Клиффорд Ринг преподнес материал таким образом, что я представала невежественной, дикой, любящей оружие женщиной, которая, придя в судебную медицину, ни черта в ней не смыслит.

«Эбби», — подумала я, торопясь домой по залитым дождем улицам, где меня ждал Марино. Не это ли она имела в виду, говоря вчера о допущенных ею ошибках? Думаю, что ради статьи она продаст мать родную. Да, но она работает над большой книгой. Нет смысла делиться информацией с конкурентами, особенно с тех пор, как она, как говорится, послала «Пост» куда подальше. Часть информации, несомненно, исходит от нее..

Мне трудно было в это поверить. В частности, в отношении служащей в баре «Семь-одиннадцать».

— Мы с Эбби были вдвоем в ту ночь. И ей известно о Марке, — сказала я.

— Откуда? — Марино с любопытством смотрел на меня.

— Я рассказывала ей.

Он только покачал головой. Отпивая кофе маленькими глотками, я смотрела на дождь. Эбби дважды пыталась поговорить со мной по телефону с тех пор, как я вернулась из аптеки. Стоя около автоответчика, я слушала ее напряженный голос. Я не была готова к разговору с ней. Мне было страшно от того, что я могла бы наговорить.

— Как отреагирует Марк? — спросил Марино.

— К счастью, в статье не упоминается его имя.

Я ощутила новую волну беспокойства. Как все агенты ФБР, особенно те, кто проработал долгие годы под глубоким прикрытием, Марк был скрытен в своей личной жизни. Упоминание в газете о наших отношениях, как мне казалось, должно было серьезно расстроить его. Нужно ему позвонить. Или, может быть, не нужно. Я не знала, что делать.

— Часть информации, мне кажется, исходит от Мореля, — продолжала я размышлять вслух.

Марино молчал.

— Уэсли, должно быть, тоже что-то рассказал. Или, по крайней мере, кто-то из Смитовского музея, — сказала я. — Но как, черт возьми, Ринг узнал, что мы ездили к Хильде Озимек?

Поставив чашку на блюдце, Марино наклонился вперед и посмотрел мне в глаза.

— Моя очередь дать совет.

Я чувствовала себя ребенком, которого собирались распекать.

— Это подобно несущемуся с горы грузовику, груженному цементом, у которого отказали тормоза. Тебе его не остановить, док. Единственное, что можно сделать, — отойти в сторону.

— Будь добр, переведи, — нетерпеливо попросила я.

— Просто продолжай работать и забудь обо всем. Если к тебе начнут приставать с расспросами, а я в этом не сомневаюсь, скажи, что ты никогда не беседовала с Клиффордом Рингом и не имеешь ни малейшего понятия об этом. Другими словами, не обращай внимания. Если начнешь состязаться с прессой, то кончишь, как Пэт Харви, — идиоткой.

Марино был прав.

— И, если у тебя остался разум, не говори в ближайшее время с Эбби.

Я кивнула. Он встал.

— Мне нужно кое-что завершить. Если выгорит, дам тебе знать.

Его слова напомнили мне о делах. Взяв записную книжку, я достала листок с номером автомобиля, который записала Эбби.

— Хотелось бы проверить его по учетам. «Линкольн» седьмой модели, темно-серый. Посмотри.

— Кто-то преследует тебя? — Он засунул листок в карман.

— Не знаю. Водитель остановился спросить, как проехать. Не думаю, чтобы он действительно заблудился.

— Где? — спросил он, пока я провожала его до дверей.

— В Вильямсбурге. Он сидел в машине на пустой стоянке. Было около десяти тридцати или одиннадцати вечера на Торговой площади. Я садилась в машину, когда он неожиданно включил фары, подъехал ближе и спросил, как добраться до Шестьдесят четвертой улицы.

— Хм, — коротко проговорил Марино. — Возможно, это детектив, работающий под прикрытием, скучающий, поджидающий, что кто-то проедет на красный свет или сделает запрещенный U-разворот. Может быть, он просто хотел попытать счастья с тобой. Порядочная женщина, вечером, одна, не садится в «мерседес».

Я не сказала, что Эбби была со мной. Не хотелось выслушивать еще одну нотацию.

— Не знала, что детективы разъезжают в новых «линкольнах», — сказала я.

