— Во всем надо видеть хорошие стороны, — говорил мистер Рукк. — Из них выйдут отличные сторожа.

На рождество Кэролл подарил Рейчел деревянную птицу на золотой цепочке и полное собрание сочинений Джейн Остин. Она подарила ему бутылку клубничного вина и деревянный ящичек с рисунком на крышке — шесть черных собак. Горящие красные глаза, лакрично-красные языки.

— Ящик сделал папа, — сказала она, — а я раскрасила.

Кэролл открыл крышку.

— Что я буду туда класть?

Рейчел пожала плечами. Библиотека была закрыта на выходные, и они сидели в пустынном холле на выцветшем зеленом ковре. Остальные сотрудники ушли на обед, а мистер Кассатти, начальник Кэролла, попросил его присмотреть за помещением.

В последнее время были жалобы на вандализм, сказал мистер Кассатти. Книги сбрасывали с полок, ставили не на то место, были и более странные вещи — одна студентка пожаловалась, что на третьем этаже бегает собака. Якобы та зарычала на нее и нырнула куда-то за стеллажи. Мистер Кассатти поднялся проверить, но ничего не обнаружил. Ни единого волоска.

Собака — вряд ли, сказал мистер Кассатти, но несколько книг изорвали, выдрали страницы. «Покалечили», — сказал он.

Рейчел протянула Кэроллу последний сверток. Кэролл развернул коричневую бумагу, и на колени ему хлынуло алое, васильково-синее пламя.

— Мама сшила для тебя такой же плед, как в нашей гостевой спальне. Я сказала, что он тебе понравился.

— Очень красивый, — сказал Кэролл. Он встряхнул плед, расстилая по полу библиотечного холла, словно они с Рейчел устраивали пикник. Каково будет заниматься с ней любовью под пледом, сшитым ее матерью? — Значит, теперь ты будешь спать со мной в постели?

— Я беременна, — сказала Рейчел.

Кэролл оглянулся — не слышит ли кто — но, конечно, они были совсем одни.

— Не может быть. Ты же на таблетках.

— Ну да, только я все равно забеременела. Такое иногда бывает.

— Сколько уже?

— Три месяца.

— Твоя мать знает?

— Да.

— Ужас, теперь она натравит на меня своих псов. Что мы будем делать?

— Что я буду делать, — Рейчел смотрела вниз, на свои сложенные ладошки, и Кэролл не видел ее лица. — Что я буду делать.

Повисла долгая пауза. Кэролл взял ее ладошку в свои.

— Мы поженимся? — дрожь в голосе придала этой фразе вопросительную интонацию.

— Нет, — сказал Рейчел, прямо глядя ему в глаза — так же она смотрела во время занятий любовью. Кэролл впервые заметил, какой это печальный и горький взгляд.

Он опустил глаза, стало как-то стыдно за себя, хотя он и сам не понимал почему.

— Рейчел, — глубокий вздох, — я хотел сказать, что я очень люблю тебя и прошу стать моей женой.

Рейчел высвободила руку.

— Кэролл, ты думаешь, это так просто? — донесся злой грудной голос. — Думаешь, это книга? Должен быть непременно счастливый конец — мы поженимся и будем жить долго и счастливо?

Она встала, Кэролл тоже. Он открыл рот, но не смог произнести ни звука и молча пошел за ней к двери. Рейчел остановилась так резко, что он чуть не упал на нее.

— Сначала ответь, — она обернулась, — что ты выбираешь, любовь или воду?

Вопрос был до того странный… Кэролл даже не сразу смог заговорить.

— Что это за вопрос такой?

— Неважно. Лучше отвези меня домой. Снег пошел.

В машине он думал обо всем этом. Наверняка вопрос просто глупый, но если ответить неправильно, Рейчел откажет. Кэролл и сам не понимал до конца, хочет ли дать правильный ответ — даже если бы знал, какой правильный.

— Я люблю тебя, Рейчел, — сказал он сквозь спазм в горле. Было слышно, как снег, легкий, словно перья, ложится на крышу и ветровое стекло. Дорога под лучами фар стелилась белой твердой полоской, будто пирожное из морозильника, и в снежных сумерках лицо Рейчел имело красивый зеленоватый оттенок. — Давай в любом случае поженимся, а? Я не знаю, что я по-твоему должен выбрать.

— Нет.

— Почему нет? — они уже подъехали к ферме, Кэролл повернул на дорожку и остановился.

— Кэролл, у тебя до сих пор была хорошая жизнь, да? — спросила она.

