствам на поддержание порядка в городе, потому что каждый публичный срыв доктора вызывал мелкие беспорядки в городе. И так продолжалось довольно долго. Вы не рассчитывали, что на этот раз ситуация выйдет из-под контроля и молодёжь поднимет уже настоящий бунт! Так же как не рассчитывали на приезд вождя теловаров, имеющего звание рядового полиции Мокрых Псов. А следовательно, такого же представителя власти, как и вы, только не из вашего лагеря. Он не мог не обратить внимания на то, что срывы Пиява происходят всё чаще и чаще. Поэтому вы были вынуждены удерживать доктора под стражей. Вы испугались, потому что при официальном расследовании Чунгачмунка индейцы могли потребовать суда и дознания. Но тогда любое медицинское исследование раскрыло бы ваши манипуляции. Вы этого боялись. Поэтому, спровоцировав индейцев на прямой конфликт с молодыми учениками доктора, под шумок упрятали Пиява в камеру, не допуская к нему ни врачей, ни прессу, ни представителей власти.