— Ты посмотри, какой дождь. Чертова погода, — выругался он и побежал к своей машине.

Филдинг, заместитель шефа, никогда не был озабочен или занят настолько, чтобы упустить малейшую возможность взглянуть на любой отражающий предмет, мимо которого ему доводилось проходить. Это в равной степени относилось к затемненным стеклам, экранам компьютеров, к пуленепробиваемым перегородкам, отделявшим фойе от внутренних помещений. Когда я вышла из кабины лифта на первом этаже, то заметила, как он остановился около дверцы из нержавеющей стали установленного в морге холодильника и пригладил зачесанные назад волосы.

— Они стали немного длинными на ушах, — сказала я.

— А твои стали немного седыми, — усмехнулся он.

— Пепельными. У блондинок они становятся пепельными, а не седыми.

— Правильно.

Он рассеянно затянул завязки хирургического зеленого халата, при этом его бицепсы вздулись как грейпфруты. Филдинг не мог даже моргнуть, чтобы картинно не изогнуть какую-нибудь часть своего тела. Его склоненная над микроскопом фигура напоминала мне стероидную версию скульптуры Родена «Мыслитель».

— Джексона отправили около двадцати минут назад, — сказал он, имея в виду один из утренних случаев. — Так, но у нас уже готов другой случай на завтра. Парень, которому искусственно поддерживали жизнь после ранения, полученного в выходные.

— Что у тебя сегодня на оставшуюся часть дня? — спросила я. — Вспомнила, тебе, кажется, надо быть на суде в Питсбурге.

— Потребовал обвиняемый. — Он посмотрел на часы. — Около часа назад.

— Должно быть, он узнал, что приедешь ты.

— Необработанных образцов накопилось до потолка. Таковы мои планы на оставшуюся часть дня. Или, по крайней мере, были таковыми.

При этом он вопросительно посмотрел на меня.

— У меня возникло затруднение, надеюсь, ты сможешь помочь мне. Мне нужно разыскать рецепт, который, возможно, был выписан в Ричмонде восемь или около того лет назад.

— В какой аптеке?

— Если бы я знала, — ответила я, пока мы поднимались в лифте на третий этаж, — тогда было бы все куда проще. Придется, образно говоря, организовать телефонный марафон. Собрать как можно больше людей и обзвонить все аптеки в Ричмонде.

— О, Господи! Кей, да их, должно быть, не меньше сотни.

— Сто тридцать три. Я уже сосчитала. Вполне можно управиться. Ты можешь мне помочь?

— Разумеется. — Он выглядел подавленным.

В помощь Филдингу я подключила к этой работе своего администратора Розу, еще одного секретаря и анализатора-компьютерщицу. Мы собрались в конференц-зале со списком аптек. Инструкции были предельно ясны. Никому ни слова о том, чем мы заняты, — ни членам семьи, ни друзьям, ни полиции.

Так как рецепт был восьмилетней давности, а Джилл погибла, была надежда, что рецепты находились не в действующем, а в старом томе дела. Я советовала всем просить фармацевтов проверить по архивным материалам: Если кто-нибудь из них будет уклоняться от выполнения этой просьбы или от выдачи информации, советовала переадресовать разговор с ними ко мне.

Мы разошлись по своим кабинетам. Два часа спустя к моему столу подошла Роза, нежно массируя свое правое ухо.

Она протянула мне листок, не в силах скрыть торжествующей улыбки.

— Аптека на Бульварди-Брод. Там, на имя Джилл Харрингтон, хранятся два закрытых рецепта на либриум.

Она назвала мне даты. — Имя врача?

— Доктор Анна Зеннер, — ответила она. Боже мой!

Скрывая удивление, я поздравила ее.

— Ты бесподобна, Роза. Возьми отгул на вторую половину дня.

— Я в любом случае ухожу в четыре тридцать, а сейчас уже опаздываю.

— Тогда возьми отгул завтра с утра на полдня.

Мне хотелось обнять ее.

— И скажи остальным, что работа закончена. Могут перестать звонить.

— Была ли доктор Зеннер не так давно президентом Ричмондской Академии медицины? — спросила Poза, задумчиво останавливаясь в дверях моего кабинета. — Похоже, я что-то читала о ней. О да. Она еще и музыкант.