И тут она улыбнулась.

Точно солнце вышло из-за туч. Впрочем, какое солнце ночью! Хотя – ее свет был раз в шестьдесят ярче, чем самая ослепительная вспышка, какую вам доводилось видеть; проулок стал ослепительно-белым, и я зажмурил глаза, чтобы они не выгорели прямо в глазницах. И одновременно произошло много всякого.

Дождь перестал. Тяжесть с моей груди исчезла. Я снова смог пошевелить руками. Свет, на который поначалу больно было смотреть, превратился в мягкое сияние, зеленоватое с розовыми переливами. Птицы на коньках крыш запели. Воздух наполнился цветочным ароматом – пожалуй, самое диковинное происшествие для этого закоулка, где запах мочи перебивал все остальные.

Кто-то положил ладонь мне на щеку и произнес:

– Все в порядке, милый. Они уже ушли.

Что ж… Я открыл глаза. Либо, когда я ударился башкой об асфальт, у меня поехала крыша, либо Тор утаил от меня кое-какие ключевые детали. Вот он, Тор, легок на помине. Вид у него почему-то смущенный, оробевший. Санни наклонилась ко мне, стоя на коленях в грязи. Июньская небесная лазурь ее платья, белые птички – ее босые ступни. Ее волосы, щекочущие мне лицо, – по цвету точно сахар-рафинад. Хорошо еще, что она не в моем вкусе – вот бы влип… Она улыбнулась мне, лучезарная, как летний день, и лицо Артура угрожающе побагровело. А Санни окликнула меня тихонько:

– Ловкий… Ты как?

Я потер глаза.

– Да вроде нормально. Что случилось со Сколем и Хати?

– С этими двумя парнями? – переспросила она. – Ой, они здесь совсем ни к чему. Я послала их назад, в Тень.

Теперь уже Артур разинул от удивления рот.

– Откуда ты знаешь о Тени?

– Ох, Артур, дурашка! – Санни легко вскочила на ноги и поцеловала Тора в нос. – Неужели я могла так долго здесь прожить и не догадаться, что я не похожа на других… – Она покосилась на всполохи в небе. – Северное сияние! – радостно объявила она. – Надо его здесь почаще устраивать. Но вам, Артур и Лес, я от всего сердца признательна, – продолжала Санни. – Вы меня оберегали… Спасибо вам. Если бы судьба сложилась иначе, если бы мы не принадлежали столь разным стихиям, мы с тобой, Артур, могли бы… ну, понимаешь…

Артур зарделся – надо же, покраснел еще сильнее.

– А что вы теперь будете делать? – спросила Санни. – Наверное, на какое-то время мы в безопасности. Но теперь Хаос о нас знает. А Тень если уж что затеяла, не отступается…

Я призадумался. И не впустую:

– Санни, ты никогда не думала о сцене? Я могу пристроить тебя в мою группу…

Интересно, голос у нее есть? Почти все небесные сферы дружат с музыкой, и вообще, она даже молча озарит своим присутствием зал… на световые эффекты тратиться не придется…

Она улыбнулась своей мегаваттной улыбкой.

– А Артур тоже играет в твоей группе?

Я поглядел на него:

– Да пусть играет. Для ударника всегда место найдется.

Если рассудить, нам пора на гастроли. Выезжаем немедленно. Новые лица, новый состав, новые места…

– Здорово! – воскликнула Санни. Ее лицо зарделось. Артур глазел на нее, как прихворнувший щенок. Я вновь поблагодарил судьбу за то, что сроду не был романтичен. Попытался вообразить, что из этого выйдет: богиня солнца и бог грома каждый вечер вместе выходят на сцену…

А что, вполне себе представляю. «Лесов ПоЖарр» возобновляет концертную деятельность! Из облаков вместо дождя сыплются рыбы, северное сияние на экваторе, ураганы, затмения, вспышки на Солнце, наводнения в пустыне… И молнии. Стаи молний! Конечно, немножко небезопасно…

Но это будет супершоу!

Истина – пещера в черных горах[31]

Вы спрашиваете, смогу ли я себя простить? Я готов простить себе многое: то, что оставил его, то, что сделал. Но никогда не прощу себе тот год, когда ненавидел собственную дочь, думая, что она сбежала – скорее всего в город. Весь год я запрещал произносить ее имя, а если и упоминал его в молитвах, то лишь ради того, чтобы однажды она осознала, что натворила, какой позор навлекла на мою семью, и чтобы ей стало стыдно за выплаканные матерью глаза.