— Не жалуюсь, — буркнул он.

— Ты находил монетки на тротуаре?

— Да, бывало.

— Как они лежали, орлом или решкой?

— Чаще орлом.

— И с оценками у тебя всё в порядке?

— Обычно получаю «отлично» или «хорошо».

— У тебя были трудности с учебой? Ты хоть раз разбивал зеркало? Если ты терял что-нибудь, то потом находил?

— Это что, собеседование?

Рейчел смотрела прямо на него. Трудно было понять выражение ее лица — казалось, она почти отчаялась что-то объяснить.

— Ты когда-нибудь ломал руку или ногу? Попадал в пробку в самый неподходящий момент?

— Ладно, ладно, — щелкнул пальцами Кэролл, — у меня все всегда было легко и просто. И я всегда получал к Рождеству все, что хотел. А теперь я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, и, конечно, ты скажешь «да».

Он потянулся к ней и обнял. Хрупкая и упрямая, она уткнувшись лицом в его куртку.

— Рейчел…

— Мама сказала, мне не надо выходить за тебя. Она говорит, я тебя совсем не знаю, а на самом деле ты никчемный человек, потому что ни разу не терял ничего по-настоящему важного. Ты не подходишь для такой семьи, как наша.

— Тоже мне, предсказательница с деревянной ногой.

— Мама знает, что такое потери, — Рейчел оттолкнула его. — Она говорит, будет больно, но я переживу.

— А твоя жизнь что, была очень трудной? Нос у тебя на месте, ноги тоже. Сама-то ты в потерях много понимаешь?

— Я не все тебе рассказала, — Рейчел выскользнула из машины. — Ты не все знаешь обо мне.

И захлопнула дверь. Кэролл смотрел, как она переходит дорогу и взбирается на холм, в снежную пелену.

Всю следующую неделю Кэролл проболел. Отопление в квартире не работало, от простуды он стал совсем вялым и слабым. Думал пойти в библиотеку, чтобы побыть в тепле, но вместо этого лежал под пледом миссис Рукк, надеясь увидеть во сне Рейчел. Снилось, как на него набрасываются собаки или как он тонет в черном пруду.

Кэролл лежал в темной комнате под тяжелым ало-васильковым пледом и в часы бодрствования вел долгие мысленные разговоры с Рейчел — о любви и воде. Рассказывал ей о разных случаях из детства, иногда она вроде бы даже слушала. Спрашивал ее о ребенке, и она сказала, что если это будет девочка, назовет ее Эллен. В среду Кэролл померил температуру — жар под сорок, — и забрался обратно в постель.

Проснувшись в четверг утром, он увидел на пледе короткие черные волоски. Видимо, начались галлюцинации, решил Кэролл. Он вновь заснул, во сне его пришел навестить мистер Рукк, обернувшийся черным лабрадором. На морде красовался пластмассовый нос комика Гручо Маркса. Они с Кэроллом стояли у круглого озера на третьем этаже библиотеки.

— Мы с тобой очень похожи, Кэролл, — сказал лабрадор.

— Наверно, — сказал Кэролл.

— Нет, правда, — настаивал лабрадор. Он уперся мордой в ногу Кэролла и смотрел ему в лицо. — Мы во всем умеем найти хорошие стороны. Частенько приходится, сам знаешь.

— Рейчел меня больше не любит. Никому я не нужен, — Кэролл почесал мистера Рукка за ухом.

— Разве так ищут хорошие стороны? Почеши чуть правее. Рейчел сейчас нелегко приходится, как и матери. С ней нужно терпение.

— А вы бы что выбрали, — спросил Кэролл, — любовь или воду?

— Кто говорит, что обязательно нужно выбирать? Ты сказал, что выбираешь воду, но есть хорошая вода, а есть плохая. Ты об этом подумал? — спросил лабрадор. — У меня к тебе другой вопрос, гораздо лучше. Ты хорошая собака или плохая?

— Хорошая! Хорошая собака! — закричал Кэролл и проснулся.

Утром он позвонил на ферму, трубку взяла Рейчел.

— Это Кэролл. Я сейчас приеду поговорить с тобой.

Но он никого не застал. Нераспроданные новогодние елки, высокие и нескладные, будто тощие зеленые гуси, вызывали тоску по дому. На дорожке таяли комочки слипшегося снега, похожие на мелкие белые цветы. Сарай был пуст; Кэролл надеялся, что миссис Рукк повела собак на прогулку к пруду.