Я ненавижу себя за это, и ничто не может утишить мою ненависть, даже то, что случилось этой ночью на горном склоне.

Я провел в поисках без малого десять лет, хотя след давно остыл. Я мог бы сказать, что нашел его случайно, вот только я не верю в случай. Если идти по тропинке, рано или поздно доберешься до пещеры.

Но это случилось позже. Вначале была долина на большой земле, где посреди луга у журчащего ручейка белел дом, словно облачко в зелени травы и едва начавшего багроветь вереска.

Перед домом стоял мальчишка, собирал с боярышника клочья овечьей шерсти. Он не видел, как я подошел, и не поднял глаз, покуда я не сказал:

– Я тоже когда-то собирал пух с колючек. Мама его мыла, а потом делала для меня разные штуки. Мячик, куклу…

Мальчик обернулся. Вид у него был изумленный, будто я возник из ниоткуда. Это было не так: я прошел много миль, и мне оставалось пройти куда больше.

– Я тихо хожу, – пояснил я. – Это дом Калума Макиннеса?

Мальчик кивнул, выпрямился в полный рост – пальца на два выше моего – и сказал:

– Я и есть Калум Макиннес.

– А есть еще кто, кого так зовут? Калум Макиннес, которого я ищу, – взрослый мужчина.

Мальчишка ничего не ответил, он молча выпутывал толстый ком шерсти из цепких колючек.

– Может, это твой отец? – продолжил я. – Может, его тоже зовут Калум Макиннес?

Мальчик пристально посмотрел на меня.

– Кто ты такой?

– Хоть и мал ростом, я такой же человек, как и ты, – ответил я. – И я пришел повидаться с Калумом Макиннесом.

– Зачем? – Мальчик поколебался. – И почему ты такой маленький?

– Хочу кое-что спросить у твоего отца. Мужской разговор, – ответил я и заметил, что в уголках его рта прячется улыбка. – Не так уж плохо быть маленьким, Калум. Однажды ночью в мою дверь постучали Кэмпбеллы, целый отряд, двенадцать человек с ножами и дубинами, и потребовали, чтобы моя жена, Мораг, выдала меня, они пришли убить меня из мести за какую-то надуманную обиду. А она сказала: «Молодой Джонни, беги на дальний луг, скажи отцу, пусть возвращается, скажи, я за ним послала». И на глазах у Кэмпбеллов мальчик выбежал за дверь. Они знали, что я очень опасный человек. Но никто не сказал им, что я маленький, а если и сказал, они не поверили.

– Мальчик тебя позвал? – спросил Калум.

– Это был не мальчик, – сказал я, – а я сам, вот кто. Я вышел за дверь и был таков.

Калум рассмеялся:

– А почему Кэмпбеллы на тебя охотились?

– По недоразумению. Они считали, что коровы принадлежат им. А я считал, что их право собственности закончилось в ночь, когда коровы ушли со мной за холмы.

– Подожди тут, – сказал юный Макиннес.

Я сел недалеко от ручья и стал рассматривать дом. Немаленький был дом, больше похожий на жилье лекаря или законника, а не того, кто промышляет разбоем. На земле валялись камешки, я собрал их в кучу и принялся бросать в ручей. У меня меткий глаз, и мне нравилось издали попадать в цель. Я забросил сто камней, когда мальчик наконец вернулся в сопровождении высокого мужчины с пружинистой походкой. Волосы с проседью, лицо удлиненное, похоже на волчью морду. Я знал, что в тех холмах волки давно не водились, и медведи тоже.

– Доброго вам дня, – сказал я.

Он ничего не ответил, только глянул на меня. Я привык к таким взглядам.

– Я ищу Калума Макиннеса. Если это вы, так и скажите. Если не вы – не тяните, я пойду своей дорогой.

– Какое у вас к нему дело?

– Хочу нанять его в проводники.

– А куда вас надо вести?

Я уставился на него.

– Так просто и не скажешь… Многие не верят, что такое место существует. На Туманном острове есть пещера.

Он помолчал. Потом сказал: –Калум, иди в дом.